ПОЧТА
Дорогие работники газеты «Вера»! Пишу вам из далекого северного села, что почти тысячи лет стоит на реке Северная Двина. Я здешняя, муж с Казахстана, живем с ним скоро сорок лет, сошлись по любви. Я христианка, муж мусульманин. Мы его зовем Григорием, с детства его русские дети звали так, и я его впервые узнала как Гришу. Грех это, что религия между нами разная. Здоровье у мужа ухудшается, случись что, я его и похоронить не смогу по-христиански? Сейчас у нас свой храм есть, свой батюшка, наш младший сын уже венчался. Я хожу на службы, дома молюсь вечером и утром. Да и Гриша верит в молитвы, носит поясок с ними, здесь, в церкви нашей, купили, а на душе неспокойно – грех, что религия между нами другая. Этот неисправимый грех может на детях наших отразиться. Спросили батюшку, как нам быть, но он точно ничего не ответил. Я считаю, раз уж мы столько лет прожили с ним в грехе, ему надо исправить его – принять христианство. Теперь его отец и мать умерли, не обидятся. Подскажите, как нам быть? Такие ведь не одни мы, таких семей много на Севере. В своей жизни я много видела горя, но никогда не теряла силы духа. В работе и заботах о родных было мое спасение. Церковь у нас была разрушена до моего рождения, я была некрещеной. Окрестили меня только в сорок три года, когда пошла ставить свечу за моего больного сына. Батюшка спросил меня, крещена ли. Я ответила, что нет. Он предложил мне креститься, я согласилась. Тогда же я купила молитвослов и стала читать молитвы ежедневно. Они и помогли мне выжить и давали силы перенести все беды. Когда сын заболел и умер в двадцать лет от саркомы, просто нечаянно ушиб ногу, меня из колеи выбило, думала умереть вместе с ним. Не хотела жить. Как хорошо, что именно в этот год меня окрестили. После смерти сына я уходила на острова Двины (на лодке переплывала), потом уходила в леса. Целыми днями бродила по лесам. Но никогда не плутала, точно знала, куда иду. Вечером, когда темнеть начинало, меня как будто кто-то заставлял идти домой. Ходила, не замечала, как на кладбище на могилку к сыну приходила. Вдруг окажусь на могилке, сижу, времени не замечаю, а потом будто меня кто-то толкнет: «Иди домой. Уже вечер». А в будние дни все работала, за работой с людьми все легче. Потом один за одним умирали все мои родные: бабушка, мама, отчим. Не сразу, конечно, кто когда, от болезней. Они перенесли войну, голод, холод, уходили из жизни раньше, чем надо бы. Всех жаль было, я ухаживала за ними, все силы отдавала, не жалею об этом. Отец еще в войну от ранения в госпитале умер, мне было восемь лет, не помню его. Через десять лет после смерти сына мне пришлось сделать операцию в Архангельске. При обследовании все было хорошо – сердце, кровь, давление. Я никогда в жизни своей не пила таблеток, поэтому и не знала, как организм на них будет реагировать. А как мне наркоз стали вливать, я в середине операции стала умирать. Вижу, что я в вагончике каком-то, здесь же на кровати мое дитя малое лежит, больное, я волнуюсь, надо звать кого-то, выйти боюсь. Но вот решилась, вышла – яркий свет белый, а на угоре речки бабушка стоит, тянет руку ко мне, улыбается. А рядом с ней под угором облако яркое, свет от него идет. Сама себя я вижу маленькой девочкой, босиком, какой была в детстве, на мне платье в цветочек. Мне очень хочется бежать на свет к бабушке, но я очень волнуюсь за сына, которого оставила в вагоне. Потом говорю бабушке: «Не приду я пока, не могу». В вагон заскочила, нашла одеяло и завернула дитя, крепко его прижала к себе. Вдруг чувствую, как меня по щекам бьют, к жизни возвращают. Очнулась, боль пронзила – значит, думаю, операцию делают. Оказалось, что давно закончили, шесть часов, как на столе лежу. В палате меня уже не ждали, думали, что умерла. Врач сказала, что у меня страшная аллергия на наркоз. Долго они понять не могли, почему со мной плохо стало. Все тело у меня было красное, в волдырях, как крапивой настегали. Когда приехала домой, муж сказал, что он в ту ночь, когда операцию мне делали, не спал, все молился за меня перед иконами. Хоть сам и мусульманин и в жизни ни разу не бывал в храме, ни одной молитвы не знает. Своими словами молился, как умел, обращался к Богу, и Господь его услышал, спас меня. Напишите, как нам быть? Возможно ли дома окрестить мужа, а то у него ноги больные, стоять не может? Храни вас всех Господь! Раба Божия ЛЮБОВЬ Дума о смерти Жизнь человека – гора. Поднимаясь, ты глядишь вверх, и ты счастлив. Но только успел взобраться на вершину, как уже начинается спуск, а впереди – смерть. Поднимаешься медленно, спускаешься быстро. В молодые годы все мы были веселы, были полны надежд, которые, кстати сказать, никогда не сбываются. В мои годы человек не ждет уже ничего... кроме смерти. Видите ли, настает день, когда вы начинаете замечать, что за всем, куда ни посмотришь, стоит смерть. Растения, люди, звезды – все зарождается и умирает, чтобы превратиться во что-то иное, но ничто не возвращается назад. О, вы не в силах понять это самое слово «смерть!» В юные годы оно – пустой звук. Мне же представляется ужасным. Его начинаешь понимать вдруг, неизвестно почему, безо всякой видимой причины, и тогда все в жизни меняет свой облик. Я вот уже двадцать лет чувствую, как она гложет меня, словно во мне завелся червь. Она подтачивает меня исподволь, день за днем, час за часом. И теперь я – точно дом, который вот-вот обвалится. Я не узнаю себя: от жизнерадостного и сильного человека, каким я был в тридцать лет, не осталось и следа. Я видел, с какой злой, расчетливой кропотливостью она окрашивала в белый цвет мои черные волосы! Она отняла у меня гладкую кожу, мускулы, зубы, все мое юное тело и оставила лишь полную отчаяния душу, да и ту скоро похитит. Да, изгрызла, подлая. И теперь, за что бы я ни принялся, я чувствую, что умираю. Каждый шаг приближает меня к ней, каждое мое движение, каждый вздох помогает ей делать свое гнусное дело. Дышать, жить, есть, спать, трудиться, мечтать – все это значит умирать. Жить, наконец, тоже значит умирать! Смерть – это аномалия. Я думаю: откуда это во мне – чувство, что любое творение, будь оно самым примитивно организованным, не может, не должно окончательно исчезнуть. Может быть, эту смутную веру дает мне то вечное начало, что есть во всяком человеке, то, что изначально Бог предназначил для вечного бытия и блаженства. Смерть противоречит первоначальному замыслу Божию о всем существующем, о всем Его творении. Вся природа предназначена к блаженству и бессмертию. Бог смерти не сотворил – и, видимо, поэтому, смерть поправ, Воскрес Христос. П.ЛИПИН
На глав. страницу .Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции. Архив.Почта |
