ПАЛОМНИЧЕСТВО

   Древо жизни

В глубине Белого моря, на пустынном каменистом островке, на высокой горе Голгофе стоит крест-распятие... Ветер шумит его листвой, раскачивая ствол, но крепко держатся за землю корни распятия. Ибо крест этот – живой. И вырос он на костях мучеников, знаменуя собой победу жизни над смертью. В конце прошлого года у этой березы-креста, на Анзерском острове Соловецкого архипелага, соловецким монахом в присутствии паломников был совершен необычный ритуал. От том, что этому предшествовало, какой путь был пройден к соловецкой Голгофе и этому распятию, рассказывает Светлана Павловна ГУСАРОВА – начальница арктической экспедиции Института океанологии Академии Наук г.Санкт-Петербурга.

«Все началось в июне 1995 года с научной экспедиции на Белое море от Российской академии наук. В ходе экспедиции был плановый заход на Большой Соловецкий остров для пополнения запасов воды и топлива. Безмерная радость от возможности еще раз погрузиться в этот уникальнейший оазис человеческого духа – Соловецкий монастырь – переполняла мое сердце. Служба в надвратной Благовещенской церкви, дивное пение монахов, братский молебен, робкая попытка получить вразумление у монаха и его на все времена запомнившийся совет: «Что бы ты ни просила, матушка, повторяй всегда: «Не мне, Господи, а имени Твоему». Неожиданно слышу слова идущей по двору монастыря девушки: «Паломники могут выехать на остров Анзер. Там скоро будет восстанавливаться храм». Пропускаю мимо ушей, мы не паломники, мы – экспедиция. У нас другие задачи, и вообще пора на судно. Скоро отходим. Однако час спустя встретивший меня капитан предлагает перед окончанием экспедиции поставить сети у острова Анзер и наловить рыбы: «Уж очень там рыбы много, времени не отнимем». С ответом медлю. Рыбы, конечно, хочется всем, но программа еще не завершена, а погода портится, да и в Архангельск скоро возвращаться. Время дорого. Видя мою нерешительность, хитрый капитан сообщает: «А на горе Голгофа, что в центре острова Анзер, большой, разрушенный и видимый с моря храм».

Ход капитана был точным. Команда и экипаж давно заметили, что начальник экспедиции по утрам, прячась от всех на корме, среди бочек с соляркой, стараясь повернуться лицом к востоку, что-то шепчет с иконкой в руках. Деликатные моряки не спрашивают, но понимают: чудит человек, молится. Решено. Идем на Анзер. И пока экипаж будет ловить рыбу, экспедиция поднимется на гору к храму. Ветер крепчает. Наше судно по своей осадке не может подойти к берегу. Спускаем шлюпки, но накат так велик, что грозит перевернуть наши лодки. Молюсь уже в открытую. Моряки посмеиваются, но весла держат крепко, стараясь направлять лодку носом на волну. Не знаю, что больше помогло нам: моя ли пламенная молитва или профессионализм команды. Высаживаемся благополучно. С северной части острова долго идем по узкой оленьей тропинке. Остров необитаем. Горы встречают нас неожиданной крутизной. Дыхание учащается. На самой вершине огромный пятикупольный высокий храм с колокольней. Белокаменный, без крестов. Как всегда, когда видишь церковь без ее главного завершения, начинает ныть сердце. Евангельская «мерзость запустения». Сколько лет пребывала здесь жизнь, звонили колокола. Зачем и кому понадобилось это запустение? Смотрю на храм и дивлюсь: «Как монахи смогли поставить это чудо на самой вершине крутой горы много столетий назад без дорог, КамАЗов, КрАЗов, немецких подъемных кранов и транспортеров?!»

Человеческий ум не дает ответа. Ребята тоже удивляются, восхищаются, перебирают варианты и возможности. У меня же в глубине души возникает и ширится ясный и точный ответ: «Святым Духом воздвигали эти стены наши православные горячо верующие предки».

* * *

Вернувшись домой, в Петербург, ищу, читаю, расспрашиваю об истории горы Голгофа на острове Анзер, об этом разрушенном храме. «В начале XVIII века на острове жил со своим братом во Христе иеродьяконом Паисием попавший в опалу духовник царя Петра I, иеромонах Иов. Сослали же его на Соловки за противление западным реформам. Ранним утром 18-го июня 1712 года, прогуливаясь по острову, отец Иов и монах Паисий оказались у подножия тогда еще безымянной горы. На склоне горы им было явление Божией Матери, Которая повелела: «Гору сию нареките Голгофой, потому что со временем ей придется много пострадать и стать неисчислимым кладбищем. На вершине горы постройте храм во имя Распятия Моего Сына. Я же вовек пребуду в месте сем». Повеление Царицы Небесной было исполнено – на горе, названной Голгофой, был основан Голгофо-Распятский скит и воздвигнута церковь во имя Распятия Господня. У стен ее расположилось монастырское кладбище. Предсказание Пресвятой Богородицы сбылось. В советское время в храме был устроен госпиталь («штрафная командировка») для умирающих, измученных пытками и непосильным трудом заключенных лагеря. Монашеские могилы сравняли с землей, склоны изрезали траншеями, куда и сбрасывали тела мучеников, действительно «неисчислимых».

Гора Голгофа, находящаяся в самом центре острова Анзер, пропитана кровью, переполнена костями. Но вот что удивительно – это место мира, тишины, молитвы, место явления Божией Матери, всечасного Ее пребывания... Сама земля и воздух здесь взывают к ответу, слезы переполняют душу. Здесь как-то явственно чувствуешь, какой груз носишь на душе, какой нераскаянный грех... Может быть отсюда и начнется наше всенародное покаяние?

Благословение старца

Всякому православному деланию положено начаться с благословения. Оно было получено 23 ноября 1988 года у старца о.Адриана в Псково-Печерском монастыре в его келье. После моего сбивчивого и эмоционального рассказа о зародившейся мысли собрать и отвести на гору Голгофа наши покаянные записки прозорливый батюшка, не дав мне закончить, рассказал следующее.

Жил он в детстве в небольшом поселке, но очень хотел учиться в Москве. Однако у семьи не было на это денег, да и мама не хотела его отпускать. Отрок понял, что это за грехи его, и, написав свои грехи на бумаге, пошел в лес, повесил листочек на березу. Господь принял его покаяние и услышал молитву. В скором времени мечта его исполнилась. Отыскался богатый родственник, нашлись средства, и мама отпустила. Нам о.Адриан сказал: «Хорошее дело, только вы эти записки закопайте. Может, Господь и простит Россию, продлится еще на несколько лет мирная жизнь. Ведь наступают последние времена». И еще батюшка сказал, что записки, конечно, могут писать все, кто захочет, но это не отменяет необходимости исповедываться у священника. Окрыленные пониманием и поддержкой, я и мои молодые помощницы уехали из монастыря. Мы более не сомневались и стали рассказывать всем о горе Голгофа, собирать покаянные записки.

«Не мне, Господи, а имени Твоему...»

Из-за отлива лодка не может подойти к берегу, и мы долго бредем по мелкой воде, подтягиваясь с разных сторон. Не все приехавшие на остров поднимались на гору. Кто-то из экипажа отправился за грибами-ягодами, кто-то просто побродить по твердой земле. Надо признать, что так волнующая меня тема интересует далеко не всех. «Господи, сделай так, чтобы и в третий раз мне побывать здесь, привести сюда наши записки, чтобы вся наша исстрадавшаяся Русь обратилась к своей Голгофе с покаянием! Господи, вразуми и помоги».

* * *

Расскажу подробнее о самой первой пришедшей ко мне покаянной записке. Ее написала совершенно тогда незнакомая мне женщина. Псковская область. Печеры. Останавливаюсь на ночь у предложившей ночлег за 10 рублей немолодой женщины. Февраль, темнеет рано. Вечерняя служба в монастыре закончилась, мы вечеряем. Я не очень подробно и как-то даже вяло рассказываю о цели, приведшей меня к настоятелю монастыря. Есть благословение старца, приехала предложить начать сбор записок. Получила уклончивый ответ: просят благословение Патриарха. Расстроилась и не очень охотно рассказываю Галине о Голгофе и нашей задумке. С удивлением узнаю, что она знает историю этой далекой горы. Читала в какой-то православной газете. Ложимся спать. Утром, перед отъездом, Галина, краснея и робея, стала уговаривать меня прочитать ее записку на Голгофу. Читаю, потрясенная. Эта обыкновенная сельская женщина, не слишком грамотная, поняла, схватила самую суть нашего трехлетнего поиска, написала о своих собственных прегрешениях как об одной из бед, постигших Россию. Написала ярко, коротко, искренне. Не готовая еще собирать записки, начинаю уговаривать Галину подождать, объясняю, что не настало время, что пока не имею права и т.п. Галина понимает мое сопротивление по-своему: не так написала. Тут я пугаюсь своего мирского несмирения. Ведь написано именно так, за одну ночь, и ведь это то самое, чего мы так жаждали: начало не от Патриарха, не сверху, а именно снизу, от простой человеческой души. На какое лучшее начало можно было уповать? Спасибо тебе, Галина. Не знаю твоего ни отчества, ни фамилии. Раба Божия Галина, живущая у стен Псково-Печерского монастыря, низкий тебе поклон. На все Божий промысел. Уже в дверях мне насильно возвращаются оставленные 10 рублей со словами трогательной заботы: «Возьми, возьми. Тебе ТАМ может пригодиться». Не смею отказываться. Нужно ли говорить, как грела эта первая записка с бережно вложенным в нее пожертвованием, которое израсходовала на свечи, купленные в Архангельске и поставленные внутри храма Распятия Господня на Голгофе о здравии рабы Божией Галины.

Все в руках Твоих, Господи

1999 год. В сентябре надежды на третью беломорскую экспедицию растаяли. Головной институт океанологии не утвердил программу из-за отсутствия средств. Что делать? Заказала в нашем морском Никольском соборе молебен помощнику и молитвеннику нашему, покровителю моряков и путешественников свят.Николаю Чудотворцу. И чудо произошло. Деньги на аренду судна выделили морские геологи, так что в конце сентября мы выехали в Архангельск. Записки, собранные от православных Петербурга Ольгой и Надеждой, путешествуют с нами. Но поздний выход, надвигающаяся непогода, ограниченность сроков экспедиции делают их доставку на остров Анзер маловероятной.

Все дальнейшее представляется перечнем чудес... В начале октября 1999 года удается зайти на Большой Соловецкий остров и получить благословение следовать на остров Анзер, чтобы подняться на гору Голгофа. Оставался еще один нерешенный вопрос: где и как оставить записки. Отец Адриан благословил закопать. Но где именно закопать? В алтаре? Туда нельзя. В самом храме? А если когда-нибудь начнется реставрация и записки будут потревожены? Вне храма? Опять же где? Восток, север? В монастыре узнаем, что настоятель архим. Иосиф в Москве, вместо него уже знакомый мне по прошлому году игумен Герман. Узнает, выслушивает, кивает, улыбается. Прошу отпустить с нами на о.Анзер одного из монахов для совершения молебна и чина оставления записок. Обещаю вернуть им брата через три дня. Но оказалось, что остров с этого лета перестал быть необитаемым, там третий месяц живут три человека – о.Евлогий, диакон Иосиф и послушник Вадим. Они успели построить деревянный домик и теперь восстанавливают церковь, стоящую на месте явления Божией Матери.

– Делайте все, как они скажут, – напутствует о.Герман. – Только возьмите мешочек с просфорами для братьев...

«Значит, будут служить литургию, а я не прочитала правила к причащению», – с горечью подумала я. Вышли в море в шторм. Судно кладет с борта на борт. И так всю ночь. Но к утру ветер стихает, и мы можем идти, не меняя намеченного курса. Впереди о.Анзер. Долго ищем удобную бухту – всюду сильный, оставшийся от длительного шторма, накат. Высаживаемся в два приема. Первая группа долго идет вдоль берега то по тундре, то по гальке. Соединяемся со второй группой почти в темноте. В сумерках мы быстро теряем ориентацию и начинаем плутать. Тропинки, проложенные дикими животными, переплетаются, переходя одна в другую. Начинается дождь. Уже совсем темно. Ребята помоложе уходят в разведку, долго не возвращаются. Нужно принимать какое-то решение. Спички у нас есть, но нет ни пилы, ни топора, ни палатки. Всегда беру с собой в тундру кружки, чай, свечи... Стоп! Я же купила в Архангельске небольшую иконочку св. преп.Елеазара Анзерского! Нужно помолиться святому этого острова. Кто же еще поможет нам найти дорогу на Голгофу?! «Не оставь нас, преподобный Елеазар, ночью, под дождем, немощных... Помоги и укажи дорогу».

Я еще не кончила молиться, когда подошли с разных сторон наши разведчики. Горы они не нашли. Со словами «помоги нам, преподобный Елеазар!» иду, не знаю куда. Никто не сопротивляется. Устали, спорить стесняются, а предложений нет никаких. Испробовали все. Лес становится гуще, то и дело кто-то спотыкается и падает. Слышатся нелестные высказывания по поводу болота, низких, хлещущих по лицу веток, дождя и сожаление о покинутом пароходе. Огонь появляется неожиданно. В пелене дождя он тускловат и еле виден. Дошли! Вот он – свет в ночи! Впереди – люди, дом, крыша! Притихшие наши мальчики как-то особенно тепло улыбнулись: «Неужели и вправду помог твой Елеазар...»

Поднимаемся по крутому склону горы к домику с горящим окошком. Поздно, наверное, и монахи спят в такое время. Пересиливаю себя и вспоминаю, как стучаться в кельи в монастырях: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь». Дверь отворяется, на пороге монах, ни слова не спрашивает и без тени удивления приглашает всех нас в дом. Я пытаюсь извиняться. «Потом, потом, – спокойно говорит он, – сначала раздевайтесь, сушите одежду и за стол». Послушник Вадим уже затапливает печку, закипает чай. Переоделись кто во что. Я, зная, куда иду, взяла с собой в рюкзаке юбку и платок на голову. Ребятам что-то дали монахи. Пьем чай с сушками и сухарями. Счастливы. Оглядываемся. Свежеструганный, хорошо продуманный, уютный и простой деревянный домик имеет два помещения: кухню, где сушится одежда и спит послушник Вадим, и комнату-келью, где установлена маленькая домашняя церковь. Горит лампада, несколько икон, на аналое лежит Евангелие. Две аккуратные узкие скамейки для о.Евлогия и дьякона Иосифа. Между комнатами печка.

Отец Евлогий зовет меня к себе. Рассказываю о цели нашего появления на Голгофе. Неожиданность и необычность просьбы («обряд» закапывания покаянных записок) на мгновение лишает батюшку уверенного спокойствия. Но лишь на мгновение. Затем о.Евлогий твердо произносит: «Это делание не заменяет, конечно, церковной исповеди, но любая тропинка, ведущая к Богу, полезна и душеспасительна». Так легко и просто снял соловецкий монах с моей души последнюю каплю сомнения.

Около полуночи ребята улеглись на полу на кухне, уговорив меня занять койку послушника Вадима. Следующий день – день соловецкого святого Савватия. В келье монахов при свечах началась ночная молитва. Электричества, конечно, на острове нет. Свечи церковные, тоненькие, горят тихим пламенем. Вадим то и дело зажигает их одну от другой. Чтение канона перед Святым причастием. Мои опасения, что нельзя будет причаститься, уходят со словами молитв. Остается благодарность к монахам. Еле стою на ногах. Глубокая ночь, полумрак. Сказываются недавнее плутание по мокрому лесу, усталость, тихое чтение. Иногда вздрагиваю, когда обессилившее тело теряет контроль и пытается качнуться вперед. Сердито кусаю себе губы и щиплю руку. Батюшка, видимо, заметил мое состояние и показал глазами на рядом стоящую койку. Села, но когда Вадим окончил чтение и начал читать о.Евлогий, вскочила и продолжила борьбу со своим грешным телом. Молитвы закончились. Батюшка заводит будильник на четыре часа утра. Сразу же проваливаюсь в сон...

В четыре утра кто-то мягко тронул меня за плечо: «Матушка, вставайте. Пора». Вскочила – спала, конечно, не раздеваясь. Служба продолжилась...

Шла всенощная с угадываемым мною порядком, но без хора и, видимо, с большим чтением Псалтири. К тому времени, как загасили все свечи, кроме одной, за окнами начало чуть светать. Часов не было, но по ночным вахтам на судне знала, что в 7 утра еще темно совершенно. На аналой кладут Новый Завет и крест. Время исповеди. Сначала подошел к батюшке Вадим. Три брата во Христе живут здесь без людей все лето, вместе молятся, едят, спят, строят, готовят еду. Что может один сказать другому на исповеди? Ведь все на виду. О тайном, о помыслах?.. После отпущения грехов Вадим с просветленным лицом отошел на свое место. Исповедь на Голгофе. Дерзала ли я за эти четыре года об этом?!

...Батюшка накрывает меня епитрахилью, берет сосуд с миром и помазывает нас. Потом он с дьяконом уходит в холодную церковь Воскресения Христова и готовятся к Литургии. Рассвело. Я пристроилась на полу в углу за аналоем – под горящей у икон свечи – писать свою покаянную записку на Голгофу. В церкви, где в прошлом году были только стены и крыша, убрано, чисто, на стене иконостаса несколько бумажных икон. Среди них выделяется изображение Царя-мученика Николая II. Значит, и Соловки признали его до канонизации. Алтарь отделен голубой занавеской. На стенах иконы Серафима Саровского, Божией Матери, старинный, потемневший от времени оклад. Совсем замерзнув, спросила Вадима, есть ли у меня пара минут до начала. Он кивнул. Вернувшись домой, отыскала и надела без спросу чей-то ватник. Начиналась литургия. На этой удивительной, Богом дарованной мне службе мы читали молитвы втроем. И вот вынос чаши, причастие. Целование креста и проповедь о.Евлогия. Батюшка не спеша и подробно рассказывает о Воскресении Господа Иисуса Христа, о Святом причащении...

На 11 часов назначен приход катера с судна. А у нас еще не сделано то, ради чего столько времени мы стремились сюда попасть. Выслушав до конца благодарственные молитвы по причащении, выхожу из церкви. И сразу отправила самого молодого нашего химика Алешу на берег: пусть там на катере подождут еще три часа. Дождь все моросит, ветер умеренный. Прошу отца Иосифа запастись лопатой... Возвращается Алеша и успокаивает: катер еще не пришел. На берегу туман и сильный после вчерашнего шторма накат. У нас есть время. Слава Тебе, Господи! Из церкви выходит о.Евлогий, все замолкаем, начинается восхождение на Голгофу. Голгофо-Распятский храм. Батюшка по дороге рассказывает. Запомнилось, что иван-чай особенно буйно растет на местах, политых кровью. На этой горе его очень много. Показывает места, но на дворе октябрь, и кипрея уже нет. Лес стоит притихший, мокрый и словно чего-то ожидающий.

Поднявшись на вершину, обошли храм. Затем вслед за батюшкой по проложенной дощечке вошли во внутрь разрушенной святыни. В притворе слева сложен из кирпичей крест. Прямо на камнях стоят загашенные свечечки, у основания лежит иконка св. иеромонаха Иова, того самого опального духовника Петра I. Здесь и его могила. Стоим молча, проникаясь моментом реально сконцентрированности в одном месте истории государства Российского. Петровские реформы, конфликт царя и его духовника, соловецкая ссылка последнего, правота монаха Иова, видение Божией Матери, Ее наказ монахам, строительство скита и храма, кладбище, монастырская жизнь, революция, гонения на Церковь, соловецкий лагерь особого назначения, госпиталь, кровь новомучеников, запустение, возрождение монастыря и мы на волне новых реформ, но уже без царя и, дай Бог, с покаянием... Потом на судне, в море, мы, поговорив, пришли к выводу, что каждый, стоя у могилы монаха Иова, думал примерно об этом же.

Отец Евлогий читает молитву, поет величание, потом становится на колени перед иконой, лежащей на кресте, крестится и прикладывается. Мы следуем за ним. Все мои научные работники, в большинстве кандидаты наук и почти все атеисты, становятся на колени перед иконой. Возможно, впервые в жизни. Тишина. Но в храме сильный сквозняк, и пламя свечей задувается везде, кроме сложенного в центре из кирпичей импровизированного аналоя. Там, как и в прошлом году, стоит несколько свечей из Иерусалима. Окна в алтаре заложены кирпичами, и ветер не гуляет так открыто и буйно. Доска с надписью: «Алтарь освящен 29 июля 1992 года. Не входить». Стоим и молчим. Каждый о своем... Благоговейно покидаем храм. Батюшка обходит его,целует крест. Затем предлагает закопать покаянные записки под необыкновенной березой, находящейся в 100 метрах ниже на склоне горы. За время гонений на Соловецких островах были уничтожены все кресты, и вот выросла береза с ветвями, расположенными в виде абсолютно правильного креста. У Господа все возможно. С радостью и безусловным пониманием указующего свыше перста спускаемся к березе. Дойдя, останавливаемся потрясенные. Диакон Иосиф вырывает яму под дивной березой. Отец Евлогий велел мне освободить записки от полиэтиленового мешка, в котором они хранились, и положить на дно ямы. Прочитал молитву. Отец Иосиф аккуратно забросал яму землей. Слава Богу, свершилось!

При прощании мы троекратно целуемся. Отец Евлогий предлагает пересылать записки прямо ему – зимой они будут жить в монастыре. Пока мы молились, ребята из разговора с Вадимом поняли, что еды в домике почти не осталось. Нет ни сетей, ни лодки. Реакция членов экспедиции одинакова: в будущем году привести на Анзер и то, и другое. Отмечаю и этот результат: у них нет сомнения о новом восхождении на Голгофу. Монахи возвращаются к своим делам, а экспедиция начинает спуск. Я возвращаюсь в храм. Постоять, подумать, помолиться, поблагодарить...

Трудно предположить, сколько людей откликнется на такое деяние. Для того, чтобы Господь простил Россию, наверное, нужно покаяться всем жителям, хотя... «и десятью праведниками стоит город». Может быть и эти, оставленные на Голгофе, покаянные записки приметит Господь... Так хочется верить, что умолит Его Божья Матерь, обещавшая иеромонаху Иову «вечно пребывать на месте сем». Монахи монастыря свидетельствуют, что ни в одном другом месте Соловецкого архипелага не растут весной незабудки, а склоны этой Святой горы покрываются их ковром каждую весну.

Записал И.Вязовский

Покаянные записки присылать по адресу: 164409, Архангельская обл., Соловецкий монастырь, отцу Евлогию на Голгофу.

На 14-20 июня 2000 года намечена паломническая поездка на Анзерский остров с тем, чтобы 18 июня в день явления Божией Матери иеромонаху Иову оставить записки на Святой горе. Организаторы – паломнические службы журнала «Фома» (Москва, тел. (095)486-97-93) и Православного радио СПб при заводе АТИ (Санкт-Петербург, тел. (812) 294-04-11).

 

назад

вперед

---

На глав. страницу.Оглавление выпуска. О свт.Стефане.О редакции.Архив.Почта

eskom@vera.komi.ru