ДЕРЖАВА
ЗАКОН ВОЗМЕЗДИЯ
Наши ребята гибнут в Чечне. За что проливают они свою кровь? В чем духовный смысл чеченской войны для сегодняшней России?
Выйдя из боев
...Один из военных госпиталей Петербурга. В этот и подобные госпитали направляют наших ребят после получения ранений, контузий, обморожений из района боевых действий на Северном Кавказе. Кто-то, подлечившись, снова отправляется обратно, а кому-то, искалеченному войной, дорога только домой.
Внешне эти ребята совсем не отличаются от сверстников. По-юношески угловатые и демонстративно самостоятельные; их подбородки еще не успели привыкнуть к бритве, а короткая стрижка на голове не может скрыть
беззащитно торчащие уши... Но за плечами у них война. Мало кто из них пишет домой, что получил ранение и находится в госпитале. Чаще всего «простыл, на пару дней направили в санчасть» или «отправили на переформирование, на учебу, адрес сообщу потом». А
это «потом» может длиться и месяц, и два...
Каждую неделю настоятель Петербургского Никольского собора протоиерей Богдан Сойко приходит в госпиталь к этим ребятам – крестить, исповедовать, наставлять... Многие впервые встречаются здесь со священником, впервые слышат о Боге, исповеди, покаянии. «Как мы постоянно общаемся с ближними, друг с другом, родителями, так общение с Богом через молитвы должно быть тоже постоянным», – говорит о.Богдан.
Всматриваясь в лица ребят, я пытался понять и почувствовать, что происходит сейчас в их душах? Ведь совсем недавно они держали в руках оружие, видели смерть друзей, им самим приходилось убивать. Мне и самому нужно понять, что значит эта война для нас, россиян, русских не по крови, а по верности общему Отечеству – России. За что нам послал Господь такие испытания? За какие грехи народ должен платить жизнями таких вот молоденьких ребят?..
За други своя
«...Вы несли свой подвиг во имя народа, во имя Церкви. В районе боевых действий каждый из
вас защищал родное Отечество, мир и благополучие своего народа. И так, выполняя свой солдатский долг, вы стали членами Церкви Христовой», – с этими словами обращается сегодня к воинам протоиерей Богдан, стараясь придать силы духа простреленным,
контуженным, искалеченным русским мальчикам. Ох, как нужны эти силы сегодня им, чтобы встроиться в новую для них мирную жизнь. Чем станет для них опыт войны – школой жизни или – как у «афганцев» – мучительным грузом на долгие годы?..
«Ваше благословение сейчас – быть защитниками своего народа, и этот долг вы выполняете стойко. Это подвиг. Может, вы это сейчас и не осознаете в полной мере, но нет больше той любви, если кто душу свою положит за други своя. Эти слова сказал Христос. Вы добровольно пошли на служение народу, Отечеству – это ваша самая главная заслуга. Вы поступили как истинные христиане. И в меру своего понимания, сил, знаний вы это сделали. Ваши ранения – это внешний знак вашей доблести. Мы будем молиться, чтобы Господь помогал вам в этом ратном подвиге, и, даст Бог, силою Креста, молитвы, силою обращенности к Богу, Богоматери, Ангелу Хранителю Господь пошлет вам все необходимое, излечит ваши раны. Нужно только всегда помнить, что мы должны с вами заботиться о внутреннем нашем состоянии, мире в душе, спокойствии. Мы должны приобретать внутренний, духовный мир. Как много человек сам для себя делает зла! В силу своей беспечности, недопонимания мы грешим против себя. Чтобы как-то исправить свою жизнь, приобретайте Бога. С Богом легче жить».
* * *
В этот день не все ребята причащались. Кто-то зашел послушать, кто-то был просто другого вероисповедания. Рядовому Мансеру захотелось узнать, о чем будет говорить русский священник. Мансер из Башкирии, мусульманин. Своим вопросом я вывел его из задумчивости.
«В армии я прослужил девять месяцев, – слова Мансер выдает неторопливо и скупо. – После «учебки» были у нас курсы снайперов, после них и забросили воевать. Мы там охраняли деревню...»
Помолчали. Неразговорчивый попался мне собеседник, а может, просто мешает языковый барьер, ему трудно подбирать русские слова...
«Сперва было тяжело. Особенно, когда убил первого – снайпера. У нас в отделении было девять человек, а чеченцев – только двое, и они полностью нас блокировали. Чеченцы очень опытные, много наших убивают. Снайперы у них хорошо стреляют. Всего я снял двух снайперов, третий меня ранил. Попал в голову, сейчас сделали операцию, зашили в голову пластину. Скорее всего, комиссуют».
...Мансер снова замолчал.
Потом в госпитале был обед. Кому-то медсестры приносили пищу в палату, а кто был в состоянии, тот добирался до столовой самостоятельно.
Разговаривая с ребятами, я ловил себя на ощущении, что о своей войне они рассказывают впервые. Конечно, были у них минуты, когда, собираясь в компании, сидели, вспоминали. Но, видно, не об этом – о доме...
Рядовой Сергей
«Там не было дня, когда бы не думал о доме, о родственниках. Постоянно думаешь, зачем одно делал, другое. Приеду, исправлюсь... Но так бывает не с самого начала. Поначалу не понимаешь, что могут убить, что пули свистят –
ищут живых. В меня не попали, и ладно. Авось, пронесет. Потом когда первый труп увидишь или вот стоял рядом человек и погиб, тогда хватаешься за голову».
Мы сидим с Сергеем в коридоре, на деревянном диванчике. Недалеко молоденькая медсестра что-то записывает в большую тетрадь, рядом в палате кто-то тренькает на гитаре, бодро вещает о красивой, рекламной жизни телевизор...
«Я служил в пехоте. В Аргунском ущелье поставили перед нами задачу – подняться на высоту и очистить ее от засевших там чехов (чехами в солдатском лексиконе называют всех, кто воюет под знаменем ваххабитов – авт.). Они хотели заблокировать дорогу из Комсомольского на Алхазурово. Подошли к высоте ночью и попросили по рации артиллерию обработать высоту. Нам ответили, что снарядов нет. Утром мы выбили чехов с высоты самостоятельно. Уже и оборону заняли: вокруг чеченцы. А у наших тут появились снаряды, и как начали нас долбить фугасно-осколочными... Радиус поражения – больше 300 метров. Два снаряда упало – контузило только, а третьим сразу 10 человек были ранены, трое погибли».
Сергея призвали из Псковской области. Исповедался и причастился после ранения он еще в Краснодаре. К вере пришел сам. Лет в 12 стал упрашивать мать, чтобы отвела его в церковь и покрестила, она тогда еще жива была. «Наверное, чувствовал, будет в моей жизни что-то, когда это будет важно». Часто в церковь не ходил, но на большие праздники постоянно. Попав в Чечню, иконки, крестик носил с собой всегда.
«Бог знает, что было бы, если б не ранило. У нас от роты осталось меньше 30 человек, а было 86. Убивать непросто, даже когда на тебя с автоматом бегут. Не по себе становится. Казалось бы, враг, но... На душе защемило, когда увидел, что убил одного.
Кто-то приезжает туда мстить. Был у нас один контрактник. У него брат в «прошлой» Чечне пропал. Меньше недели воевал – накрыла артиллерия, и все. Сам голову подставил.
Деньги... На той стороне служат снайперами девушки – русские, украинки... Им за убитого офицера дают 1500 долларов, за контрактника – 700 долларов, за солдата – 200 долларов. Работают за деньги. Я не хотел бы оказаться на их месте: если наши ловят их живыми, то страшно... Как-то мы зашли в дом, как потом оказалось, какого-то полевого командира. И в документах нашли фотографии. Море крови, изуродованные тела, издевательства над солдатами... Какие чувства они хотят разогреть в себе, когда смотрят все это?
Некоторые тут бредят по ночам, все воюют. И я до армии был спокойнее. А тут ходил в отпуск, оскорбили девчонку – в кулаки. Приеду домой, куплю дом, за пять месяцев должны были начислить около 100 тысяч. Там в день платят 800 рублей. Стаж – день за три, служба – день за два. Контрактники получают в месяц где-то 27 тысяч. Некоторые приезжают и трех дней не проводят – сразу же... Никаких денег не надо, когда видишь такое».
Живых мы не брали
Михаил с кровати не встает. Пуля прошла около позвоночника, задела
какой-то нерв. Первое время ног совсем не чувствовал, но врачи обнадежили, сказали, что пройдет. Попал в Чечню контрактником. Не за деньгами ехал, скорее всего, от безвыходности. «У меня в этом году дочка заканчивает 9 классов. Чтобы поступить в колледж
и учиться, нужны деньги».
В той жизни Михаил был главным энергетиком жилищно-коммунального хозяйства. Оклад – 900 рублей в месяц, да еще платят с задержкой в три месяца. Электриком тоже не смог устроиться, хотя стаж 16 лет и высшая группа допуска. На те предприятия, где платят деньги, не попасть – нужны знакомства. «Если все нормально, поеду на реабилитацию. Потом в свой 506-й полк вернусь. У нас весь полк из контрактников. Да, чеченцы – профессионалы. Доходило до анекдота: трое сдерживали роту. Пулеметчик, гранатометчик и снайпер. По поводу наемников не знаю. Нам только трупы доставались. Живых мы не брали...»
Я слушаю Михаила и ловлю себя на мысли, что где-то это я уже слышал. Точно – 4-5-й классы школы, День Победы. Устраивался какой-нибудь вечер, приглашались ветераны, и мы слушали этих пожилых людей, прошедших войну. А они рассказывали нам о том, чего не было в фильмах про войну: что немцы – хорошие солдаты, и вот эти слова – «живых не брали» – тоже звучали. Как все повторяется! И реальные цифры боевых потерь они узнали только спустя годы после Великой Отечественной...
Все врут...
«...Семья у меня ничего не знает. Я сказал, что учусь в школе охраны. И сейчас не знают, что я в госпитале в тяжелом состоянии. По телевизору все врут. В нашем полку потери ежедневно были – до 10 трупов. Не говоря уже о раненых. У нас тут парень лежит, в медроте служил. Он это все прекрасно знает, видел своими глазами. Да в одном только нашем батальоне с 25 по 30 января было 12 трупов. А по телевидению говорят: «Восемьдесят боевиков, с нашей стороны – один». Наоборот все. При штурме частного сектора мы за час четверых потеряли. Если бы на помощь танк не подошел, там бы весь взвод лег. Еле выползли под снайперским и минометным обстрелом».
Рядом около кровати собралось несколько ребят, с чем-то соглашаются, добавляют свое. «Я, конечно, не стратег, но все эти планы на месяц-другой – ерунда. Знаю по своей роте. Взяли мы сектор. Сдали «вэвээшникам» (подразделениям внутренних войск
– ред.), вроде бы чисто. Через сутки за нами опять чеченцы. ВВ отступили. И два дня мы так в окружении провели – без еды, без воды, без патронов. Взяли мы тогда завод и отсиживались в пятиэтажке. Подъезжает к нам вечером БМП (боевая машина
пехоты – ред.) – боеприпасы, вода, еда. Выстрел из гранатомета: БМП горит, мы снова без воды, без еды. Второе БМП еще на подходе рванули».
«Я подрядился работать на войне и старался выполнить свою работу как можно добросовестнее. На моем счету 4 человека. Не считая раненых. С последним промашка вышла. Сам виноват – подумал, что обоих снайперов загасил. Ошибся. Сижу около амбразуры, курю... Собрался завтракать, взял винтовку и пошел. Слышу выстрел. Тут меня и зацепило. Если бы он чуть раньше выстрелил, он бы меня убил. Повезло, не повезло – гадать теперь уже бесполезно».
«Такой случай. Едем мы на БМП. Я в первом отделении на первой БМП еду. Метров за 40 из-за дома выходит старик, снимает с плеча гранатомет, спокойно раскладывает его, прицеливается – и по нам... Хорошо, что первым выстрелом промазал. Мы соскочили, все обыскали – нет его. А старику лет за семьдесят. Какой же он мирный житель, если в руках у него оружие? И дети также: 12-15 лет, а он уже готов воевать. Там мирных жителей нет. Кто хотел, те давно вышли».
«Мое мнение такое: чеченцы всю жизнь работать не собираются. Не работая, живут намного лучше нас. Мы ходили потом по частному сектору. У них там такие дома, что и у новых русских я в России не встречал. И евроремонт, и мебель, и все. У нас тут наживаются, воруют, а там строят. Религия здесь, я думаю, ни при чем. На той стороне и русские, и украинцы тоже дерутся. За что? За эти их грязные деньги».
...К группе ребят пришли знакомые девушки – навестить. Выступали здесь с концертом 23 февраля, так и познакомились. Смеясь и перебивая друг друга, стали одновременно что-то активно обсуждать – и им стало не до меня.
Там ребята остались...
Андрею около 30 лет, небольшого роста, худощавый. Своим спокойствием он выделяется среди молодых солдат-срочников. У него два сына, семья... была. Теперь это в прошлом.
«Я в Чечню пошел как контрактник. Контракт на три года. Да нет, не за деньги. Работа у меня была нормальная, я в милиции работал. Пошел я за хорошего знакомого парня. Разнарядка была – с нашего участка отправить 10 человек, а у него через три дня свадьба. Я и решил пойти вместо него.
Ранили меня в тот момент, когда я
только что солдата отправил в часть. Сам лег на его место, а через две секунды в это место снаряд попал. Он заплакал потом: «Андрей, это же я должен был здесь лежать». Что плакать, снаряд не разбирает. Подлечусь – и обратно туда. Я мог бы отказаться, но
у меня там ребята остались. Отделение. Не могу их бросить. И потом, если не я – другие, неопытные придут. А мы ко всему привыкшие: и кровь видели, и погибать нам не страшно».
Я вспомнил слова священника – вот он, тот самый случай, когда по заповеди Христовой – по своей воле – идет русский человек на войну как на тяжелую работу. Но нет у него никаких высоких слов, нет горделивой уверенности в собственной «праведности», чего так много на «той стороне», среди ваххабитов.
«Грехов за нами очень много. Убивать не так просто. Поэтому я сегодня и крестился. Чеченцы такие же люди, как и мы. Идешь, а он лежит уже раненый. А у тебя приказ... Это грех? Грех. Приходилось и девчонок убивать, которые работают за доллары. Отец Богдан сказал, что нас призвал Бог. Нельзя было не пойти. Бог и рассудит, кто прав, а кто нет».
Генерал Бандуро
Владимир Евгеньевич Бандуро – заместитель начальника штаба Северо-Кавказского военного округа. Воевал еще в прошлую чеченскую кампанию. В 1998 году ранили, по госпиталям уже два года. Ранение сложное, недавно врач у него вытаскивал пулю... из сердца. Так и жил все это время Владимир Евгеньевич с пулей.
«В советские времена, – рассказывает он, – в центре Грозного, напротив Совмина, стоял памятник генералу Ермолову. Этот памятник был обнесен большим забором с колючей проволокой. И у генерала виднелась только верхушка головы. Памятник с периодичностью два раза в год, а то и чаще, взрывали. Этот народ не забывает своего прошлого, и он не умеет прощать.
Возьмем, к примеру, их обычаи: кровное родство, месть... Это мы его считаем бандитом, а они-то его не считают таковым. Мы для них неверные, они правоверные мусульмане – значит, могут нас убивать. Такая вот разница в вероисповедании. Где у них проходит черта между добром и злом, жестокой необходимостью и милосердием? А тут еще проблемы – работы в Чечне нет, а за последние годы выросло поколение, которое в руках, кроме автомата, ничего не держало. И что бы там ни говорили, а я воспринимаю войну как именно духовное столкновение в этом районе православной стойкости и крайне фанатичного мусульманства. Если мы не возродим в нашем народе духовность, то потерпим поражение – не только военное, за территорию, но и экономическое».
Владимир Евгеньевич замолчал – зашла медсестра, принесла полдник. Потом продолжили разговор.
«В эту командировку я просто ехать не хотел. Это было впервые за 9 лет. Сердце не
лежало. За две недели до того, как уехать, я ночью видел всю эту картину – момент будущего боя. До сих пор не могу себе объяснить. Я не верующий – в том плане, что мама меня крестила в детстве, и все, церковной жизни не было. Мама ходит в храм, молится.
Я же – нет, но никогда и не смеялся...
Были командировки, летал туда-сюда и все время думал, что вот, сейчас произойдет. Меня взрывали в гостинице. Необъяснимым образом остался цел-невредим... Случилось там, где я и не думал. Мама говорила: покайся, ведь ребята погибли. Да, может быть, я не сделал всего того, что должен был сделать, может быть...»
Бич Божий
После посещения госпиталя я долго пытался понять, что же было главное в том, что я услышал и увидел там. Крещение о.Богданом молодых солдат? Эпизоды жестокой войны, судьбы ребят? Будущее чеченского народа и наше с вами будущее? Что-то главное ускользало, дробясь среди впечатлений.
Такие разные люди, характеры, жизненные пути, что мне начинало казаться, что и нет никакого за этим общего Божьего смысла.
Так прошло несколько дней.
И вот, слушая после очередного воскресного богослужения проповедь отца Василия Ермакова, настоятеля церкви Серафима Саровского, неожиданно для себя я понял то главное, что помогло мне поставить все на свои места. «Надо помнить, что Россия – это Богом отмеченная страна», – сказал о.Василий. И вдруг очевидно стало для меня, что вновь (в который уже раз) Господь любя – наказует, напоминает Своему народу о суде праведном, о необходимости покаяния и возвращения к православию, и Сам подвигает нас к этому покаянию, взваливая на нас крест скорбей, связанных с войной: «Наше крестоношение, наши страдания очищают души от нравственной грязи, в которой мы кувыркаемся».
«Господь воздаст за все. И плата за то, что ты совершаешь, наступит. Человек земли, ты привык убивать, грабить, насиловать, творить зло... Ты сам по своей распущенной, свободной воле совершаешь все это: «Все, что я
вижу – это мое, только это реально существует, поэтому я буду жить по закону сильного. Мне все дозволено». Ты не замечаешь, не хочешь видеть, что от твоих злодеяний сегодня стонет весь мир. Ты, человек земли, забываешь о том, что ничего безнаказанно для
каждого из нас в этом мире не проходит. За все надо платить.
Сегодня кровавое пятно на теле России – это Чечня. С 70-х годов шел оттуда бандитизм. Мы говорили им: «Не надо красть и убивать наших матерей, сестер, не надо проливать слезы ограбленных вами людей. Можно жить в мире, любви, согласии». Но их цель, оказалось, в другом – показаться пред толпой сильными мира сего. Они первые подняли на нас оружие. Это так просто не могло пройти – и в силу вступил закон возмездия.
Бог через природные катастрофы, болезни, войны говорит человеку: «Остановись, не притесняй ближнего, не убивай». Господь ждет покаяния и от такого человека. Ждет пробуждения совести. Но если гордость остается, если нет желания жить по Божеским законам – живи по закону плоти. И начинается отсчет другого времени. Времени наказания самого этого человека, наказания его рода, его родных.
Они самодовольно похвалялись: «Я сломал русского Ивана!» Оказалось, что у нас еще есть большущий запас силы. У нас есть и таланты, и ресурсы, у нас есть все. Бесполезно оказалось очередью из автомата доказывать свою силу над нами. Божий суд совершается нашими руками. Только нам надо подняться духовно. Пока мы живем, мы должны помнить, что творить добро окружающим – это главное и это в наших силах».
И.ВЯЗОВСКИЙ,
наш соб. корр.
Использованы фотографии с сайта «газета.ru».
 | назад |
| вперед |  |
