ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ ЯЩИК КАГОРА
– Ты мне меня самого напомнил. Я тоже был таким, быстрым, порывистым. А смирения не имел. А начал его обретать с одного случая, о котором тебе расскажу. Здешний игумен, мы с тобой каждый день около его могилки ходим, благословил меня ехать в город за лампадным маслом и вином для причастия. Дал денег на бочонок масла и на ящик кагора. И еще немножко дал сверху, мало ли что, на непредвиденные расходы. А у меня, надо сказать, тоже была кой-какая сумма, и я про себя решил, что я привезу для монастыря не ящик, а два. Вот. Отец игумен сказал, чтоб я ночевал в городе, там отстоял всенощную и утреню, а завтра к обеду бы и вернулся. Так. А я про себя думаю: а я в день оборочусь. Он с утра меня благословил. Вот я выскочил из ворот, живой ногой добежал до шоссе, это пять километров, там удачно поймал попутную машину, прикатил в город. Денег с меня не взяли. И на маслозаводе тоже все удачно. И в магазине, где кагором торгуют. Стою с грузом. А деньги почти кончились. Голосую. Один тормознет, другой. Одному не по дороге, другой цену ломит. Стою, стою, что делать? Вот еще один тормозит. Говорит: подвезу, но пять бутылок ты мне отсчитай. Куда денешься, согласился. Закрепили бочонок, ящики, поехали. И, представь себе, он у поворота к монастырю сломался. Я до сих пор не знаю, сломался по правде или это хитрость была шофера. Дело к вечеру, он спешит. Бутылки свои забрал. Мне помог бочонок выгрузить. Я и сижу. А он вскоре завелся и уехал. И так я около этого бочонка продежурил всю ночь. Голодный, холодный. Ни хлеба кусочка, ни спичек. А комаров! Вот уж повспоминал я старцев, кои себя на съедение гнусу выставляли. Они добровольно, а я по своей стропотливости, то есть по вздорности. И, главное, не только что машины не было, никого не было. Собаки пробежали, облаяли, да филин кричал. Рассвело. Я вижу – надеяться не на кого. Прокачу бочонок по дороге метров тридцать, вернусь за ящиком. Отнесу, иду за другим. Ну, думаю, это я не только к сегодняшнему обеду, но и к завтрашнему не попаду. Вот так вот: круглое катил, плоское тащил. Да ночь не спал, да почти сутки не ел. Вот такое положение. И попал я в него по своей вине. Но вот сжалился Господь – идут два мужичка. Издалека слышно, громко разговаривают, матерей вспоминают. С похмелья. Увидели меня, а, главное, кагор увидели. «Дай бутылку». Я говорю: «Бpaточки, помогите, не одну получите». – «Это тебе до монастыря тащить?» – спрашивают. «Да». – «О, это труд. Отдашь вот этот ящик начатый (я же тому водителю пять штук отделил), тогда дотащим». Да-а. А куда денешься, согласился. Ящики тащили, бочонок катили. То есть тащили один ящик, а другой они не потащили, только взяли каждый по бутылке, на ходу отпивали, а ящик затащили в лес и спрятали. Я уж боялся, бросят меня, нет, честно доставили к воротам. Тут я просил их дальше не провожать. Вот так вот, брат. И доставил я все к обеду, как и благословлял отец игумен, и доставил не два ящика, а один. Опять же, как он благословлял. И сдачу я принес. И только тому был рад, что не спросил игумен, кто в городе служил всенощную, кто утреню. Он же думал, что я в епархиальном доме ночевал. А сам я о своих приключениях промолчал. Тогда. И только спустя время тебе рассказываю. Вот что такое, брат, послушание. Владимир КРУПИН
На глав. страницу.Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив. Почта |
В монастыре появился новый послушник. Быстрый, старательный, рьяный даже в работе. Настоятель отец Григорий поставил его продавать свечи, принимать записки о здравии и о упокоении. День простоял за ящиком послушник, два, на третий пришел и стал просить настоятеля дать ему послушание потруднее. Принимать записки может и немощный монах, а он способен на что-то большое, нужное монастырю. Отец Григорий улыбнулся, усадил послушника.
