НА НИВЕ ГОСПОДНЕЙ
СВЯТИТЕЛЬ НАШИХ ДНЕЙ
Первые годы нашего рассеяния. Все было потеряно: Родина далеко, родные – вне досягаемости, жизнь так тяжела, что страшно и вспоминать. В этой обнаженности и обездоленности многие русские нашли Христа в Евангелии Господнем». Это слова митрополита Антония Сурожского – правящего иерарха РПЦ в Англии.
Так начинается один из фильмов режиссера Валентины Матвеевой о митрополите Антонии Сурожском. Недавно Валентина Ивановна в очередной раз побывала в Англии, где снова и снова снимала беседы и проповеди владыки. Предлагаем вашему вниманию ее рассказ об этой поездке, о личных встречах с митрополитом Сурожским, об истории Русской Церкви за рубежом.
Взгляд на Россию из Англии
За три месяца, что я провела в Англии, по телевидению показали только один сюжет, касающийся России, – это станция «Мир», падающая в океан. Больше я не увидела ни одного кадра. Это настолько не похоже на то, что было 10 лет назад, что это меня потрясло... Тогда буквально все СМИ рассказывали о том, что у нас происходит. Я думаю, что с приходом к власти Владимира Путина Запад потерял к нам интерес. Для них мы по-прежнему являемся угнетателями бедных чеченцев, и вся общественность Англии на стороне Чечни. Они не понимают опасности воинствующего ислама для всего мира, в том числе и для Англии. Круг моих знакомых в Англии – это интеллигенция: англичане, французы и русские, уехавшие 30 лет назад, диссиденты 60-х годов. И все они разделяют взгляды английского правительства. Интерес к России потерян потому, что Путин, в отличие от Ельцина, все-таки взял курс в сторону забот о России и о русском народе. Все делается тихо, скромно, без внешних эффектов, но перемены есть.
Мне пришлось выступать в Кембридже со своими фильмами «Регент» и «В темнице был». Перед показом фильмов я всегда старалась поговорить о России, рассказать правду о том, что происходит в нашей стране. Мне всякий раз задавали вопросы о России, как там сейчас. Я говорила: слухи о том, что Россия погибла, преувеличены. И, к счастью, я многих переубедила. Я заставила их смотреть критичнее на то, что доносится им о нас. В этом смысле каждый русский, который туда едет, должен очень ответственно подходить к своему поведению, к своим выступлениям, к тому, как он себя ведет – ко всему. По нам судят, какова сейчас Россия. Я помню, как в прошлом году ко мне подошла одна пожилая женщина и протянула мне пакетик: «Валечка, тут вам материал на костюм. Вы должны быть хорошо одеты. Чтобы ваша внешность соответствовала вашему внутреннему содержанию». Я потом стала спрашивать у своих подруг: «Что, я плохо одета?» – «Да нет, как все». Но, видимо, этого было мало.
Когда я вижу то, что нам показывают по ТВ, мне при этом всегда хочется крикнуть: «Есть же другие люди, есть другие отношения и другие сюжеты!» Ни в одной стране мира ни ТВ, ни газеты не позволяют себе в адрес первого человека в государстве таких оскорбительных заявлений, которые звучат у нас. Он избран народом, он знамя страны. Ждите следующих выборов и переизбирайте его, но не бросайте сейчас в него грязью.
«Вы любите Тони Блэра? – спрашивали мы англичан. «Нет! Мы его терпеть не можем. Мы ждем-не дождемся, когда его переизберут». – «Вы видели по английскому ТВ, в газетах, чтобы его когда-нибудь унижали?» – «Не-е-т! Это невозможно!» У них вся информация построена на бесстрастном изложении фактов: ни жестом, ни подмаргиванием, ни интонацией не издеваются над тем, о чем говорят, не передавая своего личного отношения к этому. Это правило. А у нас ерничают, и это считается высокопрофессиональной журналистикой. Иногда человеку приятно слушать гадости про другого. Человек несовершенен, и, слыша подобное, он утверждается в мысли, что он-то лучше других! Падать всегда легче. Поэтому люди частенько не без удовольствия слушают новости с отрицательным знаком.
Это ужасно, что мы привыкаем к убийствам на экране, крови, насилию. В Англии, например, никогда не показывают трупов. Если случается подобное ЧП, то мертвый человек накрыт при этом простыней. Они думают о детях, заботятся о том, чтобы нация была здорова и не состояла из неврастеников. Примеры же насилия на экране внедряют в сознание человека то, что убивать легко и что это можно делать. Главное при этом – уйти от закона, скрыть следы преступления. Что мы сейчас и наблюдаем в нашей стране, особенно среди молодежи.
Православие в Англии
Русская Православная Церковь существует в Англии с тех пор, как туда приехало русское посольство. При посольстве всегда была небольшая церковь, которую в 1919 году закрыли. В 20-е годы, когда в Англию приехали эмигранты из России, они стали искать возможность устроить церковь. Всюду, куда бы ни приезжали русские, первое, что они начинали строить – это церковь. Владыка Антоний по этому поводу сказал, что «русское рассеянье превратилось в сеянье. И что ничего случайного в этом мире не бывает. Может быть, эта эмиграция и отток православных из России нужен был для того, чтобы по всему миру, везде, куда приезжали русские, возрастали православные церкви». Так было и в Англии. Сначала церкви ютились в каких-то помещениях, потом постепенно стали строить храмы. Первый храм был построен в Оксфорде.
Жизненный путь
Владыка Антоний Сурожский – сын дипломатического служащего, работавшего в Персии, – родился в России в 1914 году. До 7 лет жил в Персии. Затем революция в России, и семья, претерпев множество лишений и невзгод, поселилась во Франции. Там будущий митрополит окончил гимназию, университет и собрался идти во французское Сопротивление. Он работал тогда врачом в бедных кварталах. Об этом времени владыка вспоминает следующее:«Еще в 1931 году я был поставлен перед выбором – к какой Церкви принадлежать: или стать членом Зарубежной Православной Церкви, или остаться в Русской Православной. Подумав, я остался в РПЦ. На это были две причины. Меня всегда учили, что от Церкви можно отойти только тогда, если она проповедует ересь. РПЦ ереси не проповедовала никогда. Второе. Когда Церковь, которой ты принадлежишь, находится в плену, в положении мученичества, в гонении, тогда-то и надо ей принадлежать, быть ее свободным голосом, быть верным ей. И хотя бы в малом соучаствовать в ее видимом позоре. И не я один сделал такой выбор. Николай Александрович Бердяев, Владимир Николаевич Лосский, Семен Юрьевич Франк и множество других людей. Это люди с разными политическими направлениями. Но мы с Русской Церковью были одно целое, мы не судили ее, а молились и плакали в ней. Мы перед ней благоговели.
Начиналась война, и мне нужно было как-то определиться. И я решил принять монашество, но при этом не хотел выделяться среди своих коллег. Я оставался таким же. Мало кто знал, что я принял монашеские обеты».
После завершения войны в 1948 году владыка в качестве молодого иерея приезжает в Англию на смену старому священнику на приход церкви Успения Божией Матери.«Когда я приехал сюда, то меня поразило то, что в церковь приходили только бабушки и их внуки, моложе 14 лет. В этом возрасте мальчик или девочка не может сказать: «Я не пойду в церковь!» Среднего поколения не было. И я решил сделать все возможное, чтобы и среднее, пропащее поколение, вернулось в церковь. Я понимал, что быть православным – это важнее, чем иметь в себе «русскость». Потому что «русскость» может передаваться только в самом православии. Чтобы вернуть среднее поколение, надо было начать служить и вести проповеди, беседы на английском языке. Эта проблема была более чем сложная.
Я прибыл в Англию без знания английского языка вообще. И мой приезд был очень дерзким поступком. Мне предложили стать настоятелем храма, и я согласился на том основании, что если 50 миллионов англичан могут говорить на своем языке, то почему еще один человек не сможет ему научиться? Я рассчитывал, что хорошее знание французского и немецкого языков поможет мне. И я засел за учение. Читал со словарем, слушал, как говорят люди, пробовал всячески произносить те звуки, которые они произносили. Иногда выходило комично, иногда впопад. У меня в приходе оказалось 5-6 человек, которые не говорили ни по-английски, ни по-русски. Они приехали из Германии. Пришлось служить и по-немецки. Одновременно мы все вместе учили английский. Как только я начал достаточно знать английский, чтобы произносить богослужебные слова, хотя говорить еще не мог, то я стал служить по-английски. Сначала в церковь зашел один человек, потом стали прибиваться другие. Затем мы открыли школу для детей с русским языком. И эти дети вернули нам своих родителей. Вот с чего это началось. К сожалению, после третьего поколения русский язык делается пассивным и потом совсем исчезает. Сейчас мы в значительной мере употребляем английский. Случается, что наши прихожане женятся или выходят замуж за человека иного языка. И поэтому требы приходится совершать на очень многих языках. Мы служим по-славянски, по-английски, по-немецки, по-французски, по-гречески, по-испански, по-итальянски. Слава Богу, у нас четверо священников, которые в складчину могут служить на этих языках. Постепенно наш приход стал многоязычным и многонациональным. Сейчас в нашем приходе около 1000 человек».
То, что вы сейчас прочитали, является лишь малой частью той действительности РПЦ за рубежом. Вот еще некоторые страницы того времени о русских нищих эмигрантах, живших страшной жизнью в Париже, куда владыка попал мальчиком со своими родителями.«В одном из подвалов мы оборудовали церковь: Трехсвятительское подворье. Люди жили в такой нищете, что священники питались кусками хлеба, которые прихожане складывали в картонные коробы у входа в церковь. Владыка Вениамин Федченко часто ночевал в церкви на полу, завернувшись в подрясник. И когда однажды я спросил его, почему он спит так, то он ответил: «На моей кровати спит один нищий, а на коврике у кровати спит другой. Я же пристроился здесь». Как сказал один румынский монах, то были времена, когда сосуды были деревянные, а попы золотые».
О жизни приходов
Сейчас РПЦ в Англии имеет более 30 приходов. Англиканская Церковь очень терпимо и даже любезно относится к Православной Церкви. Чем это вызвано? Их храмы пустеют и разрушаются. Конечно, эти храмы другой архитектуры, но они предназначены для служения Богу, и в провинции чаще всего Англиканская Церковь отдает такие здания православным общинам. Не продает, а отдает. Чтобы туда приходили люди, чтобы там не было мерзости и запустения и чтобы здания не разрушались... Кроме всего прочего, как сказал когда-то Арсений Тарковский: «Живите в доме и не рухнет дом», здания рушатся, когда в них не живут люди. В Англии только проблема с колоколами. Власти не ограничивают в богослужении, но не разрешают строить колокольни, заботясь о покое своих граждан. В Эксетере стоит замечательный храм XVI века. И там маленькая колоколенка сделана прямо внутри храма. Оксфорд – это единственный город в Англии, где русские построили храм своими руками. Но власти не разрешили, чтобы храм был выше окружающих домов, и он стоит с плоской крышей.
|
Что касается англичан Русской Православной Церкви в Англии, то мне кажется, что их даже больше, чем русских. Англичане часто переходят из англиканства в православие. Почти всякий англичанин, побывавший осознанно или случайно на службе в церкви Успения Божией Матери, где служит владыка Антоний Сурожский, как правило, из нее больше не уходит. Я сама была свидетелем подобного случая. Однажды муж моей подруги привез меня с камерой в храм и спросил: «Можно я останусь на литургии?» – «Да». Когда я вечером вернулась домой, подруга спросила меня строгим голосом: «Что ты сделала с моим мужем? По-моему, он спятил». – «Что такое?» – «Он ходит и говорит, что он впервые в жизни ощутил Бога, что там летают ангелы, и что-то еще бормочет». Я говорю: «Но он же был на литургии. Он все это почувствовал». Потом обратилась к нему: «Дэвид, может быть, ты крестишься?» Он сказал: «Может быть». То, что происходит во время богослужения, особенно когда служит владыка Антоний, трудно описать. Там начинаешь действительно явственно ощущать присутствие Бога. Хор, вся красота православного богослужения, облачение священства, их молитва – все это и потрясло Дэвида. Через два года я его крестила. Теперь он прихожанин этого храма. Много читает книг по русскому богословию, святых отцов, размышляет.
Англикане в своих обрядах немного выхолостили Бога. Их религия светская. И церкви больше похожи на клубы по интересам. У владыки храм – это не клуб, это место, где происходит реальная встреча с Богом. Но происходит это не со всяким. Владыка Антоний часто повторяет, что «вера – это дар Божий. Одним она дается, а другим – нет». Каким образом это происходит – знает один Господь. Одному человеку можно сто раз рассказывать о Благодатном огне, и он будет говорить при этом, что да, это электричество, наука откроет и этот «феномен». Другой же только взглянет раз и поверит.
Владыка часто в своих беседах рассказывает о подобных случаях обретения веры. Приходит человек, приносит посылку и говорит: «Можно мне тут посидеть?» – «Посидите». Кончилась служба, а человек говорит: «Я ощутил чье-то присутствие во время службы». Владыка отвечает: «Это Бог». – «Да бросьте, его же нет!» – «Воля ваша». Через некоторое время слышится другая просьба: «А можно я посижу после службы, когда никого нет?» – «Пожалуйста, сидите». Человек остается и сидит в пустом храме. Потом говорит: «Я опять явственно ощущал чье-то присутствие». Ему снова отвечают: «Это Бог. Он здесь!» После таких случаев люди начинают задумываться... Одна англичанка, будучи в Англиканской Церкви, потеряла веру. Случайно в библиотеке нашла книгу владыки Антония, прочитала, захотела с ним встретиться. После беседы попросила владыку окрестить ее. Она с волнением и со слезами рассказывала, что когда владыка наклонился, чтобы помазать ее стопы, она вдруг ощутила, что как бы один из первоапостолов помазует ее. В эту минуту в нее вошли вера, радость, благодарность, ощущение реальности Господа.
Владыка Антоний пользуется в Англии громадным авторитетом. Я уже рассказывала, что в эту церковь захаживает принц Чарльз. И как-то раз, постояв там одну службу, он сказал: «Мы все потеряли, а вы все сохранили».
Встреча
Встреча с владыкой Антонием у меня была очень личной и очень многозначительной. Двадцать лет назад я тяжело болела, должна была умереть, и меня решено было крестить. Я воспротивилась: «Зачем, я все равно умру». Мне ответили: «Поэтому тебя и надо крестить». Тогда не было в нашей стране ни Библии, ни Евангелия. Меня нужно было готовить, и мне принесли какие-то очень плохо отпечатанные листки, седьмой экземпляр на машинке. Это были проповеди, беседы владыки Антония Сурожского. Когда я начала читать их, то со мной произошло что-то такое, что ЭТО я не могу объяснить словами. В душе у меня все перевернулось, появились надежда и радость. Мое сердце оттаяло. Я уверовала. Не зная, кто произнес эти слова, которые так перевернули меня изнутри, я всех спрашивала: «Кто это такой?» И добавляла при этом: «Он видел Бога! Я поняла, что у этого человека была встреча с Богом. Я тоже хочу поверить в Господа».
В Англию я попала в 1989 году по приглашению своей университетской подруги. Но когда я ехала туда, то твердо надеялась повидать владыку Сурожского. Я знала, что это за человек, хотя и не видела его до этого, но я крестилась и пришла к Богу благодаря ему. В те годы, когда я крестилась, невозможно было прочесть Библию и Евангелие. Это был 1979 год. Тогда еще действовал закон, по которому за распространение религиозной литературы давали срок. Я оказалась в кругу тех счастливцев, до которых дошли проповеди владыки Антония, напечатанные на папиросной бумаге. Переданные для прочтения частенько всего лишь на одну ночь: «Прочти и верни. Или перепечатай и верни, передав другому». Я теперь знаю, кто этим занимался, и хочу об этих двух сестрах, Елене и Татьяне Майданович, сделать фильм. Они совершили тогда подвиг.
Приехала я в Лондон на Страстной неделе. И в первый же день пошла в храм. Владыка служил всю неделю, но подойти к нему было невозможно, и я стала ждать Пасхальной ночи. Когда я подошла ко кресту, то успела сказать о себе и попросить его о встрече. Он очень просто так махнул крестом и сказал: «У свечного ящика возьмите мой телефон и позвоните. Мы договоримся». Когда мне дали телефон, я с трудом выждала для приличия два дня и набрала телефон владыки. Время было назначено, и я пришла к нему. Меня потряс аскетизм его жилья, хотя это и не было в прямом смысле его жилье. У него тогда не было своего дома, квартиры – это был выгороженный за алтарем кусочек ризницы. Стол, покрытый клеенкой, электрическая плитка, помятый чайник, деревянная скамья и стул. И это была приемная правящего иерарха РПЦ на Британских островах! Он был так прост, что за все время нашей беседы я чувствовала себя так, как будто знала этого человека всю жизнь. И сейчас задавала ему вопросы, которые накопились у меня за время нашей долгой разлуки. Только придя домой, я схватилась за голову от ужаса, что во время беседы я потеряла дистанцию: кто я и кто он. Я говорила с ним как с давним другом, и его ответы были так же просты. И это скрадывало дистанцию. Потом я долго упрекала себя и переживала за то, что так вела себя при том разговоре. Но всякий раз, когда я встречалась с ним, я забывалась, и все происходило точно так же.
Первый фильм
Через некоторое время, уже в Ленинграде, я снимала фильм о петербургских кладбищах. У меня на руках был интересный сценарий, много фактов, но это количество никак не превращалось в какое-то другое качество. Этот материал надо было как-то поднять. И тогда я позвонила владыке в Англию. Все произошло так же просто и доступно. Владыка сказал мне: «Можете приехать послезавтра в 8 часов вечера?» – «Могу». – «Я буду вас ждать». Я попросила, чтобы темой нашей беседы и съемки был разговор о смерти, о бессмертии, о воскресении. Я приехала без камеры, потому что я просто пулей вылетела из Ленинграда после этого звонка. Мне дали телефон какого-то незнакомого оператора в Англии, и, позвонив ему, мы встретились у гостиницы. Оператор стал снимать. Через два часа владыка сказал: «Я устал». И тогда этот незнакомый мне оператор произнес хриплым голосом: «Владыка, а в 50 лет можно креститься?!» – «Конечно, – ответил владыка, – это, как любовь! Можно полюбить и в 80 лет!» И я поняла, что оператор тоже был «готов». Я не видела еще человека, который после общения с владыкой не претерпевал вот таких изменений. В минуты общения с митрополитом человек сразу же начинает задумываться о своей жизни, о Боге, о Церкви, начинает внутренне меняться. Итак, первым фильмом, в котором появился владыка Антоний, был фильм «Над вечным покоем», где он рассуждает о христианском взгляде на смерть.
В следующий раз я поехала в Англию через год с прицелом просить благословения у владыки снимать фильм о нем. Начала я этот разговор издалека: «Владыка, хотелось бы снять фильм о русском рассеянии. О православных русских в Англии, Франции и т.д.» Он выслушал меня и сказал: «Очень заманчиво и интересно». Тогда я добавляю: «И о вас, конечно, владыка». Ответ прозвучал сразу же: «Только не обо мне! О судьбе русской епархии. У нас уже 12 приходов. Маленькие общины, разбросанные по всей Англии в деревнях. Здесь большой приход. Об этом и снимайте, о священниках наших, о дьяконах. Я вам скажу о ком...» – «Ну а о вас-то, владыка?!» – «Ну... там... посмотрим». Благословение было получено.
Я написала заявку от Леннаучфильма в Кинокомитет России на фильм об Антонии Сурожском. Заявка прошла, но последовал звонок из Кинокомитета, что мы готовы утвердить ее и финансировать, если будет письменное благословение от Патриарха. Я ответила: «Да вы что!? Как я могу взять благословение у Патриарха? Мне к нему попасть так же трудно, как к Президенту!» – «Как хотите, но без этого не утвердим». Не буду рассказывать, как я получила это благословение. Но все прошло довольно-таки быстро. Принесла я эту бумагу в Кинокомитет. И начались чудесные истории. Когда я попросила сделать для меня ксерокс, чтобы иметь при себе на память подпись Патриарха, то мне сказали, что мы не можем этого сделать, так как от подписи Патриарха идет тепло и она лежит в особом месте. В общем, мы не можем вам ее дать. Это был 1993 год. Время менялось, но не так быстро, как хотелось бы.
Получив разрешение и какие-то очень маленькие деньги на 20-минутный фильм, мы с оператором Витей Петровым отправились в Лондон. С собой у нас не было ни одного метра пленки. Витя сказал: «Шосткинскую пленку не возьму. Зачем снимать владыку, заранее зная, что это будет брак». Но с первых же шагов, я думаю, по молитвам владыки, Господь очень явно помогал нам. Мы мечтали о видеокамере – у нас ее не было. Буквально за день до вылета звонит совершенно незнакомый человек и спрашивает: «Правда ли, что вы едете снимать владыку Антония?» – «Да». – «И вам нужна видеокамера?» – «Да». – «Я вам дам ее». – «На каких условиях», – спрашиваю я робко. «Ни на каких. Просто так... Но если после того, как вы смонтируете фильм и у вас останется хотя бы три минуты материала, то, может быть, вы сделаете маленький сюжет для ТВ? (У него была какая-то маленькая студия). Но если не будет, то не надо. Берите ради владыки Антония». И он нам привез камеру супер ВХС и трехчасовую кассету в подарок. И с этим мы поехали в Лондон. Очень надеялись, что нам поможет общество САНГРЭГОРИ. Это церковные люди, помогающие России и Петербургу, у меня были с ними до этого контакты.
Нам помогли: собрали немного денег. Мы купили очень мало пленки, несколько кассет супер ВХС и начали снимать. Вместо 7 дней по плану мы пробыли там 40 дней. Все удавалось чудесным образом. Иногда только было очень голодно. И когда в России мы смотрели заснятый материал, то на вопрос оператора, что ты вспоминаешь, глядя на эти кадры, я ответила: «Вспоминаю, как я хотела есть и страшную усталость от переноски нашей камеры». – «Да брось ты. Это все забудется, а материал – вот он». Тогда нам очень помогали английские полицейские. На транспорте мы не ездили, ходили пешком, экономя деньги. И иногда, положив камеру и штатив на землю, мы уходили искать точки съемок. Всякий раз, когда мы возвращались, возле камеры стоял полицейский. «Это ваша?» – «Да». – «О, кэй». И уходил. Они просто боялись, что кто-то может подложить какое-нибудь взрывное устройство. Но главное – это, конечно, было общение с владыкой Антонием. Это было чудо. Мы договаривались о встречах, снимали часа два, потом он извинялся, что устал. Договаривались о новой встрече – и так 5 недель. Мы привезли огромный материал: 21 час. И на видео, и на пленке. Все вместе. Из этого мы сделали фильм на 52 минуты, который я назвала «Встреча». Это встреча и с владыкой, и, конечно, встреча с Богом для тех людей, которых я снимала. Каждый из них рассказывал о своей первой встрече с Господом. Это в основном были англичане, бывшие члены Англиканской Церкви. Для них это была первая встреча с владыкой: «Это он нам открыл Бога!» И поэтому название явилось как бы итогом всех этих интервью.
Митрополит Антоний Сурожский: «Вы хотели от меня узнать, какая у меня была первая встреча с Богом и почему я стал верующим? Давайте начнем разговор с того, что я знаю, о значении слова «встреча». Встреча – это событие, обозначающее встречу двух людей, которые до этого друг друга не знали. Или знали, но вдруг встретились на какой-то глубине и там оказались вместе и едины. Однажды меня поразили слова одного серба, который сказал, что на сербском языке слово «встреча» значит радость. И вот это совпадение встречи в русском смысле слова и радости мне кажется очень значительным, важным и просто красивым».
«Простите, это для России»
С тех пор я была еще несколько раз в Лондоне, и владыка уже привык к моим приездам, но хотя ему было и тяжело (болезни, усталость), он выбирал для меня время. Я подходила и говорила: «Владыка, это не для меня. Это для России. Там все ждут вашего слова. Пожалуйста, не забывайте об этом». И всякий раз, когда я ставила камеру и укрепляла микрофон на его груди, он, обращаясь к прихожанам, говорил: «Простите, пожалуйста, это для России». Так у меня набралось очень много материала, но сейчас я езжу туда уже как частное лицо. Потому что Леннаучфильм, как и все остальные студии страны, лежит в прахе. Но я снимаю и снимаю. Это ценный материал, и я надеюсь, что когда-то у меня появится возможность видеомонтажа. Всякий раз владыка благословляет меня приехать вновь. Предпоследний раз, когда я подошла к нему 20 марта 2000 года, он меня перекрестил, обнял и сказал: «Приезжайте всегда». Буду ездить, пока смогу.
Владыке сейчас 87 лет, но внутренняя его сила и убеждения в слове таковы, что, когда он читает свои беседы для русских, их приходят слушать и англичане. При этом они практически не знают русского языка. Я спрашиваю: «Почему вы приходите?» – «Голос». Хотя бы услышать его голос, такая сила убеждения у владыки. Его беседы, проповеди только на Евангельские темы. Но владыка рассказывает об этом так, как будто он был современником Христа. Когда он говорит о том, что случилось после того, как Христа распяли, как разбежались все ученики, о той грозе, которая вскоре разразилась, об оставшихся с Господом женщинах, любимом ученике... то ты абсолютно ясно ощущаешь, что ты там тоже присутствуешь. Все это видится в таких деталях, что стирается грань веков, и ты становишься участником этих событий. Владыка очень часто с болью говорит, что за это время мы потеряли огонь веры, который горел в сердцах первых христиан. Они отдавали свои жизни во имя Господа, неся людям живительное слово Бога.
Его беседы, его проповеди возвращают нам Евангелие не как литературный памятник, а как живое, реальное слово Божие, которое звучит среди нас.
Сейчас владыка Антоний Сурожский живет позади алтаря в маленькой пристроечке. Можно сказать, что впервые за 80 лет у него появилась своя квартирка. До этого ни у него, ни у его мамы и бабушки не было своего жилья. Живет он очень скромно, у него нет келейника, нет повара. Женщины иногда приносят ему еду и ставят под дверь, куда он уходит после службы. Владыка не хочет жить лучше, он монашествует и живет по заветам Христа. И считает при этом, что он живет у Христа за пазухой. Ему что-то присылает Московская Патриархия, и у него есть небольшая пенсия, но это все вместе составляет половину зарплаты человека, который метет улицу. Он не голодает, но этого как раз хватает на суровое монашеское существование. Если же ему приносят деньги, а таких людей бывает много, он сразу же отдает их нуждающимся. К владыке обращаются много голодных русских с просьбой прислать им деньги. Но у них у самих нет денег, и владыка Анатолий Керченский подробно отвечает всем, что они живут очень скромно. Владыка Анатолий, например, пока не получил пенсионную книжку, по которой бесплатно ездят в метро, ходил до храма 45 минут пешком. В храме всегда висит корзина или кружка, на которой написано «Для бездомных». И владыка Антоний регулярно обращается к прихожанам: «Мы, все русские эмигранты, очень хорошо знаем, что такое жить без своего дома, мы все через это прошли. Поэтому жертвуйте, жертвуйте щедро тем, кто сейчас оказался на улице». И люди складывают туда деньги. Кто сколько может. В эту церковь приходят и англичане, и греки, и сербы, и русские – всем там находится место. Такой и должна быть Апостольская Церковь Христа.
 | назад |
| вперед |  |
