| ПЕРЕКРЕСТКИ ДЯДЯ ПЕТЯ Эту историю я услышал совсем недавно. Дело происходило на Алтае, и главный герой здравствует, надеюсь, и по сей день. Для человека верующего случаи, подобные тому, о котором будет рассказано ниже, не являются чем-то исключительным. С обретением веры в Бога открывается особое видение происходящего в жизни. И там, где раньше видел лишь цепь случайностей или результат своих усилий, вдруг начинаешь прозревать Отеческую десницу Божию: направляющую, вразумляющую, а порой и наказывающую за непослушание. Дядю Петю в деревне считают чудаком. «...Никак не могу понять, чего мужику еще надо? Жизнь вроде бы прожил, сыновей вырастил-выучил, женил, хозяйство есть, жена еще бегает – ну и живи спокойно, как все. Нет, все его куда-то в сторону тянет. Придешь к нему поговорить о политике, о том, как раньше жилось спокойно, сколько можно было и почем купить, а он – все о каких-то своих высоких материях. Тут как-то начитался книжек ученых, и давай нашей продавщице Дарье рассказывать, чем отличается Платон от немца Шиллинга. Или Шеллинга, не запомнил. Около часа он на эту тему распространялся, за это время успел позабыть, зачем он и в магазин-то пришел». Такие отзывы о дяде Пете запросто можно было услышать в его родной деревне. Через некоторое время дядя Петя стал пописывать статейки в районную газету. И снова молва пошла: «Ты представь только: разворачиваешь «Патриот Алтая», а там статья «Духовное оскудение русского народа» и подпись: П.И.Сивцов. Какое там «оскудение», при чем тут «покаяние»! Колхозы развалили, пенсионные гроши, и те задерживают, не говоря уже о том, что всем остальным вообще по месяцам не платят, до нищеты довели народ... Вот кто должен каяться!» По воскресеньям начал дядя Петя уезжать из деревни в райцентр, но не на рынок, как разузнали бабки, а в церковь, единственную на всю округу. Опять пошли разговоры: ну ладно бы бабка старая молиться ездила, а то –Петро, здоровый еще мужик... Одним словом, репутация человека немного как бы не в себе закрепилась за ним в деревне окончательно. Дядя Петя же вовсе не чудил. Так, постепенно он становился верующим христианином. Не в одночасье Господь явил ему Себя. Были и сомнения, было и предательство Бога в жизни дяди Пети. Но первым толчком в направлении к Богу был, наверное, тот эпизод, когда он однажды вечером, взглянув на большую икону, давно висевшую в их доме, вспомнил, как эта икона попала в их семью, и задумался... * * * Мальцом он еще был, но это на всю жизнь осталось в памяти. В то утро вернулись они в деревню с ребятами с рыбалки и, увидев скопление народа около церкви, сиганули в самую гущу. Старшие, переговариваясь вполголоса, чего-то напряженно ждали. Двери церкви, которые, сколько помнил Петька, всегда были закрыты ржавым замком, на этот раз были распахнуты. Около стоял дядя Иван, работавший в сельсовете, и никого не пускал во внутрь. Да никто и не стремился, разве только несколько бабушек зачем-то прорывались в храм, но дядя Иван был непреклонен. Ребятам удалось разглядеть в полутьме церкви каких-то мужиков, которые сначала собирали, а потом принялись выносить и грузить на подводу иконы в красивых окладах. Старушки стали истово креститься, затем дружно подступили к мужикам. Слышны были их упреки, просьбы о чем-то и вяло-ленивые ответы мужиков – все-таки им удалось выхватить у этих мужиков несколько икон. Те, кому они достались, а одна из них была соседская бабушка Мария Баева, завернули иконы в платки и поспешили по домам. Когда они вернулись обратно, этого Петька не успел заметить, так как началось самое интересное. Подъехал, лязгая гусеницами, трактор и остановился недалеко от церкви. Потом кто-то из ребят постарше залез на купол и привязал к кресту канат. Машина натужно заурчала, люди постарше принялись креститься, кто-то из бабушек даже упал на колени, трос натянулся... Сначала погнулся железный крест, потом заскрипел и шатался купол... Через несколько минут на земле лежали сломанные стропила, бревна, листы железа. В оседавших клубах пыли постепенно появилась обезображенная церковь. Потарахтел и заглох двигатель. Все молчали. Дядя Иван сказал речь о том, что теперь в этом здании будет библиотека, изба-читальня, разные – всякие кружки. Выслушав это, народ задумчиво разошелся по домам. * * * Через пару лет бабушка Мария умерла. К ней в дом, немного подновив и подлатав его, перебралась со своим семейством дочь Авдотья. Та икона, что спасла бабушка Мария, висела в красном углу, и Авдотья решила оставить ее как память о матери. Давно уже в тех краях власть создала колхоз, и Авдотья была там не на последнем счету. Один раз даже вручили ей на общем собрании грамоту за ударный труд. Так и шла жизнь. Зашел однажды к ней кто-то из знакомых и, бросив взгляд на икону, попенял: «Авдотья, ты же активистка, а у тебя дома в святом углу икона висит рядом с портретами партийных руководителей. Как-то не вяжется. Убрала бы ты икону-то». Авдотья сняла икону и положила подальше. Куда –со временем забыла. В конце 30-х годов решили Баевы уезжать из Трусово. Взяв самое необходимое, остальное раздали по родственникам. Стефанида – Петькина мать –тоже привезла от них кой-какие вещи. Среди них была какая-то черная доска размером 45 на 80 сантиметров. На одной стороне у нее стояли шпонки, вероятно, чтобы со временем не повело доску, другая же была гладкая. Пилить доску было жалко и, не найдя ей сразу же применения в хозяйстве, отложили до лучших времен. Так и простояла она несколько лет в старой саманке. Петька понемногу подрастал. Пас в ночное лошадей, помогал заготавливать сено, ездил с отцом в лес за дровами. Промелькнет лето как один денек, пора в школу. Наметет зимой сугробов чуть ли не под самую крышу, и пробиралась по утрам детвора узенькими тропками до школы. Война в деревню пришла нежданно-негаданно. Сначала ушел на фронт отец, потом старший Петькин брат Василий. Опустел дом, поселилась в нем тревога. Остался Петька за главу семьи, все мужские дела легли на его еще плечи. От забот сразу как-то притих и повзрослел Петр. Пришла вскоре следом за проводами в дом похоронка: убило отца. Видел сын, как заболело, зашлось у матери сердце от горя, но помочь ничем не мог. Сам украдкой смахивал слезы, вспоминая батю. А Стефанида вспомнила тогда о Боге, перед которым могла бы помолиться за воюющего на войне сына. Попросить сберечь, сохранить ее дитятко. Хватилась, а иконы-то в доме нет. Где взять – не знает. И вот приснилась ей однажды, как какая-то женщина говорит: «Что ж ты, раба Божия, мучаешься, ведь икона у тебя в саманке стоит». Проснулась Стефанида и думает: «Про какую икону она говорила, давно, кажись, не держим икон в доме». Сходила все-таки в саманку, поискала среди разного житейского хлама и вернулась с пустыми руками. Спустя некоторое время пошел Петр с матерью делать кизяки. Мать взяла свою доску, а ему дала ту, крашенную, что привезла от родных из Трусово: «На, хорошая доска, крепкая». Делает Петр кизяки, потом присмотрелся что-то к доске, а она голубеет. «Мам, – говорит, – а моя доска цвет меняет». Мать улыбнулась в ответ: «Делай, сынок, она от твоей работы еще краше будет». И снова продолжает работать, а на доску эту даже и внимания не обратила. Тут, надо же такому случиться, идет мимо старушка. Горбатенькая, дорогу палкой прокладывает. Остановилась и чего-то смотрит. Потом говорит: «Авдотья, ты что, с ума сошла: на иконе кизяки делаешь?!» – «На какой еще иконе?» – не переставая работать, ответила ей мать. – «А ты посмотри у Петьки-то!» Бросила Стефанида свой станок – и к сыну. Стали они чистить, мыть ту доску, а старушка не уходит, помогает. Чем больше чистили доску, тем явственнее проступал на ней образ какой-то святой, держащей в руке свиток с надписью. Присмотревшись, Стефанида ахнула: «Ведь это она ко мне во сне являлась!» Потом, упавши на колени, взмолилась перед образом: «Матушка-заступница, сохрани сыночка моего Василия. Не оставляй нас своей заботой и попечением». Икону, помыв, мать поставила в святой угол и частенько поздно вечером, когда Петр уже спал, вставала на колени перед неизвестной Святой, и молилась. * * * Вымолила мать сына своего. Вернулся по ранению старший брат Петра с войны. Зашел Василий в избу, прижал к груди родных, увидел икону и остолбенел: «Где вы ее взяли?! Вот эту самую женщину, это лицо я видел во сне перед последним ранением!» Когда объяснили ему, как была обнаружена в доме икона, рассказал свою историю: «Воевали мы тогда уже на западе. Перебросили нас в одно местечко. Окопались, рядом в лесу техника стоит. Нутром чувствуем, что не сегодня-завтра предстоит что-то. Приказали нам почистить оружие и выдают по два дополнительных боекомплекта – все ясно, через пару часов в бой. Вздремнул я и вижу во сне эту женщину. Ходит она по берегу кровавого озера, мне же зачем-то надо было подойти к этому озеру, а она не пускает. С тем и проснулся. Рассказал ребятам. Они мне и говорят: «Скоро, сибирячок, будешь ты дома». Не поверил я в это, но вышло так, как и предсказали мне ребята. В том бою получил я легкое ранение и даже в госпиталь не успел попасть. В медсанчасти услышал, что война кончилась». С тех пор икона эта так и стояла в красном углу их избы. Да только одна мать до самой смерти каждый вечер шептала слова благодарности перед ней. Сыновей же закрутила жизненная круговерть, не до Бога им было. * * * Стоял в тот вечер дядя Петя перед святым образом, вспоминал свою давно умершую мать, старшего брата, думал о своих метаниях по жизни, о своей душевной опустошенности. Вспоминал свою жизнь и мучительно думал... Рано утром дядя Петя сел в рейсовый автобус на райцентр и впервые в жизни поехал в церковь поговорить с батюшкой. О чем они там говорили, то народу не ведомо. Но с тех пор изменился дядя Петя. Односельчане говорят: «Чудит человек!» И пусть говорят. И.ВЯЗОВСКИЙ
На глав. страницу.Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив.Почта |
