| ПЕРЕКРЕСТКИ ВОДЫ ВРЕМЕНИ«Вспомните, как в годы революции люди уезжали за границу. У них душа плакала оттого, что они покидали родину. Они уезжали с мыслью, что вернутся. А теперь... Поедет любой, только помани пальцем. Хруст зеленых бумажек решает все. Важны телевизор да хорошая зарплата. А где жить и кто тобой правит – это для многих не имеет значения». (Из беседы с монахом Исааком. Русский поэт Людмила Молоденкова родилась в деревне Кукуево Тверской области. Училась в Москве. Стихи впервые опубликовала в 1961 году в самиздатовском журнале «Феникс», созданном поэтом Юрием Галансковым. Теперь Людмила живет в Париже, часто приезжает на родину. В одних из таких приездов я и познакомился с ней. Наш разговор с Людмилой происходит в одной из старых питерских квартир. Здесь живут ее дочь и внучка. Под ногами игрушки, в углу черный рояль, старинное кресло, телевизор. Мы же пытаемся восстановить ускользающую нить времен и событий. – ...Значит, с вашими бунтами 60-х вы причастны к расшатыванию коммунизма и краху страны? – размышляю я вслух. – Нас было очень мало. Масштаб выступлений представителей неофициального искусства сейчас очень сильно преувеличен. Это была горстка людей: может быть, два десятка художников и десяток поэтов плюс несколько правозащитников. В Питере была единственная такая организация, и руководил ею Игорь Огурцов(наша газета рассказывала о нем – «Вера», № 159-160). Их программа – свержение советской власти, построение социалистического общества на христианских началах. Огурцова приговорили к расстрелу, потом приговор изменили на 25 лет тюрьмы. Если говорить о Юрии Галанскове, то он бунтовал не против коммунизма как такового, а против социальной несправедливости. То, что происходило в Гватемале, его так же волновало, как и происходившее в России. Я думаю, к свержению коммунизма мы не приложили никаких рук. Отвечу на это стихотворными строчками:
В Москве 60-х я оказалась среди молодых людей, которых можно назвать, наверное, бунтарями. Современная молодежь бунтует с помощью наркотической иглы, а мы бунтовали стихами, картинами, демонстрациями. Конечно, все это не приветствовалось. Когда в лагере погиб мой лучший друг – верующий православный человек, правозащитник Юрий Галансков, – я, не желая попасть в тюрьму, эмигрировала. Попала я, к счастью, не в Америку, а в Европу. Когда произошел распад Союза, то я с ужасом увидела, что в России началось очарование Америкой и их протестантскими ценностями человеческой жизни. Сейчас, как мне кажется, люди стали понемногу понимать, что деньги не могут быть богом, что в жизни они не все решают. – Но у Франции свои традиции безбожия, может быть, даже более глубокие, чем в России... – После революции во Франции Церковь была отделена от государства. К примеру, там нельзя даже ходить с крестиком в школу. В местечке Фонтенбро был женский монастырь, и в нем – дивный белый храм XII века. Службы не проводятся – это сейчас центр культуры запада Франции. В храме дают концерты григорианского пения. В революцию над монахинями надругались, многих убили, часть была изгнана. До 1964 года там была тюрьма. Поместили в храм заключенных, которые точили пуговицы. Вырубили сады, в алтаре устроили карцер. А ведь там, как это часто делается в католических храмах, были захоронения. В этом храме нашли свое упокоение Ричард Львиное Сердце, его мать и жена его брата Иоанна Безземельного. Все эти осквернения очень символичны. Параллели с нашей революцией очень явные. Я всегда говорю французам, что слова «коммуна», «коммунизм» – это не русские слова. – Скажите, а где во Франции вы окормляетесь как православный человек, где ваш приход? – Я живу в таком месте, где неподалеку находятся три православные церкви: храм юрисдикции Московского Патриархата, евлогианцы, которые подчиняются грекам (эти люди эмигрировали и искали себе архиереев, которые могли бы рукополагать им новых священников, и греки взяли их под покровительство), и третья – Зарубежная Церковь карловчан. Я хожу или в московскую, или к евлогианцам. У евлогианцев маленький храм, построенный внутри закрытого двора. Это место очень похоже на Москву 50-х. Наверное, у меня ностальгия по тем временам. Храм Московской Патриархии расположен в современном здании. С этим приходом связь у меня тесная. К зарубежникам не хожу: прихожане там очень политизированы. В отношении службы они очень строги, все по канонам, но их гордыня, неприятие человека – это, я считаю, противоречит заповедям Христовым. Людмила задумалась и, немного помолчав, продолжила: «Я сама из семьи священников. У моей бабушки были четыре дочери и один сын, которого звали Дмитрием. Бабушка хотела, чтобы Дима стал, как и ее отец, священником. Но в 11 лет мальчик утонул. И когда у меня родился сын, то я его назвала тоже Димитрием. Потом в моей жизни был развод, и сын под влиянием свекрови написал такие слова: «Если бы моя мама была хорошей, то она бы не крестила меня и не водила в церковь». Мне тогда было страшно. Я молилась за него. После армии, когда я была уже в эмиграции, Дима пришел в Сергиев Посад. Сначала работал на кухне, позднее поступил в семинарию и стал священником. Сейчас у него четверо детей. Сначала он служил на приходе в Москве, но, все оставив, уехал в деревню и там восстановил храм. Это далеко за Муромом. Когда у него появились дети, то я ему говорила, что детей надо учить и поэтому необходимо искать себе другое место. Он ответил, что не может оставить свой храм и это бесчисленное количество деревень, куда его вызывают на требы, – он нужен там. В Москве же много других священников, а в деревне храмы закрыты, и люди одичали без Бога. Там произошел страшный возврат к язычеству. Вера перешла на кладбища – это единственное место, где люди пытались молиться. Восстановление православной веры, соборной молитвы шло у него очень трудно. Но Господь помогал. Прожил он там 10 лет, и сейчас его пригласили в Сергиев Посад. Вернулся в то место, откуда начал. Когда он уезжал из деревни, то сказал, что оставляет семя, которое даст плод. Главное – люди стали молиться и понимать смысл и красоту литургическую.
– читает Людмила свои стихи, написанные еще в конце 70-х. Прощаемся. – То, что Русская Православная Церковь просуществовала все это советское время, – настоящее чудо, – говорит она. – Без воли Божией этого не могло бы быть. И всех нас, Россию может спасти только вера. И.ВЯЗОВСКИЙ
На глав. страницу.Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив.Почта |
