ПАЛОМНИЧЕСТВО (начало в №№ 342-345)
Вычегодские берега Прощание с Суходолом Из дневника М.Сизова: Отправляясь из Сыктывкара в путешествие к мощам св.Димитрия, мы думали, что паломничество наше закончится в Цилибе. Но вот и Цилибинский холм позади, мы уже в Суходоле – в 18 километрах вниз по Вычегде, – а все как бы едем и едем к св.Димитрию. Дело в том, что цилибинские жители рассеялись по свету, покинув свою «неперспективную» деревню, много их оказалось и в Суходоле-Ошлапье. Что они вспоминают? Святого Димитрия народ почитал и после революции, неизменно брал песочек с его могилы. «Помню, поднимаемся с мамой на холм, а церковь белая, вся в солнце, народу столько собралось, лошадей-то стоит! – рассказывает Софья Федоровна Мясникова. – Сначала идем в часовню к святому Димитрию, потом в храм. В часовню эту мы не только в праздники, а и в будни ходили, пока где-то между 30-40-и годами ее не перевезли через ручей и не переделали в клуб для Дома инвалидов. После того, как священника нашего расстреляли (куда-то за Козьмино увозили), церковь стояла под замком. А ключи хранились у Павла Петровича Кузнецова, кладовщика. Никому он их не отдавал, поэтому как-то все не могли церковь у верующих отобрать. Долго она стояла под ключом – с иконами, со всем необходимым для богослужения, и никто ее не трогал. Я уже в школе училась, когда учительница сказала нам: «Дети, у кого есть ненужные ключи, несите, будем подбирать к замку церкви». Я, конечно, ключей не понесла и вообще в этом не стала участвовать – родители запретили, сказали, беда будет. Учителей, кстати, кто-то опередил: храм открыли и иконы стали разбирать по домам, мама моя тоже принесла домой икону Богородицы. Потом уже другие приходили и от иконостаса отламывали резные виноградные гроздья – детям на игрушки. А святой Димитрий никогда нас не оставлял. Помню, у сельчанина нашего, Ивана Григорьевича Иевлева, жена сильно заболела. Очень они молились Димитрию. И вот кому-то из них сон снится. Явился старичок, в руке мешочек держит, говорит: «Съешь соль и выздоровеешь». Наутро женщина встала совершенно здоровой. А к чему тут соль, я не знаю. Может, за то их Господь помиловал, что хлебнули они горя, жизнь-то не сладкой была... Обращался к Димитрию и председатель колхоза из Козьмино, когда у него ноги загноились. И тоже вылечился». Деревня Цилиба просуществовала вплоть до 80-х годов, пока не сгорел инвалидный дом – тот самый, для которого из часовни клуб сделали. Как вспоминают, событие это «потрясло мировую общественность» – о нем сообщила на весь свет радиостанция «Голос Америки». Наверное, «вражеский голос» привлек тот факт, что во время пожара сгорело несколько стариков. Вот, мол, ваша советская действительность, как вы своих стариков бережете. Хотя, утверждают бывшие цилибинцы, советская власть была ни при чем – жертвы пожара сами полезли в огонь, спасая припрятанные сбережения. Как бы там ни было, с закрытием инвалидного дома закрыли в Цилибе и пекарню, электричество отключили – вот тогда и наступил конец деревне. – Один храм от всей Цилибы остался, – вздыхает Борис Иванович Успасских, – стоит одинешенек, и все время там дождь идет. Храм-то на высоком холме, крестом тучи задевает, поэтому там дождь, а у нас, в Суходоле, сухо. Пожилая чета Успасских – последние, к кому мы решили наведаться перед отъездом. Живут они на Бору, на отшибе от остального села, среди вековых сосен. Фамилия их происходит, скорее всего, от названия деревеньки Успаса, которая была тут неподалеку и тоже стерта с лица земли, как и Цилиба. Мы расспрашиваем хозяев о судьбе местных священников, но они мало что знают: увезли, мол, и слыхом не слыхать. Зато о колдунах нашлось что рассказать. – В Мысу был колдун, – вспоминает Полина Михайловна, – посватался он к одной женщине. Та ему отказала, а он вот что устроил – корову ейную заворожил. Хозяйка корову ищет и никак не найдет. Что делать? Пошла она со своей бедой к одному дядьке, который тоже колдовал. Тот говорит: надо взять девочку и поясок, они и помогут. Пригласили девочку Дуню (она мне все это и рассказывала), и повела она их куда глаза глядят. Пришли в лес, глядят: корова вокруг дерева ходит, остановиться не может. Вот девочке поясок повязали, и буренка-то пошла за ней, повели этак ее в деревню. Тут вдруг поясок развязался – и корова обратно повернула, бегом к той березе... – А еще был у нас колдун, – вмешался муж, – так он, бывало, оглобли у телеги свяжет и так, без лошади, едет. – Неужто сама телега ехала?! – ужаснулась хозяйка. – Точно говорю, – подмигнул нам старик, – а звали того колдуна Емелей! – Ну тебя, старого болтуна, – смутилась рассказчица. – А не ваш ли родственник храм в Урдоме строит? – перевожу я тему разговора. – Племянничек мой... Старики умрут, и вся жизнь в Урдому переместится, – вздыхает Борис Иванович. – Молодежь уже сейчас туда переезжает. И будет в Суходоле, как в Цилибе. – Типун тебе на язык, – возразила хозяйка. Из дневника И.Иванова:«Я вас провожу! – вызвалась Полина Михайловна и, переваливаясь, пошла впереди нас, – здесь есть короткая дорожка к церкви, без меня вам не найти»... Прошли двором, возле колодца остановились. Колодец здесь, как и по всей нижней Вычегде, сделан старинным способом, дошедшим до нас, должно быть, еще от времен Стефана: издали такой колодец напоминает большой пень с выгнившей сердцевиной. Обычное ведро в такой колодец не влезет – суют специальные деревянные бадьи, выдолбленные из колоды. «У нас самая вкусная в селе вода, вот попробуйте». Попробовали, вкусная вода. Отправились дальше, миновали ручей, поднялись из ложбинки и... «А где же?.. – Полина Михайловна беспомощно выискивала в густой траве след. – Нету... Заросла! А в прошлом году какая тропа была...» – изумленно заключила она. Еще потоптались на месте: – Что ж, придется вам прямиком, через луг... ...Босиком, по мягкой траве, едва заметными стежками от двора к двору – и вот я возле храма на берегу Вычегды и мысленно прощаюсь с рекой. Спасибо тебе: ты вела нас по этой благословенной земле, поила своими прохладными водами, знакомила с прекрасными людьми, с большинством из которых, скорей всего, нам никогда уже не свидеться на этой земле...Ты наполнила и наши души... И река словно отвечала мне теплой материнской рукой – бархатистым ветерком – трепля мои пересохшие и выгоревшие волосы. Шорох березы, распустившей косы у берега, суета стрижей у берега – все вокруг говорило душе о чем-то. В поднебесье чертил перистую полосу далекий бомбардировщик, и задумчивый реактивный звук создавал объем, поднимал и без того высокое небо. А откуда-то издалека, из-за синей кромки лесов, выпучивались облака и, напояясь у неба легкостью, горстями возносились ввысь, пытаясь образовать купол, замкнуть пространство. И еще выше – если, глядя на солнце, прищуриться сильно-сильно, как в детстве, станет яснее ясного, что над всем миром, над куполом облаков – сияет золотой равноконечный крест. К нему-то и устремлена душа во всякий миг своего странствования по земле. И Суходол, прощай. Здесь под Богом рождались, жили и умирали поколения христиан. Теперь река вымывает на кладбище их кости. Что с того, что храм, где когда-то их крестили, свербит на берегу без креста – рукотворная красота – все-таки она ненадолго переживает человека. И корни этой березы скоро подмоют речные струи, она накренится над гладью воды и какой-нибудь теплой майской ночью с плеском, выворачивая пласты, упадет... И река когда-нибудь изменит русло – говорят же старики, что Суходол окажется на другой стороне Вычегды. Чайки улетят в жаркие страны, пожухнет радостная сегодня трава, наступит осень, и кончится наш двадцатый век. «Род приходит, и род уходит, а земля пребывает во веки». Но и тут шатко. Потому что когда-нибудь истощится и век веков. Как ни старайся, не удержать красоты. Есть только один путь среди этого вечного круговорота сохранить то, что дорого: найти всему свое имя и вобрать в душу, ибо только душа человеческая бессмертна; и уже Бог, как сказал мудрец Екклесиаст, Сам воззовет прошедшее.
Конец паломничества М.С.:Не доезжая полутора километров до Урдомы, у поселка Песочный, остановились мы как вкопанные: меж деревьев блеснул купол храма, и впрямь золотой. К шлагбауму кто-то из рабочих-шутников подвесил на проволоке кирпич, так что пришлось проникать на стройплощадку в обход. Кряхтя, перетаскиваем велосипеды через бетонное ограждение. И у храма, и у будущего дома священника вовсю идет работа, земля кругом перерыта. Разузнав все о будущем храме, побывав в Урдоме и встретившись с Зинаидой Ивановной – матерью Виктора Успасских, затеявшего и осуществившего эту стройку (обо всем этом был рассказ в № 340 «Веры»), – мы вернулись в Песочный. До поезда еще 10 часов, и мы, расположившись на некоем отдалении от храма, в лесочке, поставили палатку. Вспомнился мне рассказ Зинаиды Ивановны о сыне, почему он решил здесь храм поставить. Я-то ее напрямки спросил, почему в каком-то Песочном, а не в самой Урдоме этакая красота воздвигается. Где здесь смысл и целесообразность? Этакие деньги вбухать... По мне так лучше в Котласе или вообще в Архангельске его надо было строить – где народу больше. Ведь что получается, в каком-то хиреющем поселке храм золотом сияет, а в областном центре кафедральный собор в бывшей кладбищенской церкви ютится. «Что мне сказать, – просто ответила пожилая женщина, – ведь здесь Витя родился, детство прошло. Он для Бога храм строит, а не для населения. Говорит, будет храм, будут и люди, хоть поселок сохранится, не закроют его. Из Песочного ведь люди уезжают...» И то верно. Сколько таких примеров в нашей истории: сначала церковь ставили, а потом уже люди вокруг селились. Так было и при святом Димитрии – ведь на Цилибинской горке никто не жил, когда он пришел. Так и при Стефане Пермском было. * * * Игорь приспособил свой велосипед под самокат: одна нога на педали, а другой от земли отталкивается. Вот ведь совпадение! Все, конец паломничеству, едем на вокзал – и тут окончательно ломается велосипед у Игоря. С полдороги держался он буквально на одном волоске: есть два таких тонких, будто волоски, усика внутри каретки, без них педали прокручиваются, не едет велосипед. «Волосок» порвался в километре от вокзала, когда наше путешествие фактически закончилось. К поезду успели вовремя. Тронулся состав, и я сразу же к окошку приник: интересно, виден храм с железной дороги? Проехали Песочный, но золотыми куполами так и не удалось полюбоваться – скрыты они за соснами. Жаль... Что ж, не я, так Игорь еще полюбуется храмом, когда приедет сюда на освящение... Эпилог И.И.: Недавно мне приснился сон, что ко мне домой пришел наш Святейший Патриарх Алексий. Только не в ту квартиру, где я теперь живу, а в ту, в которой жил я в далеком детстве. С ним была, конечно, свита из многочисленных иподьяконов в блистающих одеждах и довольно-таки бесцеремонных фоторепортеров, но нам как-то удалось найти свободный уголок и присесть поговорить. Точнее, это я говорил, а он слушал. Я вспоминаю сейчас, о чем говорил. Сокрушался, что нас, народу на Севере, да и вообще по России, стало страшно мало, и становится год от года все меньше – вымираем от беспробудной пьянки и безнадеги. Что нужно что-то делать, как-то спасать народ – потому что Бог-Господь не может терпеть пустоты в благословенных Им местах, и если мы не хотим или не можем возделывать и обихаживать Его землю, придут другие... Но этой горячечной ноте я проснулся и долго, глядя в темноту за окном, думал. Странный сон. Хотя чего тут странного? То, что я пытался объяснить Святейшему, – тема многих тягостных моих размышлений последних лет. Да и не только моих, наверное. В суете дней острота притупится было, но попадешь очередной раз в глубинку, и в будний день не сможешь найти ни одного трезвого на деревенской улице – снова душа заноет. А то, почему с этой своей болью я обратился к Патриарху – пусть и во сне – совсем не удивило. К кому еще в нашей стране, к какому такому человеку там, «наверху», можно сегодня обратиться? Вот уже два месяца минуло, как мне довелось сопровождать Святейшего в поездке в глухую архангельскую глубинку – но все не могу забыть слова русского предпринимателя, а ныне иностранца – строителя храма в п.Урдома Виктора Успасских, – обращенные им к Святейшему. «Ваше Святейшество, спасайте Россию!» – воскликнул он, и ни у кого, мне кажется, не возникло вопроса, от чего спасать, почему именно Патриарх. * * * Нет ничего рисковее зависимости от нашего чиновничества. С десяток раз я звонил в «Севергазпром» – нашим попечителям, – согласовал все детали полета на торжества в Урдому на арендованном ими вертолете, а вот чиновнику, отвечающему за выдачу пропусков в аэропорт, позвонить чуть не забыл. Собственно, о корреспонденте «Веры» этому чиновнику сообщали, и не раз, но утром на подходе к аэропорту, когда я пытался пройти сквозь милицейское оцепление, мою фамилию с трудом отыскали вписанную от руки кривым почерком – видно, в последний момент. И не было бы этого Эпилога, осталась бы незакрытой последняя страница нашего летнего паломничества. Да, этот последний день – 14 августа – оказался отделен во времени, но смыслом неразрывен с нашим паломничеством. Так будни находят свой смысл в выходных, Великий пост – в пасхальном торжестве. В Урдоме ждали приезда Святейшего Патриарха, чтобы он освятил построенный в Песочном храм. Не припомню, чтобы Первосвятитель когда-либо приезжал на торжества в такую глубинку вот так, без заезда в епархиальный центр. А тут, как потом выяснилось, и вообще все было под вопросом: перед самой поездкой его уложили в больницу – ни о каком планировавшемся трехдневном пастырском визите на Север не может быть и речи, отрезают врачи. Пробиться через синодальное чиновничество к Патриарху в такие дни ничуть не проще, чем через чиновников государственных. Но Виктор Успасских все-таки добивается согласия врачей отпустить Святейшего на день, срочно арендует в авиакомпании «Россия» на этот день самолет, и вот – с трапа Ту-134 в Сыктывкаре сходит Патриарх Алексий – и почти сразу направляется к вертолетам: в Урдоме, за полторы сотни километров отсюда уже ждут люди, в их числе архиереи, областное начальство... Этот ничем прежде не примечательный поселок, построенный сталинскими зеками в отдаленном Ленском районе Архангельской области пусть на один день, но воистину стал духовным средоточием Севера. * * * Первые впечатления после прилета в Урдому – яркое солнце над мокрой землей. Судя по
размерам луж на обочинах – кажется, дождь лил здесь Не впервые приходится мне присутствовать на разных мероприятиях с участием Патриарха под открытым небом – и история раз за разом повторяется: прекращается дождь или пурга, и в просвет облаков вместе с лучами солнца точно ангелы заглядывают: как там, на земле, свято ли? И ровно столько это чудо продолжается, чтобы под отверстым небом совершилось действо – и снова затягивает, едва только Святейший скрывается под крышей. Люди неверующие пожимают плечами: надо же, какое совпадение – повезло. Между тем в Урдоме приготовились к разным сценариям. Перед самым входом в храм соорудили не только помост для совершения литургии, но и крышу над этим помостом. Освящение храма начинается, переходит в литургию, а я время от времени поглядываю в небо, по которому с севера тучи ползут, точно сливы, – одна другой наливнее, спелее – вот-вот брызнет дождь. Посматривают на небо время от времени и люди, стоящие перед храмом, и делают прогнозы: начнется или нет? Наконец, когда звучит «святая – святым», начинает сеять дождь, и рядом стоящая старушка в платочке говорит сама себе: ну вот, Господь благословил Духом, слава Богу! Нет, нас, православных, не сломишь! Раскрываются зонтики, но дождь, побрызгав, перестает. Вскоре после причащения детишек начинается зрелище, приятное местному люду во всех отношениях: награждения и поздравления. Грамоты и ордена вручаются руководителям строительства, начальству местной газокомпрессорной станции, руководителям «Севергазпрома», архитектору и всем иным прочим. «Эй, смотри-ка, нашего-то награждают, никак орден! То-то он сегодня вырядился...» – слышу: шепчет кто-то рядом. * * * Вот он, тот самый храм, что видели мы перед нашим «Я рад был сегодня посетить этот далекий от Москвы северный поселок, который начинал свое бытие с трагической страницы, когда ссыльных и заключенных посылали сюда для строительства железной дороги...– обратился к пришедшим на освящение Казанского храма Святейший Патриарх. – Пролетая сюда, в Урдому, мы видели огромные просторы северной тайги. Сколько богатства! Но главное богатство России – это люди. Люди добрые, терпеливые, отзывчивые, которые с терпением переносят трудности... От вклада каждого зависит будущее России, будущее нашего народа. Будем же трудиться, будем верить, что XXI век для нашей Родины будет более благоприятным, будем надеяться, что те разделения, которые сопутствуют нам сегодня, уйдут вместе с ХХ трагическим веком. И дай Бог, чтобы каждый из вас в этом святом храме находил бы утешение, черпал бы духовные силы нести жизненный крест...» * * * Под торжественный обед арендовано было, кажется, единственное в Урдоме кафе – здесь во время строительства храма питались рабочие, а теперь разместилось человек триста. Недалеко от нас сидят старушки в платочках – из тех, что поют в православных храмах на «Отче наш». Вид у них совсем неторжественный, одежда скромная, манеры осторожно-стеснительные – но, честное слово, их присутствие за этим праздничным столом больше всего греет сердце. Такое можно увидеть, пожалуй, только на пасхальной совместной трапезе – но так, чтоб за одним столом с Патриархом, архиереями, областным руководством, кандидатами в президенты Литвы... Без них, этих скромных платочков, не было бы сегодняшнего торжества, это они сохранили нашу веру в лихолетье... * * * Вертолет поднимается над поселком, делает прощальный завиток в небе и берет курс на Сыктывкар. В кресле рядом сидит молодой семинарист – сегодня он прислуживал Святейшему за литургией. Растолковываю ему цвета проплывающей внизу пармы: вот этот, иссиня-зеленый – ельник, нежно-зеленый – это мурава на сухом болоте, а вон словно спички разбросаны в беспорядке – это вырубки... – Какой простор! – восхищается семинарист, – от природы в городе, особенно в Москве, совсем отвыкаешь. А ведь это творение Божие... Но я лишь вполуха через грохот пропеллера слушаю его, думаю о другом. Все мысли – о паломнических дорогах следующего лета... КОНЕЦ, И БОГУ СЛАВА!
На глав. страницу.Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив. Почта |
целую неделю. Спрашиваю. Так и есть: распогодилось только сегодня.
По небу еще плывут кой-где суровые клочья туч, пахнет сыростью. Вёдру этому все хоть и рады, но не сильно удивлены – все-таки Патриарх приехал!
отъездом: теперь он побелен, сверкают золотом купола, вокруг чугунный витой забор, заасфальтирована стоянка. Словом, успели по полной программе. Отошел чуть – глядь, на месте, где мы месяц назад с Михаилом трапезничали, вырыт
огромный котлован, стоит бетонная дамба, и понемногу уже начал наполняться водой пруд. Но главное – люди! Празднично одетые – я никогда бы не подумал, что в Урдоме и прилегающих селениях так много красивых чисто русской красотой людей, есть даже
своеобычный тип местных красавиц – тонколицые, стройные. Вон кто-то крестится левой рукой, а большинство вообще – никак. Видно, что богослужение для большинства – что-то вроде представления. Но ведь это так понятно – первому и единственному на всю округу
действующему храму всего-то день от роду.
