– А нужна ли верующему человеку литература вообще? Есть у меня знакомый священник, о.Владимир Пономарев. В свое время он окончил литературный институт как поэт...

– Да, мы с ним знакомы.

– ...так он говорит: «Зачем что-то еще писать, когда уже есть Слово Божие?»

– Этот вопрос перед пишущими будет возникать постоянно. С одной стороны, ты уподобляешь себя Творцу. Это святой акт. Но, с другой стороны, – мир уже сотворен, а ты, создавая на бумаге мир собственный, словно вступаешь в соревнование. И однозначного ответа на это найти нельзя.

Да, есть Писание, в котором в принципе уже все сказано. Но к каждому этапу истории мы приходим другими. И надо помочь увидеть то, что рядом, но человек просто не замечает. Поэтому литература должна (не надо бояться слова «должна», хотя сейчас ее как раз хотят от этого освободить) помогать вернуться на путь к Богу, к пониманию Слова. Причем рядом всегда будет эта опасность уклониться в греховность.

– Элемент фантазии насколько оправдан в сегодняшнем творчестве на христианские темы? Если взять ваш роман «Девяностый псалом»?

– Это проекция Апокалипсиса на наши дни. Я однажды стоял на платформе: холод, ветер, одиноко было, жутковато. Я просто представил, что могло бы быть, если бы уже поставили всем на лбу три шестерки. А душа противится, и как жить дальше: все с шестерками, патрули тебя проверяют, а ты без этой печати? В первой главе там есть письмо, которое герой получил с Украины. И простым языком оно написано, что вот «дядьку Ивана убылы». Отрывки начали публиковать в газете «Благовест» – и испугались, потому что к батюшкам в храмах начали подходить люди, спрашивать: «Что, началось уже?»

Через несколько лет на Украине действительно эти идентификационные номера ввели, а сейчас и у нас начинают вводить. То есть нечто совершается. И я попробовал смоделировать эту ситуацию. Это страшно делать, потому что, с другой стороны, этим, может, накликаешь...

– Сказать по правде, читая, я подумал, что сам не рискнул бы такое писать...

– ...Хотя иной раз художника просто выносит на какую-то тему, а если тема в тебе застучала, от нее трудно отделаться, пока не выплеснешь на бумагу.

– Сейчас в литературе о Боге стали говорить гораздо больше, чем раньше, но всегда ли это душеполезно?

– Наверное, нет. К сожалению, во многом о Боге говорят всуе. Ведь так легко ввести в свои стихи колокольные звоны, купола. И вот уже сотни загремели в стихах этими «колоколами». В первое время это радовало – обращение пишущих к божественному, светлому. Но когда направо-налево это начинает говорить каждый поэт, а жизнь вокруг в общем-то остается такой же безбожной, слово лишь обесценивает то, что должно нести.

– Может ли для верующего читателя быть полезной литература без прямой религиозной тематики?

– Литература, толкающая человека не на грех, а к спасению – конечно. Вот «Привычное дело» Василия Белова. Или его «Плотницкие рассказы». Там люди просто живут по-православному. Сострадают и помогают ближнему, трудятся, любят землю. Нормальная человеческая жизнь сама собой уговаривает жить в ладу с миром, в ладу с Богом.

Необязательно нарочито вводить атрибуты церковной жизни. Это иногда отталкивает. Люди не хотят агитации. Это надо показывать ярко, выпукло, чтобы читатель сразу почувствовал: да, спасение только здесь.

– К сожалению, именно патриотическое, православное крыло литературы в этом проигрывает, на мой взгляд. Я заранее знаю, что примерно автор может написать.

– Совершенно верно. Я изнутри этого стана могу подтвердить, что так и есть. Потому что нравственность, духовность – где они? Понятно, в городе трудно ее найти. Город – это вавилон. Старые отеческие ценности, если еще сохранены где-то, то они в деревне. И поневоле писатель берет деревенскую тему, переписывая десять раз того же Распутина. Молодежи это, наверное, читать неинтересно. Надо искать пути к читателю. А как – это уже задача писателя.

– Все-таки чего греха таить: у нас много писателей «правильных», но скучных. Как и слабых поэтов.

– Бывает, я говорю кому-то: «Ты же можешь воспоминания записать, ты такую интересную жизнь прожил». Нет, он сидит, сочиняет банальнейшие стихи. А важны личные воспоминания, личные переживания, личные ощущения. Тут, конечно, нужно мастерство. Мало просто написать честную историю, душеспасительную даже. Ведь мы пишем для того, чтобы посеять разумное, доброе, вечное. Чтобы человек прочитал и взошло. Поэтому я всегда предлагаю нашим писателям обращать внимание и на форму, и на занимательность.

Получается, правда, что ради святого я опять же толкаю их на греховный путь. Нужна блесна, на которую клюнут. Господь сказал: будьте ловцами человеков. Так и писатель должен улавливать своих читателей.

– Теперь появляются значимые произведения? Допустим, в последнее десятилетие? Ведь Распутин, Белов – имена, известные уже давно. А как быть с новыми?

– У Александра Сегеня есть роман «Общество сознания «Ч», где герои, проходя череду соблазнов всякими сектами, обществами, опять-таки оказываются в глухой деревеньке – церковь, крестный ход, – где вся мишура спадает. Не знаю, можно ли там остаться героям и жить. Это будет, наверно, какая-то натяжка, но то, что именно там приходит прозрение, – это очень символично.

– Еще кто из писателей? Где их отыскивать?

– В журнале «Наш современник». Много современной прозы печатается в журнале «Москва». Это вообще более православный журнал. В нем даже есть раздел «Домашняя церковь». (Кстати, именно в разделе «Домашняя церковь» журнала «Москва» несколько лет проработал и наш теперешний постоянный автор, известный русский писатель Владимир Крупин. – В.Ц.). Но публикуется там и молодая современная проза. Роман-журнал «XXI век», который два года существует, тоже печатает и современные вещи, и детективные, но в проекции православных ценностей.

– А возьмем книги, написанные в советское время, где вопросы веры вообще не трогаются. Например, «Как закалялась сталь». Если не брать первую сцену, где герой попу махры в тесто подсыпал, она тоже о самопожертвовании.

– В России очень сильно православное воспитание на каком-то генетическом уровне. Павка жертвует за други своя, а ведь христианство учит смирению, только когда оно касается лично тебя. То есть смири свою гордыню. Но если обидели вдову, сироту... За други своя вообще – живот положи.

По сути, Павка не отступает от божественных установок. Знаки меняются только тогда, когда начинаешь анализировать, во имя чего оказалась вся его борьба. Во имя того строя, который разрушил храмы, загнал людей в лагеря. А сам порыв человека романтического, встающего за свободу, за счастье многих, судить нельзя.

Но, вернувшись к той сцене, начинаешь понимать: за что он попу насыпал махры в тесто? А просто потому, что поп: получи, на тебе. Так и с революцией: когда не было в импульсе революции благословленного Свыше, и результаты получились не те, что ждали сами ее творцы.

– Мне кажется, литература еще не осмыслила, почему в 17-м году во вчера еще православной стране случилось такое. Ведь не приехало несколько человек разрушать храмы.

– Я тоже думал: вот село – веками ходили в церковь. Еще вчера они батюшкам кланялись, и вдруг...