ПОДВИЖНИКИ
ЗАПИСКА НА ДЕРЕВЕПустошь – так монахи-отшельники называли место своего подвижничества. Молитвой, праведной жизнью они преображали «пустую» землю. Обычно их и хоронили здесь – и чудотворными мощами освящалась земля. Знали ли об этом энкавэдэшники, когда устраивали в Левашовской пустоши (под Лениградом) тайное кладбище расстрелянных? Как бы то ни было, земля этой пустоши теперь святая, в ней лежат тела тысяч мучеников и страстотерпцев. Мы рассказывали о двоих расстрелянных священниках, похороненных в Левашово («Вера», № 394, «В память вечную будет праведник»). Теперь рассказ еще об одном священномученике: родился и служил он в Паловской пустоши в Вытегорском крае, а жизнь закончил в Левашовской пустоши. О нем рассказывает его правнучка московская писательница Анна ИЛЬИНСКАЯ (на снимке слева).В «медвежьем углу» Как и миллионы людей моего поколения, я была воспитана в безбожии и с детских лет ничего не знала ни о Боге, ни о церкви, ни о необходимости исповедования своих грехов, ни о блаженной возможности приобщаться Тела и Крови Господа нашего Иисуса Христа. Ко крещению я пришла самостоятельно, на третьем десятке лет, когда уже успела натворить много непоправимого, а ангела, который хранил бы меня с младенчества, не имела. Я верю, что пришла в православие по молитвам моего прадеда протоиерея Иоанна Ильинского, иных объяснений этому чудеснейшему событию не нахожу... Имя Иоанн было в традициях нашего рода и передавалось от отца к сыну. Корни рода уходят в неизведанную глубь. Известно лишь, что с начала ХIХ века фамилия Ильинских священствовала в Паловском приходе Олонецкой епархии Вытегорского уезда. Однажды сюда, в северные земли, пришли из далекого Херсона два монаха – неведомо в каком столетии, при каком государе или в правление какого князя. И до того им полюбилось пустынное место близ небольшого озерца, что они пожелали устроить здесь церковь во имя Николая Угодника, икону которого принесли с собой из далекой Византии. Один из иноков ушел в Новгород к архиепископу просить разрешения на устроение в избранной местности церкви и там скончался, другой тоже в скором времени предал дух Господу. Местные жители знали про их замысел и устроили церковь во имя святителя Николая, где поставили принесенную с юга святую икону. Говорили, что эта икона чудотворная, что одним приложением уст она в состоянии вызвать веру в нечувственном сердце. Самый невнимательный прихожанин не мог оставаться равнодушным, входя в храм, не мог не обратиться к Чудотворцу. На паперти этого храма стоял старинный святой крест. Его прошлое тоже простирается на несколько веков. Существует предание, что те два монаха, которые принесли сюда икону, в первую же ночь воцарения в пустыни подверглись нападению медведя и в память избавления от него водрузили этот крест большого размера. Перед ним-то в пасхальную ночь мои прадеды и возглашали радостную песнь: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ!» Уединенный, спрятанный в лесах, как бы удалившийся от мира, Паловский приход располагался в 174 верстах от Вытегры и в шестидесяти от Каргополя. К сожалению, время не сохранило для нас небольшого живописного озерца среди дремучего векового бора с двумя церквями на невысоком берегу – на его месте теперь осушенное болото. Огонь уничтожил и храмы с их святынями, а «русский бунт, бессмысленный и беспощадный», пресек священническую традицию рода... В 1814 году сюда на священническую вакансию был назначен протоиерей Иоанн Ильинский. В 1831 году у него родился сын, тоже Иоанн, который также становится священником и наследует приход. Его супругой стала священническая дочь Параскева, от которой он имел двух сыновей: Стефана (1862-1921 гг.) и Иоанна, моего прадеда (1869-1937 гг.). Через два года после рождения сына Параскева Иосифовна Ильинская скончалась. Ее похоронили близ алтаря церкви того же Паловского прихода, где лежат все мои предки. Кончина прапрабабушки произошла 2 марта ст. ст. , а через 82 года, день в день, на белый свет появилась я... Братья Ильинские тоже становятся священниками. Стефан долгие годы будет протоиереем моштинской церкви, а Иоанн наследует Павловский приход. Впрочем, начинал мой прадед в Петрозаводске, центре епархии. В 1895 году он стал диаконом и очень скоро – священником. 8 мая, в день ангела, отслужил свою первую в жизни литургию в архиерейской церкви. За месяц до этого он женился на Анастасии Степановне Азадановой, дочери священника села Юргилицы. Анастасия Степановна родила ему 13 детей, старший из которых стал моим дедом. Когда отец Иоанн-старший вышел за штат, прадед заступил на его место в Паловском приходе, где верой и правдой служил более двадцати лет. В 1917 году его произвели в протоиереи и назначили настоятелем Христорождественского собора Каргополя, одного из первых городских храмов, современника Вологодской Софии. Одновременно он был епархиальным миссионером и благочинным Каргопольского края. На этом месте и застала его революция... На переломе В «Месяцеслов», доставшийся мне от прадеда отца Иоанна, вклеен пожелтевший от времени листочек. Чернила почти выцвели, но еще можно разобрать:«16 ст. ст. с. Вызеро. Уважаемому протоиерею Иоанну имею сообщить. Ваш брат, о. протоиерей Стефан, скончался 10 июля утром в 3-м часу от тяжелой и продолжительной болезни. Погребение 13 июля после литургии совершено пятью иереями при большом стечении народа. Покойный от истощения неузнаваемый. По слухам и заверениям его духовника о.Николая Петрова, о.Стефан готовился к смерти как к жизненному подвигу и был спокоен и сознателен. В добрую память о друге почившем сообщаю Вам. Примите почтение. Доброжелатель ваш – вызерский свящ. Александр». Сбоку рукой прадеда приписано:«1921 г. 10 июля, в третьем часу утра, умер в Моште брат мой протоиерей Стефан Иванович Ильинский, род. 24 окт. 1862, именины 28 окт., рукоположен во священники авг. 1885». Это не страшные сказки, это действительно было – когда люди лежали в гробу неузнаваемыми от истощения, но к смерти готовились как к жизненному подвигу. Нашему циничному времени трудно поверить в искренность подобного умоустроения, и все-таки это правда. Это корень, откуда возрос русский народ! Сколько их было, новомучеников Российских, кто исчислит, кто даст ответ? То, что мы сегодня имеем как данность – Церковь, преизобильную таинствами, свободу быть похороненным по-христиански, – этих благ деды были лишены, и это ощущалось ими как лишение жизни. И если не погибла еще окончательно богохранимая страна Россия, то только молитвами новомучеников и исповедников наших, которым выпало пополнить число душ, убиенных за слово Божие: иных питательных источников жизни на сегодняшний день у народа нет. В конце 20-х годов семья Ильинских переехала в деревню Константиновку на железнодорожной станции Горелово (Гатчина), а оттуда в Ленинград, где прадед несколько лет был настоятелем церкви Благовещения Пресвятой Богородицы, что на Васильевском острове. Рядом, по адресу 8-я линия, дом 59, кв. 2, поселилась его многочисленная семья. Эта церковь – один из старейших храмов града на Неве, единственный трехэтажный, самый многопрестольный храм города. По данным 1917 года, здесь было 7 престолов. В ХVIII в. прихожанином церкви был М.В.Ломоносов. С историей Благовещенской церкви, где служил протоиерей Иоанн, связаны имена двух ярких представителей русского благочестия. Самый первый престол храма освятил в 1762 году промыслительно оказавшийся в ту пору в Петербурге епископ Тихон, известный впоследствии как задонский чудотворец, доблестный подвижник Русской Православной Церкви, выдающийся иерарх и богослов. Мало кто знает, что именно здесь, на территории, принадлежащей Благовещенской церкви, первоначально располагался первый санкт-петербургский женский монастырь, учрежденный в 1845 году по благоволению императора Николая I – Воскресенский Новодевичий монастырь. Первыми насельницами обители стали несколько монахинь из Горицкого Вознесенского монастыря во главе с подвижницей благочестия игуменьей Феофанией. После перевода монастыря на Московскую дорогу в 1854 г. Благовещенский храм вновь стал приходским. Протоиерей Иоанн Ильинский приносил здесь Бескровную Жертву до 1934 года, когда церковь была закрыта и осквернена. После этого его перевели в Троице-Петровский собор на Петроградской стороне. Этот собор был задуман Петром I еще в 1703 г. при закладке Санкт-Петербурга. Государь особенно любил этот храм, каждое воскресенье посещал его, пел на клиросе и даже выходил читать Апостол. Здесь совершались все благодарственные молебны по случаю побед и других важнейших событий, праздновались Полтавская победа, Ништадтский мир. В 1937 году протоиерей Иоанн Ильинский был арестован, а Троице-Петровский собор взорван большевиками. В настоящее время на этом месте разбит большой зеленый сквер. Записка на дереве Да где ж она?... Пред храмом мы стояли, А нынче даже храма не найду. «Вы, гражданин, кого-то потеряли?» – «Да, Родину. В семнадцатом году». Где храм стоял – теперь пестрят киоски. Все дорогое заросло быльем. В глазах туман, но это только слезки, А слезы мы еще в аду прольем! (Евгений Санин) |
* * * Многие годы наша семья не знала, где и как погиб прадед Иоанн. В 1991 году на запрос о его судьбе ФСБ ответило, что «служитель религиозного культа И.И.Ильинский осужден «тройкой» по статье 59, пункт 10 и приговорен к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение 24 ноября 1937 года». Дата знаменательная – в этот день Святая Церковь празднует память исповедника православия преп. Феодора Студита. Через некоторое время имя прадеда промелькнуло в газете «Вечерний Ленинград» в списке мучеников, чей прах покоится в Левашовской пустоши. Пустошью называется место, где в пустыне спасались древние отшельники, – там ничего нет, только пустошь. И вот холодным зимним днем я отправилась в санкт-петербургский пригород Левашово. Думала, погуляю по улочкам, постою под деревом, почитаю кафизму за упокой убиенного батюшки Иоанна – он спит вечным сном где-то рядом. Господь примет. Заметенный сугробами полустанок. В воздухе кружатся мохнатые хлопья снега. Очень тихо, чистый, пронзительный воздух. Наверное, такая же плотная, насыщенная тишина стояла на севере в Олонецком крае, где несколько столетий священнодействовал род Ильинских. – Где-то здесь хоронили репрессированных? – неуверенно обращаюсь я к пристанционным рабочим в оранжевых жилетах. – Это там, – ничуть не удивляются они и показывают, – вон автобусная остановка, доезжайте до конца поселка, там забор, сами увидите. Зато удивляюсь я: неужели скорбное место как-то обозначено? Что там – крест, обелиск? Когда одноэтажные улочки кончились, автобус затормозил около мрачного бора с громадными корабельными соснами. За горизонт тянется ядовито-зеленый забор. Небольшая калиточка с надписью: «Левашевское мемориальное кладбище». Пожилой человек с умным лицом расчищает лопатой пушистую белую дорожку. Он в валенках, телогрейке, ватном треухе – наверное, сторож. Он и я, больше никого, снежный покров, мягко устилающий тропинки, не тронут ничьими следами. В глаза сразу бросается памятник – увенчанная крестом деревянная часовня без стен, внутри колокол. Углубляюсь в бор. Господи, что это? Глазам своим не верю: везде таблички – и дорогие, заказанные в бюро ритуальных услуг, и простенькие, картонные. Мраморные, выгравированные, выжженные по дереву, просто листочки, переписанные от руки – самые разные. Все эти надписи привязаны, прикручены, пришпилены к стволам деревьев, к веткам, пням. Это имена похороненных здесь жертв, надгробные надписи, стихи, обращения к убиенным, даже письма к ним. Так почтены люди, которых родственники и друзья отыскали в Левашовской пустоши. Живые, как смогли, увековечили их память. Сами захоронения, по-видимому, располагаются между сосен, на полянках – там прогалины, чернеет земля, будто усопшие из-под земли взывают к живущим. Они еще не потеряли надежды докричаться до нас. Зимний саван оттаивает от их неугасшего дыхания: не случайно говорят, что на могилах замученных земля «дышит». Брожу по тропинкам – имена, имена, имена. Помяни, Господи, всех здесь почивающих во Царствие Твоем! Вынимаю из сумки прозрачный пакетик, вырываю листок из блокнота и, наклонившись к пеньку, крупными буквами пишу: «Протоиерей Иоанн Ильинский, 1868-1937. Упокой, Господи, его душу в селениях праведных». Заталкиваю под веревочку к корявому замшелому стволу рядом с чьим-то именем. Отныне и душа моего прадеда здесь наравне со всеми – может, и за нее кто-нибудь помолится. Простите, батюшка, что я шла к вам так долго. Я думала, где покоится ваше замученное тело: на Соловках ли, в Сибири? Оказывается, более полувека вы спите вечным сном близ города, где жили последние годы. Левашовская пустошь Колокол. Спаситель. Тишина... Пустошь Левашовская и я. А в снегу – цветы, цветы, цветы И кресты. Поклонные кресты...
Год 37-й – холодный год. Кто под пули, кто на эшафот... Убивали зверски, не щадили, В братские могилы хоронили.
Убивали. А за что, скажите? Может, здесь на это есть ответы? Холодно, как будто бы живые Люди здесь висят, а не портреты...
Кто мне даст ответ на все вопросы? Может, тот поэт русоволосый? Кто он и откуда? Неизвестен. На снегу чернеет только крестик.
Нам не воскресить всех здесь убитых. И не плакать нам у плит гранитных. Со стволов деревьев, как живые, Смотрят фотографии немые.
Много лет хранила тайну пустошь. Плачьте, люди, не скрывайте слезы! Высоко поднялись к небу ели, Чуть пониже стройные березы.
...Уводила в лес меня аллея, Выплакалась, слезы не жалея. (Екатерина Спасова, с.Горицы) |
На одной из полянок – деревянный аналой. Устроив на нем Псалтирь, делаю то, чего давно просила душа: читаю кафизму «Блаженны непорочны», поминая на «славах» убиенного протоиерея Иоанна и всех здесь лежащих православных христиан. Тихий скрип снега: за спиной вырастает сторож, крестится, кланяется. «Хотите посмотреть наш музей?» – предлагает он, когда кафизма дочитана. Мы проходим в маленькую комнатку, здесь помещены материалы, собранные о Левашовском кладбище Ленинградским отделением «Мемориала». – Мы тогда пацанами были, жили в нашем поселке и не знали, что здесь под боком творится, – вспоминает сторож. – Взрослые говорили, какой-то закрытый объект, но мы догадывались: что-то здесь не так. Что там производят, кто там работает? Почему снаружи нет охраны? Если тюрьма, то где колючая проволока, где часовые на вышках? Почему внутри забора одни цепные псы бегают и не лают, а только рычат? Ночью подъезжали машины, разгружали секретную продукцию, да так быстро, бесшумно – ни громогласных грузчиков, ни грохота. Мы, мальчики, зачитывались книжками про приключения, но перед тайной этого забора останавливались озадаченные – разгадать ее было невозможно, а родители и учителя, словно сговорившись, молчали. Левашовская пустошь, дремучий лес площадью более 40 квадратных метров, – одно из крупных тайных захоронений 1937-45 гг. После войны сюда уже никого не привозили. Летом 1937 года был издан приказ наркома внутренних дел Ежова, согласно которому в Ленинградской области (тогда в нее входили территории Новгородской, Псковской, Мурманской и часть Вологодской областей) создается «Особая тройка» для непосредственного руководства операцией. Индивидуальных дел тогда не было, истреблялись целые слои населения – по национальности, по анкетному признаку, по роду занятий. До конца 1937 года области был дан план: 4 тысячи людей осудить по первой категории, т.е. расстрелять, 10 тысяч во второй – отправить в лагеря. Этот план выполнили в первые два месяца. Убиенных надо было где-то погребать. Здесь, в музее, на витрине представлена копия документа «об отводе части земель Парголовской дачи и комендатуры НКВД для спецназначений от 25 февраля 1938 г. (с грифом «Не подлежит оглашению»). Так было положено начало Левашовскому тайному кладбищу НКВД-КГБ СССР. В 1989 году скорбный могильник был обнаружен общественностью. По воспоминаниям свидетелей, осужденных расстреливали на станциях «Ковалево» и «Бернгардовка», сюда же переправляли лишь мертвые тела. Официально считается, что в эти годы расстрелянных хоронили только в Левашово, но есть сведения, что до 1941 года использовалось местечко под Токсовом, именуемое Койранкангас. Если расстреливали в тюрьмах, то хоронили на городских кладбищах – Преображенском, Богословском. Ни одно из предполагаемых мест массовых захоронений пока не исследовано, только Левашовское, в братских могилах которого обрели покой около сорока тысяч невинно убиенных. В 1994 году мой двоюродный дядя, сын среднего сына о.Иоанна, подал прошение на имя митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна: «Его Высокопреосвященству Высокопреосвященнейшему Иоанну, Митрополиту Санкт-Петербургскому и Ладожскому, от Ильинского Игоря Николаевича ПРОШЕНИЕ. Прошу разрешить отпевание (заочное) по священническому чину невинно убиенного деда моего протоиерея о.Иоанна (Ильинского Ивана Ивановича) за счет церкви и Вашего благословения отпеть его в церкви Серафимовского кладбища о.Василия с последующим захоронением праха на этом же кладбище. Отец Василий – духовный наставник моего сына Виктора. Мой дед был расстрелян в 1937 году в Левашовской пустоши, в настоящее время реабилитирован. Ранее я подавал прошение на имя епископа Симеона Преосвященнейшего за разрешением простого отпевания, резолюция была положительной. 11 октября 1994 г.». На это прошение владыка Иоанн собственноручно наложил резолюцию: «Отпевание по священническому чину благословляю совершить о.протоиерею Василию Ермакову. Все расходы возложить на Серафимовский приход. 13 апреля 1995 год. Митрополит Иоанн Санкт-Петербургский и Ладожский». Вечная память вам, дорогой батюшка! А.ИЛЬИНСКАЯ
eskom@vera.komi.ru
|