ЧТЕНИЕ
БАБА ЛЮБА В декабре рано темнело, снег еще не выпал, было холодно, дул ветер с дождем. Трамвай еле двигался и, как обычно, в часы пик был переполнен нервными, усталыми людьми. Николай ехал с работы совершенно подавленным: три раза его сегодня вызывали к начальству и все время кричали, приходилось молчать и сдерживать себя. – Следующая остановка «Церковь», – объявил водитель. У Николая мелькнула мысль: «Нужно выйти и успокоиться, если я сейчас приеду домой с таким настроением, опять устрою скандал из-за какого-нибудь пустяка». Он стал протискиваться к выходу, почувствовал, как оторвалась пуговица. «Хорошо, что не рукав», – успокоил себя Николай. Выбравшись из трамвая, намокая под дождливым ветром, Николай побрел к храму. В церкви было тепло, спокойно, уютно и мало народу. Казалось, душа чуть-чуть стала согреваться от зажженных огоньков. А вот и знакомая свечница. «Здравствуй, баба Люба, как здоровье?» – улыбнулся Николай, стараясь быть приветливым. – Да я-то, слава Богу, а вот ты что-то не в себе сегодня... Началась служба. Слушая молитвы, раздражение потихоньку проходило, Николай уже оттаял душой и обсох промокшим телом... Но вдруг хлопнула дверь, и в церковь с шумом ввалился мужчина. Сначала он ходил, шатаясь по храму, кривлялся и движениями передразнивал священника, потом начал чего-то требовать от продавщицы киоска.
– Сейчас он вылетит отсюда, – побледнев, сжав кулаки, Николай направился к мужчине. Но тут ему дорогу преградила баба Люба: – Я сама разберусь, встань на свое место, – велела она. Потом Николай наблюдал, как эта маленькая старушка трясла за рукав странного мужчину. Тот, нагнувшись, слушал, что она шепчет ему на ухо, все время кивал или выпрямлялся и мотал отрицательно головой. Это продолжалось довольно долго. Потом баба Люба заставила его встать на колени и, крестясь, класть земные поклоны, при этом она брала его руку и, как маленькому, помогала дотянуться от плеча до плеча. Уже присмиревшего мужчину она подвела к аналою в центре храма, он несколько раз поцеловал икону, и она с тихими добрыми напутствиями проводила его до дверей. – Прямо цирк какой-то, – усмехнулся Николай. – А ты не смейся, я же видела, ты собирался его ударить и вытолкнуть из церкви! Я же тебя, глупого, от греха спасла! У бабы Любы в глазах дрожали слезы, и видно было, что она жалеет его, Николая: «Ну неужели ты этого не понимаешь?» – Понимаю, спасибо тебе, Любочка, – буркнул Николай и опустил глаза... «ЖУК» Матушка Анна – пожилая, полная, улыбчивая прихожанка. Рассказывая что-нибудь, она всегда воодушевляется: то поднимает глаза к небу, крестясь, и умиленно восклицает: «Слава тебе, Господи!», то глаза ее наполняются слезами, и она шепчет: «Прости меня, Боже!». Я же обычно, увидев ее, задаю один и тот же вопрос: «Как здоровье, Аннушка?» – Да слава Богу! – улыбнувшись, отвечает она или просит: «Помолись обо мне дома». Однажды она что-то рассказывала мне о внучке, но началась служба, и мы оба замолчали. Чуть погодя я заметил, что Аннушка напряженно смотрит на стоявшую впереди женщину. Женщина была незнакомая и ничем особенным не выделялась. Но Аннушка вдруг бросилась прямо к ней. Схватив своей большущей пятерней женщину за молитвенно сложенную кисть руки, она со словами «Как следует! Как следует крестись!» приложила ее пальцы к темени, чреву и поочередно к правому и левому плечу. В церкви было мало народу; кто-то, удивленно вздохнув, покачал головой; кто-то недоуменно переглянулся, и только женщина промолчала. Когда после службы мы вышли на заснеженную улицу, я спросил Аннушку: «Вы чего, матушка, на людей-то бросаетесь?! Свечницы и те подумали, что вы не в себе! Что с вами?» – Да ничего, пусть себе говорят и думают чего угодно... Но тебе скажу: смотрю я на эту молодую девицу, как она крестится, прости Господи, перед носом рукой махает. А на левом плече-то у нее огромный жук сидит... Я сразу и сообразила: зимой-то какие «жуки» могут быть. Вот я его и согнала с нее ее же крестным знаменем. Я поежился, наверное, от мороза, и тихонько аккуратно перекрестился.
На глав. страницу . Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции. Архив.Почта |
Николай не мог понять, кто это: дурачок, больной или пьяница.
