ВЗГЛЯД ДЕЛО ЗНАЙ, А ПРАВДУ ПОМНИ О слове «парашют» через «у», других новшествах Вопрос о языке для Руси всегда был болезненным. Святого Дионисия Радонежского за то, что он выбросил одно слово («огонь») из водосвятного молебна, возили на кляче под хохот толпы, морили голодом и дымом. Потом, правда, прославили. Это одна сторона вопроса – трудно проходят даже необходимые изменения. Дело о нераскрывшемся «парашуте», или С десантом не шутят Больше года в России шла битва за «парашют». Орфографическая комиссия при Институте русского языка решила переделать его в «парашут». Зачем? Бог весть. Как рассерженный улей загудели в ответ учителя, журналисты, народные массы, заседала Дума. Больше всех обиделись десантники. Их мнение озвучил генерал ВДВ Вадим Волков: – Правописание менять не нужно. Зачем? Рассмотрим, например, для наглядности слово «парашют» – настоящую святыню для десантников. Нам предлагают писать его через «у». Может, представители ВДВ выступать против и не станут, но писать, уверен, будут по-старому. Вообще сейчас у некоторых товарищей открылся такой реформаторский зуд, что скоро они реализуют реформу техники проведения абортов. Обещание, что десантники «не выступят», прозвучало в устах Волкова несколько угрожающе. А ну как выступят?.. Орфографическая комиссия смирилась. Святыню решено было не трогать. Члены комиссии даже иронизируют сейчас над теми, кто об этом еще не знает. Но слово не воробей. Оно теперь употребляется каждым на свое усмотрение. Среди объявлений читаем: «Куплю б/у парашут». Вышел сборник анекдотов, в котором солдат подбегает к прапорщику с тревожным сообщением: – Товарищ прапорщик, у Петрова парашут не раскрылся. – Что, опять? В общем, расшатали слово. Заодно с «парашютом» была амнистирована комиссией и «брошюра». Но с какой стати 25 человек (состав комиссии) нервируют миллионы, а потом проявляют к ним снисхождение – совершенно непонятно. Кстати, в этом коллективе хороших, но узких специалистов нет ни одного литератора. И не было никогда. Хотя именно писатели, поэты работают со словом, а не просто его изучают. Они заранее способны предсказать, как народ воспримет то или иное нововведение. Но Владимир Владимирович Лопатин – руководитель комиссии – человек решительный. Он сначала вносит изменения в «Свод правил...» и лишь потом готов выслушать мнение профанов. Вот одно из них – известной писательницы Татьяны Толстой: – Надо заколотить двери Академии наук, где заседают эти придурки, и попросить их заняться более полезным для народного хозяйства делом. Не слишком вежливо, но, как говорится, «за что боролись...» История вопроса Уточним, что было бы несправедливо во всем винить профессора Лопатина. Практика сложилась намного раньше. Реформа 56-го года тоже планировалась за закрытыми дверями, причем того же самого института. Как следствие, многие решения так и не удалось воплотить в жизнь. Например, постановили слова типа «глухонемой» писать через дефис. Но даже орфографический словарь конца 50-х годов этот дефис проигнорировал. А Московская Патриархия, в свою очередь, сделала вид, что не заметила правила, согласно которому Бог, Пасха и т.д. следует писать с маленькой буквы. Впрочем, некоторые нововведения привились. Но русский язык от этого ничего не выиграл. Например, слово «панцырь» стали писать через «и», хотя «ы» буква выпуклая, сильная, как раз для панцыря. * * * Этого показалось мало. К 64-му году подготовили новую реформу, решив вместо «заяц» писать «заец» и т.д. в том же духе – сюрприз на сюрпризе. В это время ЦК КПСС готовил свержение Хрущева, и «заец», надо думать, пришелся кстати. Газета «Известия» полгода публиковала письма читателей, полные ужаса и непонимания, в результате чего реформа велела долго жить. Почти одновременно с ней был отправлен на покой и Никита Сергеевич. Если обратиться в глубь истории, то можно вспомнить, как в 1942 году, во время войны, вышел приказ народного комиссара просвещения Потемкина, упразднившего букву «ё». Несколько лет она существовала подпольно, но уже в конце 40-х стала сначала робко, а потом все более решительно появляться в газетах и книгах. Даже тоталитарный режим бессилен был справиться с существующей традицией. Традицией, которую в старые, более грамотные, времена, очень осторожно сковывали законами. Например, существовали правила Грота, появившиеся во второй половине XIX века. Они были обязательны для гимназистов, но книгоиздатели, а вместе с ними и писатели могли пользоваться «гротом» по своему усмотрению. * * * Самой радикальной и болезненной стала реформа 1918-го года, когда была отменена среди прочего буква «ять». Ошибочно считать, что все это придумали большевики. Работа над проектом реформы правописания велась с начала ХХ века ведущими нашими лингвистами, такими как Шахматов, Фортунатов, Бодуэн де Куртенэ. Литераторы – Бунин, Вячеслав Иванов и др. – были категорически против. Обычный конфликт между теоретиками и практиками. Вяч. Иванов, например, спрашивал: почему мы ради школы и облегчения изучения языка должны производить реформы той орфографии, которая у нас исторически устоялась? Не удар ли это по культуре? Почему жизнь должна быть служанкой школы, а не наоборот? Однако уже Временное правительство приняло решение провести реформу, а большевики, ухватившись за эту идею, довели репрессии «лишних» букв до конца. В принципе их можно понять. Для страны, где миллионы людей были неграмотны, изучение «ятей» и «еров» являлось, наверное, некоторой роскошью. Но одним из следствий этого стала очевидная деградация русской культуры, когда все образованы, но образованы плохо. То же самое происходит в США, Англии и многих других странах. * * * В мире существуют два основных подхода к языку. Один из них условно назовем «греческим», другой – «исландским». В начале прошлого века в Греции обсуждался вопрос, какой язык сделать официальным – литературный или народный? Выбрали просторечный. Перевести на него Гомера, Софокла и т.д. не осмелились и, по сути, лишились своей классической литературы, перестали ее понимать. В Исландии ситуация прямо противоположная. Там свою речь хранят в неприкосновенности уже много столетий. Газеты, включая биржевые новости и прогноз погоды, выходят на том же языке, на котором слагались древние саги. И как заметил один наш публицист, «этим людям повезло: им выпало жить в недрах собственной истории, а не на ее обочине». Пол-часа, пол-часа – много это или мало?.. Но это совсем не значит, что перемены в правописании вовсе не нужны. Во-первых, оно неоправданно усложнено. Один из членов орфографической комиссии, С.Волков, вспоминает, как у них в университете на 3-м курсе филологического факультета проводился диктант. За несколько лет нашелся только один человек, который написал его на «5». Зато «двоек» было море. Спросим себя, каким образом эти люди вообще оказались на филфаке? Зубрили перед экзаменами правила, нанимали репетиторов, а когда нужда отпала, знания были благополучно забыты. Исходя из этого, Волков делает два здравых вывода. Необходимо упрощать правописание и приучать людей пользоваться словарями и справочниками. Вплоть до того, что разрешить пользоваться ими на экзаменах. Фиктивная грамотность – это одна из тех неправд, которые разъедают образование. * * * Но как нам предлагают с нею бороться? Перечислим некоторые из предполагаемых изменений. Решено бесприставочные слова отглагольных образований типа «крашенный», «глаженный», «жаренный», «раненный» писать всегда с одним «н». Сейчас пишется два «н», если есть поясняющее слово. Например, если «раненый боец», то одно «н», а если «раненный в ногу боец» – то два. Новое правило кажется вполне разумным. Но вот дальше многое непонятно. Предлагается изменить все сложносоставные слова, где до сих пор подразумевался, но не ставился твердый знак. «Постельцинский» станет «постЪельцинским», «Минюст» – «МинЪюстом», «иняз» – «инЪязом». Как объяснил профессор Лопатин, иностранцам, изучающим русский язык, трудно понять, как правильно произносить эти слова. Странное утверждение. Можно подумать, что иностранцам легко ставить ударение в других русских словах. Предлагается реформировать также слова с первой частью «пол». После «пол» придется всегда ставить дефис. Не «полкилометра», а «пол-километра». «Полдома», «полчаса», «полгода» и т.д. – все это отойдет в область преданий. Зачем? Живой язык, где это только возможно, устраняет, съедает дефисы, чтобы слова не выглядели искусственными. Комиссия предлагает здесь грести против течения, дробить то, что давно приобрело цельность. * * * Далее, некоторые перемены ждут слова, которые прежде писались с большой или, наоборот, с маленькой буквы. Например, «Президент России» с большой буквы будет писаться только в официальных документах, во всех остальных случаях – с маленькой. Для нас, православных, особенно важно, что утверждается написание с заглавной буквы таких слов, как «Бог» (слава Богу!), «Церковь», «Спаситель». С маленькой буквы «бог» будет писаться в тех случаях, когда речь идет о языческих богах или слово употребляется всуе: «боже мой», «господи», «ей-богу», «не бог весть что» и т.д. Сейчас некоторые газеты в неофитском рвении пишут «ей-Богу», что, конечно, не вполне нормально. С большой буквы предлагается писать названия всех праздников – не только Пасхи, Рождества, но и нескольких других, как до революции: Святки, Масленица и т.д. Все это очень хорошо. Но есть одна загвоздка. Эти предложения будут носить рекомендательный характер. То есть атеисты смогут и дальше писать «Бог» с маленькой буквы. А верующие, надо заметить, и сегодня пишут с заглавной. * * * Поправок немного (около 20). Но все это удовольствие с принятием нового «Свода...» может обойтись стране, по мнению газеты «Известия», в 20-30 миллиардов рублей (примерно столько было выделено в прошлом году на всё российское образование). Насколько это своевременно? Этот вопрос очень громко озвучила думская фракция «Единство». И сама же на него ответила, открыто пообещав, что в случае принятия поправок к правописанию будет существенно урезано финансирование Российской академии наук. Очень эмоционально высказался по поводу грядущих перемен Александр Привалов, научный редактор журнала «Эксперт»: – Единственное, что сегодня связывает страну, – простите, это язык. И в настоящий момент «дергать за язык», рушить правописание означает лишать нас последнего шанса на стабильность, на консолидацию. И так мы очень раздробленная нация, мы очень плохо осознаем себя единым целым. Так давайте по тому немногому, что нас связывает, ударим топором! Здесь все правильно, только вместо «ударить топором» следовало бы сказать «колоть пилкой для ногтей». То есть неприятно, но сдюжить можно. Был бы в этом смысл. Кстати, чуть не забыл сказать. Слово «розыскной» нужно будет писать как «разыскной», на манер «роспись» – «расписной» и т.п. В 56-м году уже пытались исправить, но после звонка из КГБ лингвисты отступились. Интересно, является ли это слово святыней, как «парашют», для наших ФСБ и МВД? А что, если да? Человеческий фактор Подведем итог. Реформа правописания, наверное, нужна. Возможно, даже более широкая, чем та, что предлагается комиссией по орфографии. Вопрос в том, кто должен готовить реформу и чем при этом руководствоваться. Профессор Лопатин и его сотрудники так поставили дело, что решительно подорвали доверие к себе. Дух высокоумия и авторитарности помешал им предсказать, как общество отреагирует на некоторые из новаций. Помимо этого, началась навязчивая реклама будущего «Свода правил...» Предлагалось издать его миллионными тиражами. Это вызвало подозрения, что комиссия связана с определенными издательствами и имеет в этом предприятии свой коммерческий интерес. Возможно, эти подозрения напрасны. Но это ведь только те претензии, которые лежат на поверхности. * * * Гораздо важнее другое. За последние 80 лет русская речь резко обеднела. Словарь Даля содержит 200 тысяч слов, Пушкин употреблял в своих произведениях более 20 тысяч. Культурное общество того времени – в два-три раза меньше. А народ? Точно неизвестно, но живущие поныне старушки-староверки в Усть-Цилемском районе Республики Коми, предки которых вышли некогда из Новгородской земли, до сих пор используют в речи... 25-27 тысяч слов, имея 15 обозначений одного лишь слова «берег». Однако если брать население России в целом, то в обиходе осталось 2-3 тысячи слов, многие из которых принадлежат к «блатной» лексике. Язык нуждается в обогащении, и культурное общество, школа могут хотя бы попытаться изменить это положение дел. Вспомним, что у нас есть великое сокровище – словарь Владимира Даля, не имеющий аналогов в мире. Труд замечательный не только с научной точки зрения, но и тем, что стал школой любви к родной речи. Грех этим пренебрегать. Начать можно с элементарного. Предложить детям воспользоваться в сочинении 2-3 красивыми, но редко употребляемыми словами и выражениями из десятка написанных учителем на доске. В свое время подобную практику дискредитировали небезызвестный академик Шишков и его последователи, предложившие заменить слово «галоши» «мокроступами» и т.п. И вот мы, обжегшись на молоке, 200 лет дуем на воду. Но ведь не упирается все в мокроступы. Вот первые пришедшие на ум слова, которые ни у кого не вызовут отторжения, однако, почти не используются: «умаялся», «смеркалось». Затем можно очень осторожно прививать церковнославянскую лексику, диалектные слова: для вологодцев – вологодские, для вятчан – вятские, вышедшие из употребления, но способные прижиться. Здесь проблема лишь в том, насколько умно это все будет делаться и будет ли соблюдено чувство меры. Обращаясь к наследию Владимира Даля, приведем выдержку из него: «Если мы станем вводить пригодные русские слова исподволь, у места, где они ясны по самому смыслу, то нас не только поймут, но станут даже у нас перенимать». * * * Это, конечно, только один из путей – трудно сказать, насколько перспективный. Наши учителя и вообще гуманитарии сами употребляют по крайней мере вчетверо меньше слов, чем жители такого глухого угла, как Усть-Цильма. Но в любом случае нельзя превращать образование в улицу с односторонним движением (как это делается сейчас) – движением в сторону упрощения. Эта психология разрушительна. Как выразилась одна сыктывкарская учительница, «не надо нам ничего упрощать, это и без нас произойдет. А мы – люди, считающие себя культурными, – должны попытаться хоть что-то сохранить». И, может быть, вернуть. После изгнания человека из рая одичали и деревья, и звери, но потом, век за веком, нам удалось вернуть сладость плодам, объездить лошадей... В глубине души мы храним опыт возрождения. Вновь обратимся к Далю, говорившему: «Остается еще странное мнение – хоть оно и было высказано заслуженными людьми, – что нам вовсе нечего заботиться о родном слове своем: оно-де вырабатывается в свое время, как ему суждено. Мнение это заключает в себе что-то роковое и, следовательно, довольно горестное: делай что хочешь, трудись сколько сил есть, а все тщетно... Но... кто же придает этому общему потоку известное направление, если не люди? Следовательно, люди, мысли их, дела, если они дружны, не могут остаться без влияния на будущность вообще, а с тем вместе и на судьбу родного языка... Доброй воли на доброе дело подайте». * * * Здесь было названо несколько причин того, почему деятельность нынешней комиссии по орфографии вызвала отторжение общества. Можно назвать и другие, но все это частности. Главное здесь то, что ее сотрудников заподозрили в нелюбви к родной речи, в том, что они – «верящие в фатализм грамотеи». И пока этим людям не удастся, подобно святому Дионисию Радонежскому, силой духа убедить народ в обратном, позорная кляча и хохот будут им и их ученым коллегам обеспечены. В.ГРИГОРЯН
На глав. страницу.Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив.Почта |
