СОРОК СОРОКОВ АНАТОЛИЯ ПЕТРОВИЧА
14 февраля исполнилось 60 лет старейшему сотруднику «Веры» Анатолию Петровичу Сакову. В нашей газете работал он с первого года ее издания – и его
журналистский, житейский опыт очень помог становлению «Веры». Читатели, наверное, помнят его очерки о православных людях, исследование о блаженном прозорливце Александре из Тентюково (см. в №№ за 1991-92 гг.) и другие яркие материалы. С уходом его из
журналистики исчезли у нас рубрики «Земля», «Труды и дни». Говорят, что незаменимых людей не бывает. Но в жизни-то все не так... Сейчас Анатолий Петрович живет в Москве. Накануне юбилея у него побывал наш корреспондент.
К Петровичу – так по-свойски называем мы его в редакции – ехал я с опасением, что увижу больного, уставшего от жизни человека. После инсульта он здорово сдал: не мог передвигаться самостоятельно, и даже речь его не слушалась. Помню,
какой фурор однажды произвело его появление в редакции: открывается дверь, и, медленно переступая ногами, входит... Саков. «Анатолий Петрович, вы с ума сошли!» – возмутились мы. «А что дома лежать, – слабо улыбнулся гость, – вот потихоньку добрел,
посмотреть, как вы здесь...» Опираясь на палочку, он шел аж с Орбиты – окраинного микрорайона Сыктывкара, где жил. После этого посещения как-то не доводилось его видеть. А потом он уехал к родным в Москву.
...Вечер. Скользкие ступеньки, ведущие в метро. Многоголовый поток людей вливается в его пасть и тащит меня вниз. Какая-то женщина цепляется за рукав и сообщает мне таинственно: «Мой Лева закончил институт международных отношений. Через 30 лет все
республики снова соединятся в Союз. А меня уже не будет на свете...» Отделавшись от душевнобольной, стремлюсь дальше вниз, обгоняю какую-то старушку, которая, ни на кого не обращая внимания, раздумчиво бормочет вслух: «Все переживают за страховку...
Да-а, все переживают из-за этой страховки...» На нее тоже никто не обращает внимания. Так и бывает в многомиллионном городе: каждый предоставлен сам себе.
Станция метро «Бабушкинская» далеко от центра,
и улицы здесь совершенно тихие. И такие же панельные дома, как всюду. Поди, так и живет здесь Петрович, не забираясь дальше своего метро, – и что тебе Сыктывкар, что Москва – все едино. Размышляя так, звоню в дверь. Потом обнимаемся с Петровичем,
ликуемся. Он все такой же, не изменился за несколько лет и, кажется, бодрее выглядит. Впрочем, давний инсульт дает о себе знать...
– Что-то у вас книжек в доме нет, – замечаю я. – И телевизора не вижу.
Как вечера-то коротаете?
– С книжками пришлось распрощаться, – вздыхает хозяин, – не могу их осилить. Прочитаю абзац – и начинает голова раскалываться. Одну только книгу у себя и держу.
– Евангелие?
– Да. По чуть-чуть каждый день как лекарство принимаю. А последнее, что я читал, – помнишь вологодский патерик, я его из редакционной
библиотеки брал?
Как не помнить! В патерике Анатолию Петровичу понравилось тогда житие св.Прокопия Устьянского, так что даже вздумал он съездить на могилку святого, на Вологодчину. Для человека,
пережившего апоплексический удар и еле передвигавшегося, это было подвигом. Но именно после паломничества Петрович и пошел на поправку. И совершенно удивил нас – написал очерк о Прокопии. Это после стольких лет молчания! Напечатали мы его в январе
прошлого года («Отечество его дольно и племя земнородно» – «Вера», № 327).
– Да, много вы в своей жизни попутешествовали, – вспоминаю я. – А сейчас, наверное, на Красную площадь съездить – целая
экспедиция?
Зазвонил телефон. Из трубки слышится властный женский голос, Петрович что-то отвечает, чуть ли не вытянувшись по стойке смирно. Потом, положив трубку, объясняет:
– Это работодатель. Начальница фирмы по торговле недвижимостью, я ее объявления на улицах расклеиваю. Деваться некуда, пенсии-то на жизнь не хватает.
– Ну-у, – пытаюсь я
ободрить хозяина, – расклеивать объявления – это тоже сродни журналистике...
– Да какая журналистика! – машет он рукой. – Хотя и вправду, за день такого на улицах насмотришься. Однажды верзила какой-то
подходит и спрашивает: мол, чего ты тут клеишь. А у меня вдруг язык отнялся, мычу что-то – вот-вот инсульт хватит. Мужик недолго думая объявление из рук вырывает и на лоб мне лепит, еле от него увернулся.
– А насчет Красной площади, – возвращается Петрович к разговору, – спрашиваешь, давно ли там был. Как тебе сказать... В 1956 году. Это на всю жизнь запомнилось. А после хоть и бывал там, но уже так, мимо проходил.
И рассказал он о первом своем большом путешествии. В 56-м отправился он на целину. В ту пору до Сыктывкара еще не довели железную дорогу и приходилось плыть пароходом до Котласа – двое с половиной суток вниз по течению.
Обратный путь, вверх, занимал трое с половиной суток.
– Котлы топили дровами, поэтому часто к берегу приставали. Были специальные пристани, с которых эти дрова загружали. Нравилось мне стоять на палубе
и наблюдать за грузчиками. Я ж тогда совсем юнцом был и нигде, кроме Сыктывкара, не бывал. После Котласа – Москва. На Красной площади милиция меня остановила, паспорт потребовала. А откуда ж у меня паспорт? Показал им справку из багажного отделения, где
я свой мешок оставил. Эта справка и выручила: «мельтоны» убедились, что никакой я не бродяга, раз мешок имею и вокзалом пользуюсь. Потом уже, когда я вернулся с целины, соседи и друзья все расспрашивали про Москву, какая она. Им не верилось: вот ведь
парень с нашего двора Красную площадь видел! Тогда это редкостью было.
А в 59-м решил я посмотреть и весь Союз. Таким же манером до Котласа, а оттуда на поездах безбилетником. Шесть месяцев ездил на
крышах вагонов: добрался до Крыма, потом Кубань, Волгоград, Саратов, Казахстан, Павлодар, Барнаул. Там заболел – и в больнице отъелся, сил набрался. Потом отправился на запад. Во Львове сняли с крыши, сказали, что если дальше в сторону границы поеду, то
арестуют. Повернул я на восток – Алма-Ата, Ташкент, Астрахань, Махачкала. К тому времени уже стало холодать и пришлось податься снова на юг – в Туапсе, Сочи и Одессу. А оттуда на север, домой. В пути совершил первый серьезный грех в своей жизни: стащил
сумку у проводника с 290 рублями, старыми. Купил на них сандалии. Такие вот дела.
Петрович продолжает рассказ, как журналистом стал, как в Церковь пришел, – а я дивлюсь, как жизнь его кидала в разные
стороны. Позже он работал и в салехардской в газете, и под Тюменью на телевидении, и даже в Игарке...
– Все вы о других людях писали, – огорчаюсь я, – нет бы о себе читателям рассказать. Чем объявления
расклеивать, лучше бы сели за мемуары.
В ответ Петрович плечами пожимает. И правда, до этого ли ему сейчас?
Утром Надежда Викентьевна – супруга Сакова
– напоила нас кофе и собрала Анатолия Петровича «на дело». Пачку объявлений, тюбик с клеем уложила в дамскую сумочку – ее удобно носить на шее, когда руки расклейкой заняты. Сумочку эту Петрович упрятал в полиэтиленовый пакет. «До места довезу, а там
одену, – пояснил он. – Все-таки женская, в метро станут оборачиваться».
На
улице солнечно. И сам Петрович сегодня какой-то другой, радостный: шагает бодро и весь лучится довольством. У станции метро он потащил меня куда-то в сторону: «Пошли, что-то покажу. Я каждый свой рейд с этого начинаю». И заводит меня... в часовню.
– Сейчас в Москве около каждой станции метро часовни строят, – поясняет он. – Вот эта – Никольская. С нее, с Николы Чудотворца, я начинаю, а потом уже бываю у других святых. Ездить-то приходится много по
городу.
Поставили мы свечки Николе, помолились и отправились дальше. Мне нужно было в Сретенский монастырь по делу, и Анатолий Петрович решил меня проводить: «В том квадрате я еще не бывал. Что ж, и там
объявления поклею». Оказывается, огромная Москва поделена у него на «квадраты», которые он последовательно обходит. Работка эта ему нравится: целый день на свежем воздухе, жизнь людей перед глазами. И еще – обязательно в каждом «квадрате» в церковь
заходит, старается ни одной не пропустить.
– Мне ж как инвалиду бесплатный проездной выдали, – улыбается в усы мой спутник, – так что надо пользоваться.
Ну и Петрович! Ничего просто так не делает. Вот ведь, вроде как обет Богу дал – поклониться всем храмам белокаменной нашей столицы.
В монастырь заходить он не стал.
– Пойду объявления клеить, а сюда потом приду. Не привык я так, налетом. Надо с толком, с расстановкой – помолиться, постоять. Вот говорят, в Москве сорок сороков православных храмов. Но это же не так много – пешком их можно
обойти за один месяц. Так что спешить мне некуда... Ну что, давай прощаться?
Обнялись мы. Дай Бог тебе здоровья, Петрович. Надеюсь, наши читатели еще встретятся с тобой на страницах «Веры»