ПРАВОСЛАВНАЯ ЖИЗНЬ
ГОРЕТЬ ПАСХАЛЬНОЙ СВЕЧОЙ
Когда я уезжал в Красноборск (это в Архангельской области), сотрудник нашей газеты Володя Григорян, который ездил туда три с лишним года назад, настоятельно просил меня: «Поговори с красноборскими бабушками! Там
бабушки замечательные, а у меня тогда времени не хватило».
Для меня каждая встреча с верующей бабушкой – радость. Ведь это именно они через лихое богоборческое время донесли до нас нашу живую православную веру. Скромные и
незаметные не только в быту, но и в церкви, они добросовестно выполняют свое нехитрое церковное послушание; изо дня в день приходя на службу, стоят не шелохнувшись, горят, как пасхальные свечи.
Мама Лида
Без Лидии Ивановны Нерадовской невозможно представить существование красноборского прихода. Она не просто поет на клиросе и печет просфоры, а в каждом человеке примет участие, поможет и словом, и делом, утешит, если нужно. Особенно удивительно было видеть, как ее любят детки о.Валентина Кобылина, настоятеля прихода. Встречая Лидию Ивановну, они бросаются к ней со словами «мама Лида!» и повисают на ней, как на новогодней елке. Мама Лида – крестная у троих из пяти сыновей о.Валентина.
Наблюдая, как Лидия Ивановна в белом фартучке готовит просфоры – с молитвами, при зажженных свечах, – как она по-домашнему месит и валяет тесто на столике перед иконами, я слушал ее житейские истории, некоторые из которых записал.
 |
Христианская смерть
«До меня просфоры пекла дочь священника Галина Ивановна, – рассказывает мама Лида. – Года три, как она умерла. Когда все ее близкие почили и она уже ходить не могла, устроилась в сторожке при храме. А последние три-четыре месяца батюшка взял ее к себе в дом. Мы, прихожанки, за ней по очереди ухаживали. Накануне кончины Галина Ивановна попросила батюшку прислать ей всех нас, старух. Она всех по имени-отчеству назвала, у всех попросила прощения, отец Валентин ее перед смертью исповедовал, причастил – и на следующий день она умерла».
Этот случай на всех красноборских старушек произвел потрясающее впечатление как образец истинной христианской кончины. Ведь до конца дней, пока хватало сил, Галина Ивановна несла свои церковные послушания. Будучи алтарницей, убирала в алтаре даже тогда, когда уже не могла ходить: приползала в алтарь на четвереньках и так мыла полы. Как я понял, каждая из бабушек, находясь в непосредственной близости к смерти, втайне мечтает о подобной блаженной кончине.
«Бога увидела»
«Мне лет 12 было, когда в Котласе храм открылся. Это было при о.Владимире Жохове. Рядом с нашим домом в огороде мазанка была, там жили две монашки: Екатерина и Наталья. Как они к нам в Котлас попали, откуда были высланы, не знаю. Я часто к ним в гости ходила, они постоянно молились, у них иконочки везде были. Как только храм открылся, они меня первый раз в храм привели. Давно они уже умерли, но я сейчас их постоянно поминаю, потому что знаю, что за них молиться некому. Так вот, когда я пришла с ними в храм в первый раз, посмотрела на иконку Иисуса Христа, а потом отец Владимир из алтаря вышел – точь-в-точь как Иисус Христос. Я тогда подумала, что это и есть Бог... Маленькая была».
«Со славой»
«В ту пору у отца Владимира с матушкой Елизаветой было трое детей, – вспоминает Лидия Ивановна. – Толя, Коля и Вова, а потом у них народился еще Вася. Батюшка в Котласе года два, наверное, прослужил, а потом они переехали в Красноборск. Когда о.Владимир здесь служил, много народу ходило, это были годы с 47-го по 49-й. Он по городу ходил открыто в рясе, не боялся. Все его очень любили, и когда была Пасха, на Пасху верующие приглашали его «со славою» по домам. Сейчас как-то меньше на пасхальной неделе приглашают батюшку домой «со славой», а в то время не стеснялись. Помню, я в тот день в школу не пошла. Сказала маме, чтобы она перед работой оставила мне три рубля. Я тогда любила вышивать, сама полотенца вышивала и к приходу батюшки иконочки вышитыми полотенцами убрала, все помыла, стала ждать. А по улице видно, как они от дома к дому ходят. Пришли в наш дом с дьяконом, пропели Пасху, я достала три рубля, протягиваю батюшке, а он расцеловал меня, взял мои ладошки, вместе сложил и вместе с моей трешкой положил в них все, что им до этого надавали, – целую пригоршню денег».
Память о Жохове
– Когда они в Красноборск переехали, – дальше рассказывает Лидия Ивановна, – я на летних каникулах приезжала к ним сюда, с ребятками оставалась, когда они уходили. В Красноборске у них родилась дочка Оля, потом еще Иван. Батюшка подарил мне маленькое Евангелие от Матфея, это первая божественная книжечка, которая у меня появилась. Такие теплые слова написал... Потом все фотографии и письма батюшкины мама у меня отобрала, куда-то дела, сказала, что сожгла. Тогда строго с верой было, в школе меня сколько из-за того, что я в храм хожу, притесняли, крест снимать велели, столько всяких неприятностей было. А Евангелие мама оставила, я его долго берегла. А в прошлом году дом, в котором я жила, сгорел.
В воскресенье это случилось, я на службе была. Наш батюшка Валентин с матушкой как раз уезжали в Архангельск на сессию. Я, когда они уезжают, остаюсь водиться с их ребятами. Они долго собирались, служба уже кончилась, мы с детьми на улице их ждем – прощаться. Тут Батюшке позвонили, сказали, что мой дом горит. Он выходит, говорит: «Лидия Ивановна, поедемте в Красноборск». Я говорю: «Батюшка, чего случилось-то? С сыном, что ли, чего, с моим Толиком?» Он говорит: «Нет, с сыном все в порядке, сейчас позвонили, сказали, что у вашего дома сарайка горит, съездим посмотрим, чтобы вам потом не переживать и не расстраиваться». Дом у нас 12-квартирный, у меня квартира внизу в среднем подъезде. Когда подъехали, он уже вовсю горел, мы с батюшкой успели заскочить в нашу квартиру, я все свои книжечки, иконочки в халат собрала, а Евангелие от Матфея забыла. Как мне жалко это Евангелие. Там еще с другой стороны я фотографию о.Владимира приклеила.
Когда Жоховы переехали в Сыктывкар, я с ними переписывалась. Потом поступила в медучилище и переписку прекратила. А когда здесь в храме стала работать, батюшке говорю: «Давайте отца Владимира на службах поминать будем, потому что он в этом храме служил». Теперь батюшка его постоянно поминает...
– А ведь отец Владимир Жохов заранее знал, что умрет в день Стефана Пермского! – неожиданно вспомнила Лидия Ивановна. – Детям об этом говорил. В тот день и умер.
Лидия Ивановна затихла, думая о своем любимом батюшке. В просфорне от растопившейся русской печи стало тепло. В печи потрескивают поленья. Вздохнув, старушка взялась за тесто и муку, начала священнодействовать. Перед ее любимыми иконами Серафима Саровского и Божией Матери «Умиление» горят три свечи. В небольшой просфорне как-то по-домашнему стало хорошо и уютно. Мне вспомнилось мое детство, родная деревня Рыбное, когда мама так же хлопотала возле русской печи и пекла нам с братом и маленькой сестрой на праздники пироги.
«Господи, пошли колольщика!»
– ...А Господь меня не оставлял, – замешивая тесто, рассказывает тихо Лидия Ивановна. – Вот был случай. Привезли мне две машины дров, и никак я не могла найти человека, чтобы их расколоть. Уже зима началась, снег выпал. Как-то вечером прочитала вечернее правило, смотрю на иконочку Спасителя и Ему как живому человеку говорю: «Господи, пошли Ты мне какого-нибудь колольщика, дрова расколоть надо». Сама потом думаю, что это я говорю, с таким пустяком обращаюсь к Господу. Утром меня будит стук в дверь, соседка Тамара сверху пришла, говорит: «Лидия Ивановна, у меня брат Сашка пришел. Он спрашивает: «Чьи это тут дрова лежат, я бы их расколол». – «Ну ладно, – отвечаю, – пускай колет. Только сегодня погода плохая, пусть в другой день приходит». Я уже и забыла, что просила Господа. А этот Сашка, он у нее уже год, наверное, как не бывал. Выглянула я на улицу, смотрю, а он с колуном идет мимо моего окна к дровам, и тут только я вспомнила, что просила у Господа колольщика. Подошла к иконочке: «Господи! Ведь пришел мужчина сегодня колоть дрова-то. Ты уж помоги ему, Господи, их расколоть!»
А погода с утра плохая задалась, снег шел липкий, мокрый. А Сашка такой приметный парень, рыжий-рыжий, у него кудрявые пышные волосы. Я выгляну в окно, а он все колет и колет, всю рыжую шевелюру ему снегом залепило. Мне жалко его стало, я к Тамаре: «Тамара, скажи ты ему, пусть не колет больше, пусть завтра приходит». А он: «Да вот еще немного поколю, да еще немного» – так разошелся, что за четыре часа обе машины мне расколол. В обед я пришла к ним домой, он сидит у печки, курит, спина у него вся мокрая, пар от него валит. «Саша, – говорю, – ну, кто тебя гнал-то, мог бы эти дрова разделить на два или три дня». А он мне отвечает: «Лидия Ивановна, я когда топором махал, усталости не чувствовал, так хорошо дрова кололись!»
«Будто в рот положит»
В Красноборске я встретился с еще одной замечательной старушкой –
Марией Дмитриевной Сошиной, так же всю жизнь прослужившей Господу верой и правдой. Сейчас Марии Дмитриевне уже больше восьмидесяти лет. Говорит она быстро-быстро, словно строчит из пулемета. Мне представилось, что так же быстро она бегала в храм, когда
была молодая. Впрочем, и сейчас она выглядит гораздо моложе своих лет, да и сама себя полностью пока обеспечивает, живет одна в большом крестьянском доме.
– Сколько в красноборский храм хожу? Да лет уж 45. Еще когда он только открылся, начала ходить. Я тогда санитаркой в больнице по сменам работала. После ночной смены наскоро оденусь и в храм бегу.
Всех батюшек, какие были, помню. Все они хорошие. Отец Григорий Токов, вот он теперь помер на Украине, лет десять служил. Такой спокойный, проповедь скажет так коротенько, так ясно. И о.Василий Бобер тоже хорошие проповеди говорил. Выйдет тихонечко, так скажет, как будто в рот положит, так мы их за это и уважали. Тоже на Украину уехал.
В реку спихнули
– Верую я с детства, – продолжает рассказ Мария Дмитриевна. – Раньше мы в Телегово жили, храм у нас там был большой. Мама скотину управит, собирается на службу и меня тоже берет с собой. Она все посты соблюдала и меня заставляла постничать. Когда телеговский храм закрыли, люди много раз видели, как в нем свет горит, хотя двери-то заколочены. Там раньше был монастырь, были мощи угодника Божия. Все говорили, что это он молится в закрытом храме.
Недолго храм простоял. Во время войны его разломали и спихнули в Двину – фарватер перекрывать. Но разве его перекроешь! Председатель сельсовета, который ломал храм, потом сам в Двине утонул.
– А как его звали?
– Вася-хрен все звали, – краснея, вспомнила Мария Дмитриевна богоборца, – такую кличку ему в деревне дали, он больно хрен любил. После того, как храм в реке утопили, он ездил мясо совхозное в Котлас продавать. Обратно ехал пьяный на пароходе, оступился, полетел в воду и канул. Долго его найти не могли. Везде искали. Потом он зятю приснился, сказал: «Ищите меня под почтой». Стали там багром шарить и оттуда его на третьи сутки достали. Сейчас на месте телеговского храма ничего не осталось, кладбище одно.
– А когда нашу красноборскую церковь ломали, – дальше вспоминает Мария Дмитриевна, – у меня сын тогда работал трактористом. Пришел как-то, говорит: «Сегодня будут церковь ломать, заставляют кирпич возить». – «Ой, Витя, – говорю, – это ж великий грех». Молились, чтобы его не посылали. Он один раз съездил, на следующий день пришел радостный: «Мама, я больше не поеду, сегодня на ремонт встаю». – «Ну и хорошо, – говорю, – ты ремонтируйся подольше...» А храм был такой красивый, теперь уж его не восстановить...
«До конца победы»
– Мария Дмитриевна, говорят, вы в войне участвовали?
– Когда войну объявили, я работала в Котласе нянечкой в больнице. 28 сентября 41-го меня мобилизовали и отправили в трудовые лагеря в Карелию. Как привезли нас в Кемь на пароходе, сразу же попали под бомбежку – ох, и натерпелись страху. Первое время спали под открытым небом, под сосеночками. Грязно, дожди идут. Поставили нас в болото канавы копать, работали по колено в воде. Так издевались над нами – разве можно было эти канавы через болото прокопать? Кормили худо, питались брусникой да грибами.
Потом нас в Керкозеро привезли траншеи и блиндажи копать. Копаем, копаем, вдруг на пути камень размером с нашу избу – обходим его со всех сторон, дальше копаем. На день давали кусочек хлеба с кониной. Финны подстрелят наших лошадей, вот ими нас и кормили. На Керкоозере нас финны окружили, началась перестрелка, и командование приказало: бегите и спасайтесь кто как может. Мы лесами пробирались к своим. Нашего командира ранило, я его везла с солдатом одним, все пить просил, так и помер у меня на глазах. Вышли из окружения, пришли в поселок, где стояла действующая часть 32-й армии. Мы все документы, пока бежали, потеряли. Потом делали запросы в Беломорск, куда нас девать. Пришел ответ: «Надеть форму и воевать до конца победы». Так и воевала до победы на Карельском фронте. Работала шефповаром в пекарне, в охране была, на сенокос ходила, всяко приходилось работать, когда баню истопишь, когда еще что...
– Богу-то молились там?
– Как самолеты налетят, за печку спрячешься: «Господи спаси! Господи спаси...» Но я к настоящей вере пришла здесь, в Красноборске. Когда дети подросли, постоянно стала в церковь ходить. И посты все стала соблюдать, когда еще сорока мне не было. На работе как на праздники соберутся, мне говорят: «На мяса, рыбки поешь» – а я их заговорю-заговорю, сама водички попью, и все.
Копеечки не брала
– Когда я в церковь постоянно стала ходить, то начала помогать Галине Ивановне, – продолжает рассказ Мария Дмитриевна. – Придем, бывало, с Марией, старушкой одной, все полы вымоем с керосином, чтобы красиво было. Отец Григорий все хотел меня поставить помощником старосты, а я не соглашалась, стеснялась. Он говорит: «Мы тебя только в списки запишем, а работать ты не будешь, а то у нас единицы не хватает, без нее храм закроют». – «Ну, раз так, то пишите». Да так и проработала помощником старосты одиннадцать лет.
Все приходилось делать. Сколько в лавке ни стояла, копеечки не брала. Господь знает, не виновата. Один раз староста дала мне десять рублей. Я спрашиваю ее: «Чего тебе, Фекла Григорьевна, купить-то?» А она отвечает: «Это тебе за работу». Обиделась я: «Забери деньги и больше не заикайся». Я, грешная душа, не за деньги работала, а за то, чтобы Господь мне грехов побольше посписал...
* * *
Слушал я рассказы красноборских бабушек и радовался их такой светлой и замечательной жизни. Да и что может быть прекраснее, чем до конца своих дней, до самого последнего дыхания, верой и правдой служить Богу. Спаси их, Господи!
Е.СУВОРОВ
 | назад |
| вперед |  |
