СЕРБИЯ
Остров Видо
Остров Видо – в Ионическом море. “Сербским Иерусалимом” назвал этот кусочек земли митрополит Димитрий в 1918 году. “Островом смерти” прозвали
его сербские солдаты. И тот, и другие были правы. В 1918 году здесь приняли крестную муку тысячи сербов, неумершие, но воскресшие в памяти православного народа. Сюда, на греческий остров, свозили тяжелораненых солдат, потерпевших в Албании поражение от
турецкого нашествия и вынужденных оставить Сербию врагу. Здесь они умирали, и смерть принимали достойно. Они знали за что умирают. С той поры прошло 80 лет, уже забылась I мировая война и подвиг сербов в борьбе с турецкими захватчиками. Но глядя на то,
что происходит сейчас в Косово, думаешь: а ведь ничего не изменилось. Проходят века, а сербы все также несут крестную ношу, окруженные со всех сторон ненавистниками православия.
Еще живы свидетели тех событий, как доктор
Наум Джорджевич, полковник санитарной службы в отставке. Остались и документы, записанные воспоминания. Вот несколько выдержек из них.
Больные и раненые сербские воины, которых привозили на остров Керкиору, выстраивались в шеренгу. Офицеры санитарной службы подходили к каждому их них и, если считали, что спасения нет, отправляли на соседний маленький островок Видо. Первыми, кто высадился на Видо, были еще совсем мальчишки – около двух тысяч человек, привезенных сюда на корабле “Кордова” из Фиеры (Албания) 31 января 1916 года.
Французский генерал Пиярон де Мондезир написал в своей книге “Албанская голгофа”: “Тяжело было смотреть на их изнуренные лица, лихорадочно блестящие глаза... От всего их вида исходил смертельный холод. Несчастные сербы вылезали из баркасов, поддерживаемые моряками или санитарами, с трудом поднимались наверх, опираясь на стволы ружей, и там обессиленные падали на землю, почти без сознания. От тех, кто едва шевелился, отделяли тех, кто еще мог выжить”.
В то время на всем острове могло быть не более 6-7 тысяч человек, а каждый день умирали свыше 150. Сегодня здесь вырос сосновый лес, а тогда не было ни одного дерева. Остров Видо, который называли еще змеиным островом, был мал, чтобы вместить все сербские могилы. Сначала умерших сносили на импровизированное кладбище, которое было устроено на ступенчатых выступах, и закапывали по двадцать человек в твердокаменистую землю. Братские могилы копали французы, мертвых в них укладывали сербы.
* * *
Один французский врач послал в парижскую газету “Иллюстрасьон” взволнованное письмо с описанием того, что он видит вокруг себя каждый день. Он писал: “Они одеты в грязные лохмотья, из которых торчат кости. На некоторых только нижнее белье, которое прикрывают разодранные шинели... Наши санитары подходят к каждому из этих несчастных, пытаясь хоть как-то облегчить их страдания. Поят молоком из ложки, обмывают раны, которые вместо бинтов прикрыты обрывками газет, которые привязаны веревками”.
* * *
“Голубой гробницей” называли сербы Ионическое море. “Их погружали в море в мешках с чугунными гирями, чтобы они как можно быстрее достигли дна. Когда со временем количество трупов стало все более и более увеличиваться, а гири кончились, мешки наполнялись камнями, которых, как и трупов, было сколько угодно. Когда и мешков не стало, мертвым связывали ноги бечевкой и привязывали к ней камень. Когда же кончилась и бечевка, их просто сбрасывали в море. Но они не тонули. Целый месяц волны прибивали тела к берегу. Греческие крестьяне в ужасе не смели приблизиться к своим маслиновым рощам, расположенным близ моря”, – об этом рассказывали те, кому суждено было выжить в этом кошмаре.
Сколько сербских солдат умерло на острове Видо, сколько их ушло в “Голубую гробницу” – сказать трудно. Официально называется цифра 5.800, однако нельзя сказать, что она точная. Считается, что только в море были сброшены почти 11 тысяч умерших страдальцев...
* * *
Двадцать лет тому назад правительство Саудовской Аравии изъявило желание взять остров Видо в аренду на десять лет и открыть там игорный бизнес. Вся Керкира поднялась тогда на ноги. Начались манифестации протеста. Среди транспарантов, с которыми люди выходили на улицу, можно было увидеть надписи: “Не дадим сербские могилы”.
* * *
“Такой народ невозможно победить”, – говорил тогда кайзер Вильгельм Второй, не зная, конечно, о случае Милана Гвозденовича, которому в то время было 22 года, и на Керкиру он был доставлен, веся всего 40 кг, чтобы там упокоиться, потому что никаких перспектив выжить у него не было. Когда боевые товарищи укладывали его на носилки и провожали туда, откуда почти никто не вернулся, они пели ему на прощание песню о Мораве... Паренек из Шумадии больше не боялся смерти, а годами позже, пережив этот страшный период, он показывал посетителям острова Видо тот камень, возле которого лежал, дожидаясь смерти.
“Я чувствовал, как смерть подступает ко мне все ближе. Где я, кто я – мне было уже все равно. Но какая-то сила не позволила мне покориться смерти. Я скатился в море, а плавать не умел. С помощью какого-то куска дерева, который оказался поблизости, добрался до Керкиры. Увидел людей, но греческого языка не понимал. Как мог, мимикой и жестами объяснил им, что хочу пить”, – вспоминал Милан Гвозденович. Удивительно, но он тогда выжил и, поправившись, в битве при Гоничеве получил Звезду Карагеоргия.
* * *
“Много судеб всплывает в памяти... Вот одна из них. Речь идет о подпоручике санитарной службы, студенте медицины Велимировиче, имя которого так никто и не знает. Во время перехода через Албанию, в холодный, вьюжный день подпоручик Велимирович заметил на узкой тропе, по которой продвигалась колонна, труп солдата. Нагнулся, чтобы оттащить в сторону, и сам повалился на землю, как подкошенный, когда узнал в нем своего младшего брата, которому было всего 16 лет.
Или вот вспоминается... В селение Гувья был доставлен рядовой, у которого, кроме куска хлеба, с собой ничего не было. Увидев недалеко от себя две детские головки, высунувшиеся из корзин, навьюченных на осла, он подошел к детям и дал им последнее, что у него было.
Командир 19 полка Шумадийской дивизии, подполковник Доброслав Миленкович, наблюдавший за тем, как солдат отдает последний хлеб детям, приказал ему забрать хлеб обратно. При этом не сказал, что это его дети. “Разрешите вас ослушаться, – категорически возразил тот. – Я солдат, и мне умереть положено, а дети должны жить”.
Подготовил Радивое Петрович.
| назад |
| вперед |  |
