В ГЛУБИНКЕ ПУТЕМ НЫРОБСКОГО УЗНИКА «Что, если я тебя в Ныроб пошлю?» – Излюбленная детская игра здесь – в зэков и охранников: один в тюрьме сидит, другой его пропускает через пропускной пункт, – о.Федор Плужников рассказывает мне о жизни ныробчан. – Пьянство жестокое, только дай повод. Без водки покойников не провожают. Я говорю: «Как покойника водкой поминать? Ведь человек должен возносить молитву об умершем, а как пьяному человеку молиться?» – «Ты, – отвечают, – перестань свою агитацию разводить, испокон веков пили». – «Нет, – говорю, – испокон веков поминали чинно, пили кисели, водку давали только копальщикам, а тут мат на мате, за второй стопкой об умершем забываете…» С о.Федором – настоятелем древнего храма Николая Чудотворца в селе Ныроб – мы сидим у него дома, за чаем. Я расспрашиваю его о местном житье-бытье. – На это Рождество – шесть лет как служим, – говорит батюшка. – Со стороны администрации никакого понимания нету. Прямо за алтарем проходит Октябрьская дорога, а там ведь священников хоронили. В шести метрах от алтаря кабель проложили. А это церковная территория, вокруг на 50 метров, все церкви раньше принадлежало. Как я стал служить, церкви передали сад. В саду было 102 дерева, большинство сгнившие, повалившиеся, березы, полые изнутри. Я стал сад расчищать, 32 дерева спилил. Ко мне сразу же приезжает глава местной администрации, потом руководитель района: «Чего вы себе позволяете, это природоохранный памятник, пилить нельзя. Сначала сам посади, а потом вали». Выходит, передать передали, а распоряжаются опять сами. Но вот прошло три года. За это время четыре дерева упало, ограду в двух местах поломало. Теперь уже люди подходят: «Батюшка, надо бы вот эти деревья спилить, а то того и гляди, что они кого-нибудь из детей прибьют». – Поселок Ныроб – режимный, живет за счет колоний, которые можно считать как бы градообразующими предприятиями, – продолжает о.Федор. – 16 зон вокруг. На Вежае, на Верхней Колве, в Русаново... Да только это разве настоящие предприятия? Что там за труд? Люди по ту и другую сторону колючей проволоки друг другом не довольны, идет взаимная ненависть. Освободившись, некоторые здесь остаются. Остается и ненависть. Все это видят, живут среди всего этого дети. При этом приложить свои силы, раскрыть свои таланты здесь, в Ныробе, им негде. Дискотека в клубе – и больше ничего. Вот и приходят домой пьяные девятилетние девчонки, а в 12 лет, случается, уже рожают. * * * Семья у о.Федора большая: трое детей, молодая матушка, которая, кажется, по внешнему виду годится ему в дочери. Сам о.Федор – могучий, как уральский кедр, которые еще встречаются в окрестностях Ныроба. Характером он неунывающий человек, многое повидал в жизни. Родился в Сталинграде в 1941 году. Работал водителем, пожарным, парашютистом. – 19 июля 1995 года меня владыка сюда благословил. Посмотрел в мои честные глаза: «А что, если я тебя в Ныроб пошлю?» – «Ваша воля, владыка». Побежал по карте посмотреть, где этот Ныроб. Оказалось – самый северный приход. «Ну, – думаю, – спасибо тебе, владыка святый!» В том же году приехали сюда мы вместе с о.Димитрием и нашими матушками. Храм Никольский еще в 1991 году бабушкам передали. До войны храм использовался в качестве парашютной вышки. Колокольню уронили в 1932 году. В том же году и часовню Михаила Романова разломали. Во время войны в церкви кузница была, ковали победу. С 1952 церковь начали восстанавливать как памятник архитектуры, законсервировали алтарную апсиду, второй этаж. В алтаре узел связи был, коммутатор, почта. В Богоявленской церкви до сих пор расчетно-кассовый центр банка России. Прямо над могилой Михаила Никитича сейчас охранник сидит. В 1995 году куполов на храме еще не было. Потом мне их сделали специалисты из охраны памятников, покрыли лемехом. С тех пор вот я и стал потихоньку служить. Дочка здесь родилась в 1997 году… Расспрашиваю настоятеля о православном народе здешних мест, об общине. Он вздыхает: – Люди приходят, уходят, за шесть лет так и не удается общины дружной создать. Человек 15 ходят постоянно. Два раза был в отчаянии, даже на хлеб денег не оставалось. Особенно летом туго. Как начинаются огороды, косьба, прополка, уборка – никого в церкви нету. Выходишь кадить – одна раба Божия Зоя стоит, вместо «мир вам» говоришь ей: «Мир ти». Поселок Валай расположен за 50 км отсюда, там часовня есть, в колонии-«двойке» часовня… Раньше часто туда ездил. Они по рации вызывают: надо священника. Договариваюсь с машиной, еду. В Русаново летом 180 километров на катерах, три дня добираться надо. А приедешь, люди не идут. Весь день так и просидишь без толку. Только домой вернусь, опять звонят: «Батюшка, приезжай, нам минуты не хватило, чтобы прийти». Собирался уезжать отсюда, да, видно, меня северная красота привязала: вокруг леса, горы Уральские, речки с гор текут чистые. Недалеко от села Никольский родник есть, вода чистая, студеная. Люди от туберкулеза, от других болезней исцеляются. У тех, кто этой водой умывается, быстро раны заживают... Да и храм такой святой, старинный. Я, когда копал картошку возле церкви, нашел монету 1750 года. А когда начали планировать землю возле храма, один бывший заключенный, помогавший мне, лопатой поддел в подвале храма, смотрит: череп. Еще копнул – скелет полностью лежит, головой на запад, ногами на восток. Рядом – скелет ребенка. Приехал из Перми Чагин Дмитрий Александрович, специалист по этой части, забрал скелеты с собой. Там они определили, что этому человеку 400 лет, что умер он от рака в тридцать лет. Получается, что он жил как раз в то время, когда здесь томился в яме Михаил Романов, и они могли видеться. А вот почему его в храме захоронили? Потом сообразил, что храма тогда еще не было, на этом месте было кладбище, и лишь потом был построен храм. * * * Так постепенно наш разговор подошел к богатой и удивительной истории здешних мест, к страстотерпцу Михаилу Романову – ангелу этой земли. О Михаиле Романове, почитаемом как православными, так и староверами, наше газета уже рассказывала. До революции сюда, на север Пермской области, устремлялись тысячи богомольцев не только из Вятской и Пермской губерний, но и из Вологды, Москвы, Архангельска, из Сибири. Это место освящено страданиями первого мученика царственного дома Романовых боярина Михаила Никитича Романова. 400 лет отделяют нас от этой трагедии, разыгравшейся во время правления хитрого царя Бориса Годунова, бывшего после смерти Иоанна Грозного опекуном в царствовании его старшего сына Феодора. Со смертью единственного наследника Феодора Иоанновича, последовавшей в 1598 году, на Руси прекратилась династия Рюриковичей, правивших более 700 лет, и Московское государство вступило в смутное время междуцарствия. Первым из царей-временщиков на русском престоле был Борис Годунов – потомок татарина-перекрещенца Мурзы Четы. Именно ему народная память приписывает убийство царевича Димитрия в Угличе. И неспроста. Устраняя своих главных конкурентов на престол – пятерых сыновей родного брата царицы Анастасии (первой жены Иоанна Грозного), – Борис Годунов старшего из братьев, Федора Никитича Романова, сослал в Сийский монастырь, где приказал его постричь в монахи под именем Филарета. Братья Василий и Иван были сосланы в Пелым, Александр – к берегам Белого моря, а Михаил – в глухую уральскую деревушку Ныробку. Только Филарет и Иван выжили после столь тяжелой ссылки, остальные три брата погибли в тяжелых мучениях, не прожив и года. В сентябре 1601 года Михаила Никитича, закованного в трехпудовые кандалы, привезли в Ныробку. На окраине деревни стрельцы выкопали для него в земле яму. Почти целый год в голоде и холоде томился он в земляной темнице в ужасных условиях. Только могучее здоровье да вера в Бога помогали ему переносить нечеловеческие муки. Истомленные ожиданием его смерти, стрельцы перестали давать ему пищу. Но, питая сострадание к узнику, местные жители подкармливали его, давая своим детям подбрасывать ему трубочки ягеля с молоком, закупоренные хлебными катышками. За помощь узнику пятеро ныробских крестьян были сосланы в Казань, где провели в тюрьме шесть лет. Один из них, не выдержав пыток, скончался. Предание доносит до нас и правду о мученической кончине боярина Михаила Романова, которого в один из августовских дней задушил начальник охраны – пристав Тушин. За «усердную службу» впоследствии он был назначен Борисом Годуновым воеводой в Туринск. Однако недолго царствовал в Москве потомок Мурзы. Вскоре и его настигла преждевременная смерть. Через пять лет после кончины Михаила Романовича лже-Дмитрий, как мнимый родственник Романовых, приказал перевести его тело в Москву. Когда боярина вырыли из могилы, все поразились нетленности тела. «Только от руки, от перста, некоторый член земля взяла», – сообщает нам летопись. Нетленные мощи нового Божьего угодника с почестями были захоронены в Новоспасском монастыре. Продолжали тянуться годы смуты междуцарствия, а ныробского узника Господь стал прославлять сразу после его кончины. В следующем же году добрые ныробцы, горячо верившие, что мученик Михаил станет их предстателем перед Богом, соорудили над его ямой деревянную часовню. Тело его было захоронено в нескольких метрах от ямы под высокими кедрами. С благоговением ныробцы относились и к цепям мученика, от которых стали происходить чудеса исцелений. А в 1613 году, когда уже на русском престоле был царь Михаил Романов, чердынские купцы увидели в версте от Ныробки икону Николая Чудотворца, стоящую на пне. Об этом явлении они сообщили в Чердынь, и жители города перевезли явленный образ к себе. Но на следующее утро икона снова оказалась на старом месте, у Ныробки. Когда икона возвратилась на свое место и во второй раз, весть об этом чудесном событии облетела все окрестности и дошла до царя Михаила Федоровича, который приказал воздвигнуть в Ныробке над могилой своего дяди церковь и сам послал сосуды и ризы, определив туда двух священников, с назначением им жалованья. После этого Ныробка превратилась в погост. В 1621 году царь пожаловал верных ныробцев «обельной грамотой», избавляя от всех повинностей «за понесенное притеснение»… В 1705 году рядом с деревянным храмом Николая Чудотворца был построен благолепный двухэтажный кирпичный Никольский храм, который и сейчас поражает людей своей красотой. Кто его строил и на чьи средства – неизвестно до сих пор. О его строительстве ныробцы рассказывают легенду, будто бы храм возвели неизвестно откуда прибывшие люди. Строительство осуществлялось чудесным образом, так что каждый день все, что поднимали рабочие, уходило в землю. Церковь вдруг выросла во всем своем великолепии, лишь когда на земле был водружен крест. Когда в 1736 году в третий раз сгорела деревянная Никольская церковь, на ее месте, над могилой Михаила Никитича, был построен одноэтажный Богоявленский храм, в котором находились все святыни до закрытия храма в советское время. * * * Еще два исторических места в окрестностях Ныроба были до революции отмечены часовнями. Одну построили на месте явления иконы Николая Угодника, а другую – на чудотворном Никольском источнике, прославившемся чудесами исцелений после того, как в нем при набеге татар была спрятана чудотворная икона Николая Чудотворца. Тысячи людей притекали к этим святыням со всей России. А нынче каждый, кто приезжает сюда, еще на подъезде к селу на реке Вишере подвергается досмотру охранников. Все окрестности Ныроба представляют из себя режимную территорию. Через несколько километров – еще один пост с вооруженными автоматчиками. Возле Ныроба высокие ограды колоний с колючей проволокой тянутся по обеим сторонам дороги. В центре села стоит огромная надзирательная вышка, к которой местные жители настолько привыкли, что совсем не замечают ее. Трудно сказать, что испытывали, проезжая через все эти посты и колючую проволоку, потомки Царской Семьи Романовых из Испании, побывавшие здесь четыре года назад, – мать Леонида, великая княгиня Мария Владимировна и великий князь Георгий Михайлович. Отец Федор рассказывает об этом примечательном событии в жизни Ныроба с улыбкой: | Над ямой ныробского узника во время приезда Царской Семьи. Сейчас на этом месте стоит часовня. | – Ко мне прибегают: «Отец Федор, царская семья едет! Марафет, быстро!» А мне что? Царская семья или президент – какая разница? День выдался солнечный. Народу много собралось. Над ямой, где был в заточении боярин Михаил, мы тогда крест установили, освятили его. Молебен, панихиду по Михаилу Романовичу отслужили. Сам-то он в Новоспасском монастыре в Москве захоронен, а цепи – в чердынском музее. «Если его прославят, так, может, и цепи нам обратно отдадут. Как думаешь?» – обращается ко мне о.Федор. «Обязательно отдадут, – заверяю батюшку. – Так что потерпите еще немного, думаю, скоро все у вас наладится, будет ваша церковь такая же богатая, как до революции. Когда до закрытия храма святыни постоянно в церкви хранились, все паломники сюда шли». Потом, правда, я что-то засомневался: это церковная святыня и, конечно, она должна принадлежать церкви. Да вот только цепи ныробского узника сейчас – главная достопримечательность чердынского музея, несмотря на то, что в музее находится свыше ста тысяч экспонатов. А с такими экспонатами музеи легко не расстаются. * * * Перекусив у о.Михаила солеными груздями и лисичками, которых в здешних лесах растет великое множество, мы отправились в Никольский храм. Своими пятью большими главами с сияющими крестами он и сейчас величественно возвышается над Ныробом. С западной стороны от нее, метрах в тридцати, – здание Богоявленской церкви, построенной над могилой Михаила Никитича. Из ныробских храмов уцелели только эти два – Никольская и Богоявленская церкви. Все часовни, о которых говорилось, были разрушены, в том числе и над ямой страстотерпца Михаила. Эта яма, где томился узник, – метрах в ста за оградой церкви. Над ней минувшим летом, к 400-летию со дня его кончины, была установлена новая часовня-памятник. Заходим в Никольский храм. Внутри помещение храма большое, высокое. «А храм мы разрушаем, – смотрит наверх о.Федор. – Он летний, его топить зимой нельзя. Все пары наверх поднимаются, потом все это конденсируется, замерзает, кирпич разрушается, а на меня потом во время службы песок сыплется». Сразу же бросается в глаза уцелевшая возле алтаря, на левой стене храма, настенная роспись 1725 года, изображающая мученика Христофора с собачьей головой. Голова больше похожа на волчью, с оскаленными клыками. Такое же изображение святого Христофора я видел и в искорском храме. Спрашиваю у настоятеля: «Почему так?» – «Это один из самых почитаемых в Чердыни святых. Христофору охотники молились перед тем, как на охоту идти; мясо, хлеб ему жертвовали. Сказать об этом древнем святом – он был красивый юноша, его девчонки домогались. Он взмолился Господу: ну сделай так, чтобы я спокойно молился Богу. И Господь сделал ему собачью голову... Росписи эти и смывали, и известью затирали. Когда в этом здании почта была, белили каждый год на 1 Мая и 7 ноября. Но вот стали служить – образ опять проявился», – говорит о.Федор. Поражают ювелирной работой царские врата. «В нашем храме все сделано руками заключенных: иконостас, царские врата», – поясняет батюшка. Три с половиной тысячи человек проживают сейчас в Ныробе, и все это люди, судьба которых так или иначе связана с узилищами, местами заключения: кто-то обслуживает колонии, кто-то находится здесь на поселении… А потому к кому еще, как не к Михаилу Романову, возносить ныробцам молитвы и просить о защите и помощи. А то, что небесный покровитель Ныроба поможет, – в это раньше верили не только благодарные жители села. Вся Россия притекала за молитвенной помощью к ныробскому мученику. Даст Бог, его молитвами оживет и расцветет когда-нибудь этот суровый уральский уголок. Е.СУВОРОВ Адрес храма: 618630, Пермская обл., Чердынский р-н, п.Ныроб, Никольский храм, о.Федору Плужникову. ХРАНИТЕЛЬ НЫРОБСКИХ ПРЕДАНИЙ На месте деревянной часовни, поставленной над ямой узника, в 1793 году крестьянином Максимом Денисовичем Пономаревым была построена каменная часовня в честь Архангела Михаила. Историческое место это позже было обнесено ажурной металлической оградой с великолепными каменными столбами, а внутри, вокруг часовни, были посажены деревья. Сам крестьянин Максим Денисович был уникальной личностью Ныроба. Об этом 105-летнем старце рассказывает в своей книге «Путешествие в города Соликамск и Чердынь» известный уральский исследователь Берх. Максим Денисович был хранителем всех ныробских преданий, связанных с именем узника, с явлением иконы и историей храмов. Отец его был священником в ныробских храмах, и сам Максим Денисович все свое свободное время проводил в церкви, помогая священникам. В пользу церкви он жертвовал все излишки своего имущества. Своих детей он не имел, но постоянно воспитывал и пристраивал сирот, которые жили вместе с ним, тут же обзаводились семьями, рожали детей, строили с его помощью свои дома. Все сироты, облагодетельствованные им – и папы, и мамы, и их дети, – величали Максима Денисовича дедушкой. Все бедняки Ныроба и окрестных деревень каждое воскресенье после обедни собирались на его дворе, где Максим Денисович всем раздавал по караваю хлеба. К своим 105 годам он сохранил прекрасное здоровье и живость духа, и когда Берх жил одно время в Искоре, занимаясь раскопками городища, старик частенько приходил к нему за десять верст из Ныроба побеседовать. «Каждый раз, – пишет Берх, – когда я куда-нибудь собирался, он хотел непременно быть со мною и лазил даже в Девью пещеру». Во время экскурсии по пещере Берх с удивлением увидел, что старик ловит летучих мышей. «Лечу ими народ, – объяснил он удивленному исследователю. – От лихоманки нетопыри хорошо спасают. Ежели кто захворает сею болезнью, то я положу тихонько нетопыря больному за рубаху, больной от сего и вылечится». Старик также был неизменным спутником исследователя в трудных путешествиях по скалам в окрестностях Ныроба. Один раз они целый день бродили по кручам Бобыльской горы. При возвращении домой их насквозь продул холодный северный ветер. Перемерзнув на ветру и боясь за здоровье старика, Берх развел горячей водой мадеру и предложил выпить старику рюмку в качестве лекарства. Старик начал усиленно отказываться. Когда исследователь стал настаивать, он упал перед ним на колени и, чуть не плача, стал просить пощады: – Прикажи мне лучше еще раз сходить на гору, чем пить твое вино! Когда Берх объяснил ему, что он боится за его здоровье, а вовсе не заставляет его пить, то старик обрадовался и рассказал, что еще в раннем детстве ему пришлось отведать так много вина, что он чуть не умер. «А потому и заклялся не употреблять оного во всю жизнь мою, и сохранил до сих пор обещание мое; и квас я пью только тогда, когда нет воды», – заключил он. eskom@vera.komi.ru
|