ПЕРЕКРЁСТКИ Рассказ про
пуговицу Толстая рукопись Человеческая память странно устроена. Порой не сразу вспомнишь, что было несколько дней назад, а тут – раз, и оживились все подробности пятилетней давности.Открывается дверь, входит человек, внешне похожий на Николу Чудотворца: небольшая борода, высокий лоб и умные, пытливые глаза. Одет в городской костюм, хотя что-то выдает в нем сельского жителя. Где ж я его видел? Пермские леса... Найденный там белый камешек с образом святителя Стефана Пермского. Архивные розыски пропавших мощей святителя. Храм на высоком берегу Чусовой. На коми-пермяцком «высокий берег» звучит как «слудка». Ну да, село Красная Слудка! – Владимир Иванович! Какими судьбами? Это ж когда вы к нам из Перми приезжали? – В девяносто пятом, – гость ставит на пол свой «профессорский» портфель, здоровается. Помнится, тогда, в 95-м, из этого портфеля он выложил на стол редакции объемистую рукопись с исследованием о мощах свт. Стефана («Вера», «Память земли», №186). Работа была проведена со всем тщанием, кропотливо: фактик к фактику, листик к листику. Прежде Владимир Иванович был известен как самодеятельный ботаник, ездил в экспедиции от Пермского университета, сам собрал и документально оформил 500-листовой гербарий – результат инвентаризации флоры заповедной Спасской горы близ Кунгура. Теперь вот, будучи на пенсии, занимается краеведением. Несмотря на тщательность розысков, обнаружить место, где лежат мощи свт.Стефана, Владимиру Ивановичу не удалось. Но утешением остался ему камешек с образом святителя, найденный его супругой в лесу под Красной Слудкой. «Вот видите! – удивлялся тогда краевед. – Земля помнит своего святителя. Красная Слудка – это самая восточная оконечность его Великопермской епархии. По некоторым сведениям, он организовал миссионерскую экспедицию на восток, в сторону Сибири, и дошел до реки Чусовой. Переправляться не стал, повернул обратно. А наше село, Красная Слудка, выросло как раз на правом берегу Чусовой, где был святитель. Так что мы как бы его форпост!» В нынешний приезд Владимир Иванович привез к нам в редакцию рукопись толще прежней – будущую книгу о селе Красная Слудка и ее церкви Вознесения. Тут уж развел я руками: как такое печатать в газете? – Ну, как Бог даст, – оптимистически заключил гость. – А пока напечатайте рассказ про пуговицу. – Про пуговицу? – Ну да, как мне жена пуговицу пришивала. Но прежде вот какое нужно предисловие. Поучительная археология – Дело в том, – начал рассказ Владимир Иванович, – что мы с женой были идейными партийцами, шли в первых рядах строителей коммунизма. Жена была комсомольским вожаком, профсоюзной активисткой. Сам я 28 лет служил в армии, имею 10 правительственных наград. Как партийца послали меня повышать политическое образование в университет марксизма-ленинизма, где и получил аттестат с оценкой «отлично» по атеизму. Оценку эту я честно заработал, поскольку много антирелигиозной литературы проштудировал. Тогда только понял, что с этим атеизмом не все в порядке, что это вовсе не наука и что мы не то делаем. Где-то в 90-м году мы с женой вышли из партии. И вот вскоре после этого собираем мы лекарственные травы неподалеку от нашего слудского храма. Поднял я голову и как-то по-новому увидел его, аж сердце защемило: красота какая... Не стоит, а летит. Сам он разрушенный, загаженный, стадо коз прямо в него загоняют, прохожие люди забегают сюда как в отхожее место оправиться, кочегарка в алтаре, внутри горы отбитой штукатурки, мусор, часть кладки разобрана... Но отойдешь в сторону, смотришь на него – все равно летит, хоть и без куполов, хоть и перестроен. Прежние очертания все равно из него выступают.Стали мы с женой собирать деньги на его восстановление. И в Слудке собирали, и в электричках ходили с церковной кружкой, кто что подаст. Потом пошли на предприятия: на лесозавод на Гайве, в «Уралгидросталь», «Камкабель», порт «Левшино», фирмы «Вектор», «Корунд», «Ритал», «Дитранс»... И вот началась расчистка храма. Лично для меня весьма даже поучительная археология получилась. Чего только мы не откопали. Первый археологический слой – всякий бытовой мусор, битое стекло, неисчислимое количество бутылочных пробок. Под битым кирпичом стало попадаться... оружие. Всякие заточки, ножички, кистень – деревяшка с пятью вбитыми гвоздями. Это осталось от времени, когда в храме располагался сельский клуб. В нем на дискотеках происходили кровавые драки. Представляете! Во что храм превратили... Попадались под руки и номера «Вокруг света» за 1976 год, странно потрепанные, явно не от чтения. Оказалось, что на них тренировались члены спортивного кружка «Красные дьяволята». Прикрепляли подшивки «Вокруг света» к стенам и лупили их ногами, отрабатывая приемы карате. Этих ребят я знаю, они потом достойно отслужили в армии, сейчас работают. А тогда просто не ведали, что творили. Ниже пошли находки еще страшнее: кирки, топор, специальные клинья для взлома кирпичной кладки. Среди этих орудий разрушения нашли мы и старый комсомольский значок с отломанной приколкой и барельефом Ленина. Что сталось с этими людьми, которые ломали церковь? Начнем с самого верха храма. Крест скидывал Лядов Евдоким Павлович. Вскоре, по словам свидетелей, он трагически погиб: упал с обрыва, вниз летел с матерными словами и воткнулся головой в землю – как тот крест, что он скинул с купола. Теперь сам купол. Его разобрал Аристов Степан Александрович и надел на почти уже плоскую крышу этакую «чеплашку», как потом ее прозвали сельчане. После этого он, будучи пенсионером, прожил еще 10 лет и бросился под поезд. В дневнике-летописи, которую вел один из слудчан, мы прочитали такую запись: «6 июля. Аристова зарезало поездом». Церковь закрыли в 40-м, и через год началась война. Один из участников закрытия Смышляев Илья Семенович был на фронте, кажется, связистом, вернулся контуженным и вскоре лишился ума: разговаривал с телефонными столбами, «держа связь» с кем-то. Эти истории, помнится, тогда меня поразили. Представьте, среди этих разрушителей мог бы оказаться и я... – Ну, по возрасту вы не совсем подходите, – прервал я Владимира Ивановича. – Закрывали-то в 40-м. – А ломали вплоть до последних лет. И, думаете, Бог это не видел? Вот последний вам случай. После того, как мы расчистили храм, оставшийся целый кирпич сложили штабелями – для будущего востановления. Ночью этот кирпич исчез из храма и оказался во дворе одной слудской семьи – у Маландиных. Днем видели, как Николай Маландин грузил его в чью-то машину. Короче говоря, церковный кирпич своровали. И что же? Вскоре дом Маландиных сгорел дотла. К чему я клоню? Сейчас храм у нас действующий, меня избрали председателем приходского совета. Жена тоже стала церковным человеком. И как же это получилось, что мы оказались не среди разрушителей, а в ограде церковной? Трудно понять... Жена моя Валентина однажды не выдержала и спросила священника Петропавловского собора (это в Перми), который нас окормляет: «Батюшка, извините, мой вопрос, наверное, покажется вам глупым. Объясните, как это мы вдруг стали заниматься церковью?! У нас даже и в мыслях никогда не было. А тут как-то все вмиг перевернулось. Разве так бывает?» Батюшка ответил: «А вы-ко покопайтесь в своей родословной, Валентина Григорьевна. У вас в роду был глубоко верующий человек, он вас и отмолил». Когда жена передала этот разговор, мне почему-то вспомнился один случай – из времени, когда мы еще только поженились. Такой пустячный эпизод, ну сущая нелепица, отравившая, правда, нам жизнь. Пуговица – Женился я в 1961 году, – продолжает рассказ Владимир Иванович. – Жить мы стали у меня, вместе с моей мамой. И вот с первого же дня молодая жена взялась за хозяйство. На рубашке оторвалась у меня пуговица, и Валентина быстренько ее пришила. Ну что, сложно ли пуговицу пришить? За работой ее следила сноха, моя мама. Надо сказать, она профессиональная швея, работала портной в «Бытовике». Взяла рубашку: «А что ты, Валя, пуговицу-то крестом прихватила? Так не пришивают. Стежки надо рядком делать, а не крест-накрест!» Валентина стала оправдываться: «Так у нас все пришивают...» Я по глупости своей поддержал мать, все ж она профессионалка, швея. И вот из-за этой пуговицы у нас на всю жизнь получилась обида, что ли: вот, мол, с первых дней, как совместно стали жить, ее взяли да обидели, запретив на пуговице делать крест.– Может быть, крестом и вправду нельзя, непрочно? – Ну почему же?! Это маму в организации учили, что непрочно. А вы сами подумайте. Вот перед вами пуговица с четырьмя дырками. Что прочнее: продернуть нитки параллельно, двумя отдельными стежками, или переплести их вместе крестом? По-моему, сплетенное всегда крепче. А параллельные стежки слабы – стоит порваться одному, как пуговица сразу отвалится. Но дело-то вовсе не в этом... – Подождите, – перебил я рассказ гостя, – но и меня, помнится, так учили: пришивать пуговицы параллельными петельками. Крепче – не крепче, но так, во всяком случае, красивее. – А кто вам сказал, что красивее? – рассмеялся Владимир Иванович и расстегнул пиджак. – Где пуговицы находятся? На груди. И что ж некрасивого, если на груди будут кресты? Вот дед мой, Лаврентий, тоже пуговицы пришивал крестом. А ведь неглупый человек был! И родители жены моей тоже крестом пришивали. Случай этот к чему рассказываю... Вот пуговица – пустяк, мелочь. Но из таких мелочей-то и состоит наша родовая память! Владимир Иванович задумался и, что-то вспомнив, прояснел лицом, улыбнулся: – Вот дед мой, Лаврентий. Все чаще о нем вспоминаю в последнее время. Мы, ребятишки, однажды пристали к нему: «Деда, зачем ты крестишься, рукой машешь?» А он нам: «Ребята! Что если завтра я приду к Назаровой соседке, встану и – руки по швам? Что она скажет? Я ж 70 лет крестился, а теперь у меня что, рука отсохла? А Бог-то вдруг есть, так что я скажу там: 70 лет молился и в один год предал? Нет, ребятушки, я уж буду креститься. Потому извините меня, вы идите своим путем, а я уж умирать буду со крестом». Владимир Иванович рассмеялся, вытирая слезы: «Вот такой Лаврентий был...» И повторил, твердо осеняя себя крестным знамением: «Уж извините меня, а умирать я буду со крестом!» Глядел я на этого просветлевшего человека – пожилого, с седой бородой, с ясными, чистыми глазами – и вдруг увидел в нем того самого деда Лаврентия, пришивавшего себе пуговицы крестом. Вырезанный кадр Оставив рукопись, Владимир Иванович заспешил по делам – надо успеть еще кой-куда зайти до отъезда в Пермь.– Да, чуть не забыл, – остановился он. – Пять лет назад вы печатали рисунок, который я вам присылал. На нем вид нашего храма до разрушения. Вы уж извините, что подвел вас: храм-то на самом деле иначе выглядел. – А что там не так? – Купола неправильные. Когда мы по этому рисунку взялись храм реконструировать, архитектор наш засомневался: «Как-то не вписывается контур церкви, что-то здесь не так». А я и раньше чувствовал, что купола должны быть как свечи – высокими. Так было бы красивее. Но как узнать, что было на самом деле? Фотографий-то не сохранилось. А однажды я смотрел фильм «Волга-Волга» и... увидел его, наш храм-то. На экране мелькнул. Оказывается, киносъемки этого знаменитого фильма у нас проводились в 30-х годах, и там никакая не Волга, а наша река Чусовая. Отправились мы в Москву, в Госкино. В архиве, где старые ленты хранятся, показали нам оригинал «Волги-Волги». Смотрим: вот пароход «Севрюга», на котором герои фильма будто бы по Волге плыли; вот он пристает к нашей пристани «Мелководная»; вот крутой 20-метровый берег, на нем село Красная Слудка; вот храм показался... А дальше обрезано – так в фильме. – Почему обрезано?
– А как же с рисунком, откуда он взялся? – Рисовал его Генка
Королев, 15-летний мальчик, бабушка попросила его
зарисовать церковь на память. Нашел я этого
Генку, сейчас ему уже за 40, спрашиваю, как дело
было. «Так я перерисовывал с другой картины, а ее
написал Костырев с соседней деревни». – Почему? – А очень просто. Картину он начал писать с низу холста: нарисовал землю, стены храма, а для куполов места не хватило, некуда их было впихивать. Потому они такие сплюснутые. Вот ведь как... Владимир Иванович задумался, вздохнул: – Так и живем – с самого низу строим. Сначала работа, дом, заботы семейные. Думаем: вот обустроимся и можно будет о Боге подумать. Ан нет. Жизнь уже прожита, и места чуть-чуть осталось, для Бога-то... Эх... Ну, простите меня, грешного. Пойду я дальше. Простившись с гостем, я спохватился, что не расспросил про слудский храм, насколько его восстановили. Но в оставленной им рукописи нашел нужное. Богослужения в Вознесенской церкви проводятся теперь регулярно, в том числе и зимой – отопление налажено. Служить по воскресеньям приезжает иеромонах из Свято-Троицкого Стефанового монастыря, что в Перми, на другой стороне реки Чусовой. Крышу полностью отремонтировали. Только на купола денег не хватило... Нашел в рукописи и адрес для пожертвований: 614600, Пермь, ГСП, ул.Советская, 104, ОАО КБ «Прикамье», р/с 40703810100000000064, ИНН 5914203179, на восстановление храма.М.СИЗОВ
На глав. страницу.Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив.Почта |
–
Так это ж 30-е годы, понятное дело, к чему им
церковь показывать? Но в госфильмофонде
сохранился оригинал с невырезанными кадрами (они
на снимках слева и справа – ред.). И там наш
Вознесенский храм во всей красе, с высокими,
похожими на свечи, куполами.
Нашел я и костыревскую
картину, большой такой холст. Поставил ее на стул,
смотрю. И вдруг понимаю, почему у него купола-то
не получились. 
