СТЕЗЯ (Продолжение. Начало в № 358) Встречи в пути В Псковской епархии «Советов много, в том числе и от старцев, а благословляет духовник, – сказал мне отец Иоанн из Серпухова, – воля Божия открывается только через него». И вновь отправился в Ленинград к своему духовному отцу. Рассказал все как есть о.Александру: и про девушку, которую мне старец хотел сосватать, и про другие мытарства. А батюшка словно не слышал меня. Сказал: «Езжай к митрополиту Псковскому с тем же благословением». Он знал мой путь, а все остальное было, видно, искушением. В начале февраля 1974 года я вернулся в Псков. 24 марта 74-го года был рукоположен в диаконы, а еще через три месяца был посвящен во священники и отправлен на приход. Восемь лет после этого прослужил я в Псковской епархии. * * * Самое ценное в православии – люди, а самые ценные люди – святые. Верно говорят – не стоит село без праведных. На первом приходе таким праведником была бывшая лютеранка Алевтина. Она приехала сюда к родственникам из Эстонии, и поскольку лютеранского храма в деревне, естественно, не нашлось, то она стала ходить в православный. Ходила регулярно на утренние и вечерние службы, на которые в деревнях не очень-то ходят. Так и стояла она одна все вечерние службы. Батюшка глядел, глядел на ее усердие и как-то поинтересовался: – Что же ты не причащаешься? Ходишь, ходишь, а не причащаешься? – Да вообще-то я лютеранка, – застенчиво ответила Алевтина. – Так переходи в православие и причащайся, – просто ответил священник. Так Алевтина стала православной. Когда я приехал, это была самая ревностная прихожанка. И вот она как-то заболевает, у нее обнаруживается рак. Прихожу соборовать, причащать, спрашиваю: – Как ты терпишь (а боли у нее были ужасные)? Благодаришь Бога? – Да, – говорит, – пусть будет больно, лишь бы не попасть в геену огненную. И терпела все до конца, исповедовалась, причащалась, умерла с покаянием. Я за нее скоро 25 лет как молюсь, за упокой этой светлой души. Человек совершенно простой был, но на таких вот людях и стоят приходы. * * * Следующий приход получил в Кобыльем Городище. Там, где курган насыпан над воинами Александра Невского. Здесь произошло Ледовое побоище, а храм в честь Архангела Михаила был построен напротив того места, где русские воины увидели над собой ангелов. Сначала церковь была деревянная, а с 1462 года стала каменной. И там тоже были замечательные женщины. Вспоминаю инокиню Марию, которую в 12 лет ее мама благословила в монастырь идти. Ушла она в монастырь, а когда его разогнали, поселилась в баньке, которую двоюродный брат переделал для нее как келью. Так она и прожила около 50 лет в баньке. Никогда в колхозе не работала, занималась рукоделием, свитера вязала, варежки. В келье были кровать, стол, иконочки, несколько книг и самовар. Все время повторяла, такая у нее поговорка была: «Не имею добрых дел». Воодушевляла себя таким образом на добрые дела – мол, если нет добрых дел, так стоит начать их творить. А потом все сызнова, и так без конца. Она много рассказывала про монастырь и об одной блаженной, которая перед тем, как разогнали монастырь, легла на ее – Марии – койку и сказала: «Ой, жестко, но ничего, жить можно. Господь поможет, не беспокойся». То было пророчество – так все у Марии в жизни и вышло. Умерла Мария на Троицу в доме при церкви. Причастилась накануне, когда плохо себя почувствовала. Когда вернулись мы со службы, стали слушать по Би-би-си проповедь митрополита Антония. Мария вышла к нам, попросилась: «Можно посидеть?» Посидела, послушала владыку Антония, потом ушла к себе, прилегла на кровать и тихонечко умерла. Она очень беспокоилась, что причинит нам много хлопот, скончавшись в своей отдаленной келье. Поэтому и пришла, когда смерть почувствовала. Такая деликатность. Напротив алтаря мы и похоронили ее – нашу матушку. Средняя Азия Однажды я съездил навестить своего друга в Средней Азии. Мне там понравилось, попросил я благословение на отъезд и служил во Фрунзе 6 лет. На всю столицу Киргизии был один собор православный. Но народ в Средней Азии очень верующий. Люди из бывших заключенных очень дружные, подвизались активно. Практически все мои прихожане были из репрессированных или эвакуированных. Мужчины там с бородами, в храме стоят справа, как положено, женщины – слева. И ко кресту подходят сначала мужчины – все очень благочинно. А главное – были общее духовное единение и братство. Мы положили собираться по понедельникам, но КГБ нас сразу вычислил, адрес узнал, где мы собирались. Стали проводить разные мероприятия. Например, подъезжала машина милицейская, у хозяйки требовали паспорт и почему-то его фотографировали. Наши спокойно к этому относились, говорили: «Месяца три назад мы бы, пожалуй, разбежались, а теперь мы уже не боимся». Преодолеть страх – это был подвиг, и они, эти замечательные люди, его совершили. У нас даже школа была воскресная в начале 80-х годов, когда это было запрещено. Такой крепкий народ был. Однако на меня у органов были средства давления. Сначала предлагали перейти в Ош, другой крупный город. – Я не могу, – говорю. – Вы знаете, с кем имеете дело? – спрашивал зам. председателя Совета по делам религии. – Если вы меня выгоните – это одно, но сам я не могу уйти. Если силой переведете, тогда у меня совесть будет чиста, – отвечаю. Такие вот велись диалоги. Потом перевели все-таки в один горный приход. Это был уже 88-й год. Я бы там и жил, в горах, но высота над уровнем моря 1250 метров оказалась мне не по силам. Врачи сказали, что сердце не выдержит. Пришлось перебираться в Ленинград. Общество Игнатия Брянчанинова Приехал я, когда в городе начинался религиозный подъем. Но именно начинался, то есть люди приходили к вере, имелось желание послужить, но непонятно было, с чего начать. Ответ пришел после знакомства с Геннадием Украинским. Он сейчас священник, занимается в Кронштадте созданием музея в квартире отца Иоанна Кронштадтского. Однажды заговорили мы с ним об Игнатии Брянчанинове. Я признался, что св.Игнатия очень люблю и почитаю. Геннадий обрадовался, сказал, что тоже очень его высоко ценит. Потом спросил: – А ты не мог бы подготовить об этом доклад? – Хорошо, – отвечаю, – в две недели постараюсь уложиться. Через две недели, как и обещал, я сделал доклад в музее Достоевского в Кузнечном переулке и в течение трех четвергов его читал. Народ стал собираться – к третьему разу зал был полон. И как-то захотелось откликнуться на этот интерес к святым отцам, создать общество епископа святого Игнатия, если будет, конечно, благословение. * * * Благословение мы получили. В какой-то момент перестали помещаться в музее Достоевского – стали искать другие аудитории. Собирались регулярно: сначала по четвергам, потом по средам. Занимались воцерковлением, подготовкой церковной общественности, пытаясь привить любовь к трудам святых отцов, житиям старцев, православным писателям, церковно-славянскому языку. Читали святителя Игнатия, авву Дорофея, о.Серафима Роуза. В основном к нам шла интеллигенция, познавшая искус оккультизма, восточных религий. И нужно было помочь этим людям получить цельное православное мировоззрение. Чтобы человек мог самому себе и другим разумно, убедительно ответить с христианской точки зрения на вопросы о мире, вселенной, человеке, как возник этот мир и чем он закончится. Приход, который мне тогда дали, находился в Новгородской области, она тогда входила в Ленинградскую епархию. Митрополит Алексий, ныне Патриарх, благословил там подвизаться. Наше общество тоже он благословил. У нас тогда появились отделения в Новгороде, Москве, Ровно. В Ровно потом из этого отделения выросло общество во имя преподобного Федора князя Острожского. В Москве осталась группа. В Петербурге лекции читаются по сей день. Петербургские приходы География моего служения в Петербургской епархии была такова: после новгородского прихода мне поручили заняться открытием храма Спаса Нерукотворного на Конюшенной площади. Именно там отпевали Пушкина, и его почитатели добились, чтобы им передали эту церковь. Я согласился стать настоятелем, но проводить богослужения нам дозволялось только в Пушкинские дни. Поэтому одновременно довелось служить в храме Рождества Иоанна Предтечи на Каменном острове, тоже, кстати, связанном с именем Александра Сергеевича. Здесь он крестил своих детей, и это была последняя церковь, которую поэт посетил при жизни, в день дуэли. Его почитателям, впрочем, я пришелся не по душе. Они написали письмо Святейшему, и меня из храма на Конюшенной отозвали. Разногласия были самые заурядные. Пушкинисты создали общину при храме и были, как им тогда казалось, хозяевами положения. Но воцерковляться решительно не желали и представления на этот счет имели самые поразительные. Сейчас у меня с этими людьми хорошие отношения, обид не осталось. Батюшка, который заступил на мое место, их попросту разогнал, и все разрешилось. * * * После этого меня направили в церковь Серафима Саровского к отцу Василию Ермакову. С любовью мы с ним встретились и служили. Замечательный священник, старец, до сих пор его слушаюсь, обращаюсь за помощью. Солнышко такое наше петербургское. Отец Василий молится за меня и моих родителей, они там у него похоронены на Серафимовском кладбище. * * * Два месяца мы побыли вместе, потом Господь определил меня к другому любимому многими батюшке, отцу Василию Лесняку, в Спасо-Парголовский храм. И прежде я много слышал о нем, думал, важный такой протоиерей. Оказался очень простым, искренним человеком. Он очень любил служить литургию, говорил чудесные, простые проповеди. И многих привел к священству. Около 60 священников были его духовными чадами и один архиерей. Помню, как этот влыдыка приходил скромно в алтарь, исповедовался батюшке, решал свои вопросы. Это было как-то очень сердечно, так ходят дети к отцу. В молодости отец Василий защитил кандидатскую диссертацию, написал книгу о Симеоне Новом Богослове (недавно она была издана). Обладая выдающимися способностями, он мог стать одним из самых видных наших иерархов. Но полюбил девушку, женился и стал простым приходским священником. Много претерпел в жизни, его травили безбожники, запрещали в служении, писали в газетах разоблачительные статьи. Он открыл первую в Петербурге воскресную школу – очень любил детей. Не знаю, быть может, монашество в лице батюшки много потеряло, но Парголовский храм приобрел. Отец Василий был прирожденным духовником. Во всем равнялся на горячо любимого им отца Иоанна Кронштадтского. Батюшке посчастливилось иметь служебник кронштадтского праведника. Он вклеил в него молитвы, которые отец Иоанн включал в литургию, и тоже их добавлял на богослужениях. Как он служил – следовало видеть. Отец Василий имел слезный дар и плакал во время литургии. Пока он был жив, я был за ним как за каменной стеной. Умер батюшка 6 мая 95-го года на день св. великомученика Георгия Победоносца. А меньше чем через год – 30 апреля – я оказался за штатом. Но это особая история. * * * В свое время отец Василий благословил меня возобновить службу на подворье Серафимо-Дивеевского монастыря в Петергофе. Три года я совмещал служение на подворье и в Парголовской церкви. Затем три месяца был в Петергофе настоятелем. А потом к владыке поступило заявление от двух мам, которые боялись, что я отправлю их дочек в монастырь. Действительно, многие из моих духовных чад уходили в монастырь, но я никого к этому не принуждал. Просто у одних обнаруживалась такая сердечная склонность, у других – нет. Но мамы заподозрили, что для меня этот вопрос решенный. Одна из этих девушек поступила потом в институт имени Герцена, вышла замуж. А другая учится сейчас на иконописных курсах. Такие пути для них Господь избрал, и не в моей воле что-то здесь изменить. Но я благодарен этим мамам и владыке за то, что случилось. Молюсь за них. Это уберегло меня от непоправимых ошибок и подарило несколько счастливых лет в Палестине. Розы на могиле матушки Анны Впервые в Палестине я побывал еще в то время, когда служил на Серафимо-Дивеевском подворье. Приехал я в Горненский монастырь на Святую землю в день кончины прозорливой матушки Анны, постоял у ее постели, она была еще жива, и отправился к себе. А в четыре часа утра в обители 12 раз ударили в колокол, и в келье раздался телефонный звонок. Меня позвали читать Псалтирь над гробом. С матушкой Анной была связана одна удивительная история. По ее молитвам исцелился француз-католик из монастыря Иоанна Предтечи. Это необычный монастырь. Он поставлен на том месте, где подвизался Иоанн Креститель, и там все сейчас по-православному. Монастырь сначала принадлежал ордену францисканцев, но потом его передали группе французов, которые хотели перейти в нашу Церковь. Их уговорили не делать этого, пойти на компромисс – стать греко-католиками, то есть подчиняться Папе, но служить по-православному обряду и жить по православным уставам. Как известно, Иоанн Предтеча питался акридами и медом. И в память об этом братия разводила пчел. Кстати, Горненская обитель этот мед охотно закупала. Его разливали по баночкам и везли потом в Россию. Отношения между двумя монастырями сложились прекрасные. Монахи-французы – люди, конечно, западного воспитания, их индивидуализм, чрезмерная погруженость в себя нам не свойственны. Но они очень любят русских, принимают их у себя, в том числе и паломников из России. Я не раз бывал у них. Мы беседовали за чашкой кофе, в том числе и с отцом Василием – монахом, которого исцелила матушка Анна. Он бывал в Горненском монастыре, быть может, чаще других своих товарищей, любил беседовать с прозорливой и иеромонахом Иеронимом, тоже человеком необычной судьбы – он и на Афоне послужил, и в Палестине. У отца Василия очень болели ноги, но матушка его вымолила. И когда она умерла, француз посадил на ее могиле прекрасный розовый куст, он и сейчас там цветет. А вторым даром отца Василия матушке стал его переход в православие. Вместе с отцом Иеронимом они отправились в Чувашию возобновлять Алатырский мужской монастырь. А потом отец Василий стал духовником женского Алатырского монастыря. У него сейчас множество духовных чад, и все его очень любят. Лавра Саввы Освященного
Принадлежит она грекам. Первое, что приходится всегда говорить, это то, что монастырь очень древний – ему 1,5 тысячи лет. Там великие святые подвизались – и св.Савва, и Иоанн Дамаскин, и Андрей Критский здесь начинал. Находится обитель в 10 км от Мертвого моря, за Вифлеемом в Иудейской пустыне. Лавра – особый вид жития, который заключается в том, что вокруг Лавры селятся пустынники, живут невдалеке и относятся к ней. Приходят по воскресеньям или менее часто, передают рукоделье для продажи, некоторые и сами его продают, получают пищу, исповедываются, причащаются, возвращаются в кельи. Вот лаврское житие. Женщинам вход в обитель запрещен. Они молятся у ее стен. Именно в Палестине зародился этот вид пустынножительства. Преподобный Савва основал 7 лавр и 8 монастырей. * * * Настоящая монашеская община живет молитвами старцев. Есть такой старец и в Лавре Саввы Освященного. Это ее настоятель отец Серафим. В мае ему исполнится 99 лет. Он грек, ровесник века – 1901 года рождения. Человек полный сил, очень живой. При рукопожатии во время благословения задержит иной раз твою ладонь, и не вынуть ее, пока он сам этого не захочет. Крепкий человек. А если пожелает, поцелует твою руку, хотя даже архиереи ему этого не позволяют. Настоятелем отец Серафим стал 69 лет назад. В 25 лет он ушел в монастырь, а до этого жил в Австралии, там у него было собственное кафе. Родом он с острова Кифера в Эгейском море, который полностью принадлежал его семье. На этом острове, между прочим, подвизалась некогда преподобная Элеса. В течение первых пяти лет монашеской жизни отец Серафим находился в послушании у старца в Кастелийском монастыре, тогда еще действующем. Подвизался под руководством старца вместе с двоими другими послушниками в пустыне безлюдной. Там есть гора, древний храм пещерный, что еще надо. Затем поселенцы-евреи их вытеснили с этого места, и они ушли в Лавру. И здесь отца Серафима почти сразу избрали настоятелем. Вся греческая диаспора во всем мире его знает, постоянно раздаются звонки: кто-то умер, просят помолиться, кто-то ждет операцию и так далее. * * * По молитвам старца произошел такой случай. В 1965 году он молился, плакал со слезами, умолял Бога вернуть в Лавру мощи св.Саввы. В результате Иерусалимский Патриарх Бенедикт отправил запрос Папе Римскому. А дальше и вовсе чудеса начались. Папе Иоанну ХХIII является в видении сам святой Савва и просит отдать свои останки. Три раза он ему являлся, причем в третий раз пригрозил, что если Папа его не послушается, то у него будут неприятности. В результате Папа согласился, подписал необходимые бумаги. Мощи святого Саввы находились в Венеции, в соборе св.Марка. Их подняли наверх, многие католики плакали. Один так убивался, что ему сам преподобный Савва являлся и утешал: «Ты прости, в Палестине плачут мои дети, надо возвращаться в свою родную Лавру». Из собора святого Марка мощи перенесли в православный храм. Отслужили литургию, потом на самолете отправили в Афины, оттуда – в Иерусалим. Достаточно долго они находились на Гробе Господнем, так что святой даже явился, по-моему, Патриарху, что, дескать, я хочу домой, сколько можно, тут вот и женщины ходят – а в Лавру женщин не пускают. Когда перенесли наконец мощи в Лавру. Их сопровождал отец Серафим. И есть такое предание, что преп. Савва (а мощи у него нетленные) встал, обнял старца Серафима и снова лег. Самого старца я об этом не спрашивал, но мне говорил человек, которому можно верить. Патриарх Диодор Там же, в Палестине, я познакомился с другим замечательным человеком – Патриархом Иерусалимским Диодором. Духовенство на Святой земле составляют преимущественно греки, которые еще детьми были обещаны родителями Богу. Лет с 5-8 они, во исполнение обетов, находятся на воспитании в Церкви и никогда не женятся. Из числа таких мальчиков вышел и Патриарх Диодор. Он был отдан в Церковь едва ли не в 5 лет. Дети, посвященные Богу, воспитываются в церковной среде, грекоязычной, и, став священнослужителями, получают зарплату от греческого правительства. Правда, в отличие от других греческих церквей – Элладской, Константинопольской и т.д., – Иерусалимская Патриархия придерживается юлианского календаря – старого стиля. Здесь перешли было на новый стиль и стали ждать на Пасху, когда сойдет благодатный огонь. А он не сошел. Точнее, сошел, но, как всегда, по старому стилю. Это случилось в двадцатом году. Все греческое духовенство Иерусалимской Патриархии представляет из себя орден «Филакостафос» – «Хранители Гроба» – единственный орден в православии. Он сохранился со времен крестовых походов, и все греческие священники на Святой земле являются его рыцарями. И на флаге Иерусалимской Патриархии вышиты буквы «ФТ» – «Хранители Гроба». Как человек Патриарх очень смиренный, доброжелательный, общительный. Очень любит кофе. Сейчас он болен, с трудом передвигается, у него почки очень слабые. И он смиренно просит, чтобы избрали другого Патриарха, но никто не соглашается – он действительно ангел-хранитель Церкви. Все греки в Палестине – греческие патриоты. Как это совмещается со служением в Палестине? Они ощущают себя представителями Византии, в которую входила некогда Святая земля. Во всех храмах можно увидеть двуглавых византийских орлов. Палестинцы Параллельно с греческим в Палестине существует арабское духовенство. Там все по-другому. Все женаты, у всех семьи. Враждебности между палестинцами и греками не замечал. Хотя чуть ли не полтора года жил на подворье, которое является арабским приходом, служба там на греческом и арабском языках, прихожане в основном палестинцы. Приход этот находится на «Поле пастушков» – там, где ангелы поведали пастухам о Рождестве Христовом. На этом месте стоит древний храм, рядом башня Иакова и православная школа. Ее учителя были нашими прихожанами, духовными чадами старца Серафима. В Палестине существует девять арабских школ типа колледжей, в каждой учится примерно по тысяче человек, обеспечиваются они сейчас греческим правительством. Но вообще первые такие учебные заведения были основаны Россией еще до революции. Некоторое противостояние, которое сейчас существует между православными греками и арабами, искусственно провоцируется. Человек по 15-20 изредка устраивают пикеты перед офисом Патриархии, но эта идея совершенно мертворожденная. Сами же палестинцы не хотят этого. Более того, физически это очень сложно провести. У арабов совсем нет монашествующих. Это одна из особенностей их национального менталитета. Они не понимают монашества. Для них абсолютная ценность – семейная жизнь. Келейника о.Серафима, которому 35 лет, человека образованного, все спрашивали, как он, такой молодой, оказался в монастыре. Тебе бы жениться, нарожать детей – советовали арабы. В остальном арабская религиозность очень крепкая. Палестинцы регулярно по воскресеньям ходят в храмы. Поразительно дисциплинированно себя ведут на службе, это касается даже молодежи. Носят поверх одежды кресты, плетенные из нитей. И у них не может быть никаких абортов – у них так же много детей, как и у мусульман. Если говорить о разводах, прелюбодеяниях и других «прелестях» западной жизни, то я не представляю, что это могло бы завладеть их вниманием. Если говорить об их взаимоотношениях с иудеями, то здесь можно привести такой пример. Даже в математике иудеи не употребляют крестиков. У них вместо знака «+» употребляется значок, напоминающий нашу буквы «т». Валаам В Лавре Саввы Освященного мне было очень хорошо, но понимание, что это не моя стезя, что мое место в России, оставалось. И я стал понемногу задумываться, в какой из обителей на родине мне поселиться. Когда приехал я впервые на Святую землю, в Горненский монастырь, то вечером подошел к ограде, смотрю: холмы, невдалеке места, где Иоанн Предтеча подвизался, за холмом – Иерусалим. И вот такая мысль пришла: какие русские монастыри близки к этому, похожи на это место. И такой помысел был: Дивеево, Соловки и Валаам. Если выбирать самому (а, вообще-то, выбирает Господь через духовника), то эти три монастыря пришли на память. На Валааме перед этим я был только один раз. Это была краткая двухдневная поездка вместе со Святейшим на праздник Сергия и Германа Валаамских. В праздничной суете впечатления были не вполне соответствующие, но, тем не менее, какое-то представление я получил. И когда возникла ситуация выбора, и я услышал благословение – «на Валаам», то возрадовался. Приехал я в монастырь на Архангела Михаила, и там меня неожиданно тепло встретили. Оказалось, что там среди насельников есть люди, которые входили в наше общество Игнатия Брянчанинова. Им была известна моя деятельность в обществе св.Игнатия. Вообще-то я надеялся, что все это останется за пределами монастырских стен, но отец игумен послал меня на послушание в библиотеку. Что из себя представляет библиотека Валаама? Она состоит из двух, точнее даже из трех библиотек. Во-первых, библиотека музея осталась, но ею мы практически не пользуемся – там справочная литература, техническая. Вторая библиотека – братская, которой активно все пользуются. Там есть словари, книги по истории, а в основном – современные православные издания. И затем, есть еще собрание старых букинистических духовных изданий. Среди них попадаются и светские книги, например, «История исскуств» Гнедича. Есть хорошие редкие издания, например «История российской иерархии» митрополита Евгения Болховитинова, пять томов из шести по истории монастырей, богословская литература, книги по аскетике, жития святых. Есть древние, на церковно-славянском языке. Хорошо здесь, в обители. Не хуже, чем в Лавре преподобного Саввы Освященного. * * * На этом наш разговор с отцом Владимиром оборвался. Он дал мне телефон на Валааме, но застать там его не удалось. Весь пост батюшка служил на подворье монастыря в Петербурге. Этот город притягивает его, как магнит железо. Сам он из него раз за разом устремляется куда-то, но по промыслу Божьему, благословению духовника, послушанию возвращается обратно. Видно, не все еще сделано и не пришло время исполнения старой мечты батюшки – укрыться за монастырскими стенами и начать мирное иноческое житие. Так что, возможно, пути наши еще не раз пересекутся, и этот материал будет иметь свое продолжение. В.Григорян
На глав. страницу.Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив.Почта |
В результате того, что меня в Петербурге отправили за штат, я попал в Палестину уже всерьез и надолго – на три года.
Служить мне было благословлено трапезарием в Лавре преподобного Саввы Освященного под Иерусалимом.
