СТЕЗЯ
КРЕСТЫ АНАТОЛИСА СМИЛИНГИСА(Продолжение. Начало в № 389)Раньше этих людей величали энтузиастами, потом чудаками, а сегодня их никак не называют. Осколки прошлого? Нет, от прошлого они точно так же бежали, как сегодня скрываются от настоящего. Почти полвека Анатолис Смилингис путешествует по Коми земле. В одиночку или со школьниками. Геолог, историк, этнограф. Четырнадцатилетним гимназистом его привезли к нам в вагоне для скота вместе с тысячами других ссыльных. Обратно Смилингис так и не вернулся. Здесь мать – в безымянной, братской могиле. И лес, который не всякого принимает, но и не каждого отпускает от себя. Учился на ходу, читая и думая. Забывал те языки, которые когда-то знал, запоминал новые непонятные слова. Недавно едва не погиб, плывя на байдарке по бурной реке. В другой раз они с женой Людмилой Николаевной столкнулись в лесу с лихими людьми. Правда, неизвестно, кто больше испугался. Бывает, и лица не знаешь, только пас – родовой знак коми человека. Их ставят, например, на лесных ловушках. Увидел в такой ловушке глухаря, отнеси владельцу. В другой раз и к тебе постучатся в окно и протянут добычу. Переночевал в чужой охотничьей избушке – вoр-керке, – начерти пас на бумаге или бересте. А не имеешь знака, напиши просто, кто ты есть таков. Вoр-керка всегда открыта. Идешь по лесу замерзший, промокший, увидел избушку – спасен. Для таких случаев хозяин-охотник оставляет здесь крупу и соль, спички и сухари. Даже дрова заранее припасены – вдруг ты совсем плох, сам нарубить не сможешь. Среди самого нужного – почерневшая от времени икона. Еще после войны почти в каждой вoр-керке она стояла, особенно на Полярном Урале. Обычно святителя Николая – покровителя этого таежного братства. * * * Историй у Анатолия Антоновича (так зовут его в России) о путешествиях скопилось без счету. Вот несколько. Зырянская Богоматерь Так назвал эту икону Анатолис Смилингис. Имя само приходит на язык. История эта печальная. – Из нашего Корткеросского района, – говорит Анатолис, – вышел единственный коми художник, который окончил Санкт-Петербургскую академию художеств. Фамилия его была Кынев. Жил бедно. Со студенческой поры наведывался в родные места, выполняя кое-какие заказы. А во время Блокады погиб от голода. Но вот что интересно. Время от времени мне попадаются в наших корткеросских селах иконы, написанные немного вольно, неканонично. Я подозреваю, что они именно принадлежат кисти Кынева – благо, выбирать особо не из кого. Не всякий мог решиться писать иконы, тем более в такой манере. Лет 20 или 30 назад в Нижнем Сизяибе я зашел к одной старухе, хотел расспросить ее о жизни. Стали беседовать, как вдруг она говорит: – Пойдемте, я вам что-то покажу. Привела в скотник, там образ висит – большой, явно для храма написанный. Очистили его, я всмотрелся и был взволнован увиденным. Лицо у Богородицы на иконе явно зырянское, списанное с какой-то очень красивой коми девушки. – Откуда она у вас? – спросил я у старухи. – Это мой дед украл из церкви. – Как это, украл? – Он все глядел на нее, глядел и влюбился. А ночью выкрал из храма и принес домой. Только Бог деда за это покарал. Его еще на первой германской убили. Потом добавила: – Забирайте ее. Но был вечер, а образ велик, так просто не понесешь. Очень хотел его сюда, в Корткерос, забрать, но не получилось. А спустя несколько лет попробовал эту избу отыскать, где увидел поразившую меня икону, но ни дома не нашел, ни хозяйки. С самого начала я понимал, что это работа профессионального художника. И подумал о Кыневе. Стал по памяти сравнивать Зырянскую Богоматерь с другими подобными иконами, найденными в районе. Почерк явно один и тот же. Но как доказать, что это Кынев писал? Конечно, в церквях должны были вестись учетные записи, что столько-то и тому-то уплачено за такой-то образ. Но все наши церковные архивы хранятся в Вологде. А съездить все недосуг. Ульяновские клады – Об ульяновских кладах я впервые услышал от своего старого товарища по игре в шахматы – Рудольфа Кригера. С Ульяновским монастырем он был хорошо знаком. Там располагался сельхозтехникум, где Кригер учился на агронома. Рассказывал, как во время войны они следили за старым глухим монахом – возможно, последним из ульяновской братии. Надеялись, что он выведет их к сокровищам. Монах и правда вел себя подчас таинственно. Например, мог без труда оторваться от слежки. Заходил в колокольню и исчезал. А потом его встречали уже где-нибудь на улице. Но волновала тайна кладов не только молодых ребят. И стар, и млад за ними охотился. Начало этому положил большевик Мандельбаум. Его карательный отряд шел в Ульяново через Корткерос. И наш Иван Коюшев ушел с красными. Потом рассказывал мне, как Мандельбаум пытался добраться до ульяновских запасов. В Ульяново они застали только пару монахов. Обложили их данью, то есть контрибуцией. Нашли керенок несколько мешков, несколько мешков сахара и муки. И все. Но местные жители потом рассказывали, что за сутки до прихода карателей монахи собирали по окрестным селам лошадей, а утром вернули их хозяевам потными, усталыми. По подсчетам, снарядили до сорока подвод и ночью куда-то вывезли монастырское добро. Из чего оно состояло – неизвестно. Начальство усть-куломское вспоминало, что до революции к ним привезли две баржи жести для монастырской кровли. Потом кинулись искать, куда она подевалась, но концов так и не нашли. Может, ее-то монахи и вывезли. А часть имущества, быть может, и сейчас хранится в потайных местах в обители. Монастыри строились по всем правилам фортификационного искусства. Это древние традиции. Для воды имелись хранилища, для пороха – погреба. До сих пор сохранились свинцовые трубы, основательно все делалось. Возможно, были и каменные мешки для книг, утвари, денег на случай лихолетья. Когда-нибудь откроется. Богородская святыня Одно время Анатолис Смилингис занимался историей гражданской войны. И нашел в Богородске интересного рассказчика Калистратова, участника нескольких войн – и Первой мировой, и гражданской, и Великой Отечественной. Интересный собеседник. Целый день с ним Смилингис проговорил, а под вечер Калистратов, устав от своего века, обратился к тому, что его, быть может, по-настоящему волновало. Рассказал, как возник Богородск и получил свое имя. Плыла на лодке против течения Вишеры икона Богородицы, одна, без людей. Один старик увидел, удивился и вдруг заметил: на месте слияния Вишеры и Нившеры лодка остановилась. Старик пригнал ее к берегу, построил шалаш для образа, а потом и часовню поставил. Вокруг стали селиться коми крестьяне и охотники, под покров чудотворной иконы. Так образовалось село Вишерское, которое потом по имени храма, выросшего на месте часовни, назвали Богородском. Смилингис эту легенду в первый раз услышал, был ею увлечен, но главный подарок Калистратов сохранил под конец: – А сейчас я вам самое интересное скажу: гляньте в окно, видите, тетка идет. Так вот, эта икона – Богородская Богоматерь – у нее дома хранится. – Представляете, фантастика, – восхищается Смилингис. – Калистратов тогда же нас предупредил: «Хозяйка иконы нам не покажет. Много было охотников. Но у нее есть дочка, учится в городе. Вы через нее попробуйте». На следующий день мы дождались ухода хозяйки и подошли к дочке. Она, кажется, в медтехникуме училась в Сыктывкаре, приехала на каникулы. Мы представились ей, объяснили, что вот экспедиция школьников, хотим посмотреть на образ. Девушка растерялась, сказала: «Ой, мать меня заругает». Но я ее упросил: «Пока матери нет, дайте хоть одним глазом увидеть». Она несмело нам разрешила, пустила в дом. Там много было икон – и среди них эта. Темная, на досках. Фотографии ее у меня, к сожалению, не сохранилось. Сгорела. Пробыли мы недолго. Девушка увидела мать, испугалась. Пришлось ретироваться. А когда я через несколько лет, уже после смерти Калистратова, попытался найти эту избу, то, как и в случае с Зырянской Богоматерью, потерпел фиаско. * * * Про эту икону я потом прочел в журнале «Коми му» – краеведческий журнал, выходил после революции. И там один автор, по фамилии Улитин, рассказывал, как поехал по селам посмотреть, что уцелело после гражданской войны. В Корткеросе он отметил пищаль старую. В Ульяново обратил внимание, что прямо на полу валяются монастырские книги. Богатейшая библиотека растаскивается и гибнет. В Богородске на Улитина произвела впечатление местная святыня – икона Богородицы. Читал я описание и другого путешествия, точнее, паломничества, совершенного в 1843 году, когда двое товарищей решили пешком сходить поклониться Богородской Богоматери. Шли из Усть-Сысольска. В Визябоже обратили внимание на то, что там окна пузырями заклеены, и самовара для них не нашлось. В Корткеросе им понравилось, что детей здесь учат коми языку и приняли их хорошо. В Сторожевске видели огромного мужика. А когда добрались до места, до Богородска (тогда оно еще Вишерским называлось), то подробно рассказали об иконе. Так вот, и размеры ее, и описание Богородицы на образе точно совпали с тем, что я увидел в доме, указанном Калистратовым. * * * На этом, впрочем, история не закончилась. Как-то раз я вместе с заведующим роно ездил по району. В Богородске мы остановились у учителя труда. Посидели, выпили, разговорились. Я вспомнил про статью Улитина, и тут трудовик воскликнул: – Где же ты раньше был! Когда мы стали церковь в клуб переоборудовать, то там целый чердак был иконами забит. Я два воза привез в мастерскую, и они лежали у меня, пока старухи все не растаскали. Наверное, так и попала Богородская Богоматерь к той женщине, у которой я ее видел. Все надеюсь, что найдется. Такая святыня! Коми пасы и древние руны Много лет Смилингис изучал старые рудники, разработки. Самая удачная находка была на Локчиме – большие запасы охры, которые выходят из-под горы, окрашивая ручей и деревья в округе в красно-коричневый цвет. До революции охру из Коми возили бочками на плотах в Архангельск. Оттуда краска шла на экспорт. А у нас ее использовали, когда писали иконы. * * * Но самые удивительные находки Смилингис с женой Людмилой Николаевной Королевой сделали в другой области. Ими собрана крупнейшая в республике и, наверное, одна из лучших в мире коллекция пасов – зарисовок тех знаков, которые коми человеку, мордвинам, скандинавам, всему Северу от Сибири до Ирландии заменяли подписи. Сравним со скандинавскими рунами: Все они имеют аналоги среди коми пасов. А вот этот знак зырянского крестьянина из Вомына точно повторяет египетский иероглиф: Быть может, перед нами остатки древнейшей письменности человечества. Во всяком случае, св.Стефана Пермского пасы вдохновили на создание коми азбуки. Вот несколько букв из нее: * * * Некоторые знаки святой Стефан, позаимствовав у охотников, вернул потом зырянам уже для обозначения на их деревянных календарях христианских праздников. Охотничий церковный календарь – это, пожалуй, такой символ миссии святого Стефана среди зырян. Он шестигранный, разделен на две части по полугодиям. Вешается в вэр-керке (охотничьем домике). На насечки охотник наносит воск, а потом каждый день отколупывает по частичке. Видит, что Рождество близится или Успение, значит – нужно собираться в село, на службу, или хотя бы у себя в лесу вознести хвалу Господу. Сегодня такие календари – большая редкость. Один из последних Людмила Королева и Анатолис Смилингис нашли в Вомыне, спасли его от гибели, из-за чего им пришлось потом немало намучиться. В село приехали со школьниками поговорить со старожилами, срисовать пасы, рисунки на прялках. Людмила Николаевна рассказывает: – На четвертый или пятый день, в последний вечер, стали собираться домой, и тут я Анатолию Антоновичу говорю: «Давай еще походим, посмотрим». Там в деревне всего три-четыре дома осталось, где мы не побывали. Я хожу обычно туда, где более старые люди живут. Заходим, видим очень приятного пожилого человека. Владимиром Андреевичем, кажется, звали. Принес мне две прялки, я стала срисовывать. Там был знак сердца, я впервые его увидела на коми прялках, обрадовалась. А в это время Анатолис Антонович стал расспрашивать охотника о жизни, и тот вспомнил, что у них где-то был охотничий деревянный календарь. Я, конечно, сразу попросила: «Покажите, что за календарь?» Охотник только руками развел. Позвал внучку, не видела ли она его. Девочка ответила, что собака календарем играла, вместо кости, а куда потом делся, она и не знает. Пошли искать, не нашли. Напоследок я попросила хозяина, мол, если найдете, то, пожалуйста, позвоните нам в Корткерос, мы приедем и срисуем. Зашли в другой дом, а часа через два заходит охотник и приносит календарь. Оказывается, собака его в снегу зарыла. Посмотрели, он немного обглодан был, но в целом неплохо сохранился. – Если вам надо, то возьмите, – сказал охотник. Когда вернулись в Корткерос, перерисовали с помощью лупы все знаки (рисунок – вверху). Дали сообщение в газету о находке, и тут начались наши злоключения. Глава администрации и дочка охотника подали на нас в суд, обвинили в краже реликвии. Охотник заболел к тому времени, может быть, именно поэтому. Я знаю наших коми людей, если подарил что-то, обратно нехорошо просить. И ему было стыдно, что люди этого не понимают. Два суда уже состоялись. Один здесь, другой в Вомыне. Мы дочь охотника на суде спросили: – Вы когда-нибудь видели этот календарь? – Нет, не видела. А ведь он столько лет валялся в доме, потом на улице, и был обречен. (Окончание на следующей странице)
eskom@vera.komi.ru
|