| ХРИСТИАНСКОЕ ВОСПИТАНИЕ НИКОМУ НЕ НУЖНЫЕ, ЛЮБИМЫЕ «СТРАННИКИ» «...За нами идет разрушительная сила – этого не скроешь. Кто берет таких детей в свои дома – я их жалею. Это не просто шаг милосердия. Надо знать, что ты проснешься и надо собирать все, что раскидано. Что будут срывы, истерики, предательство, уходы... Первые три года мы учим, что спать надо не в той одежде, в которой ты ходишь, и не на кучке белья, а на кроватке. Что под подушкой у тебя ночная одежда (а они ее в этот же день теряют, и ты опять кладешь ее на то же место). Учим раздеваться, мыть руки, чистить зубы – эти общечеловеческие азы мы проходим с ними с нуля. Учим, что, проснувшись, надо поблагодарить Господа, перекреститься и улыбнуться. Печаль и несчастье – это сидит в них. Они нелюбимые. Их родили и бросили. Они «странники»... Наш рассказ – о молодежном православном центре им.Вениамина Петроградского, созданном чуть более 10 лет назад по благословению владыки Иоанна (Снычева).
«Светлое» настоящее Колхоз в Лосицах на Псковщине развалился очень быстро. Распределили на всех оставшееся добро и растащили все по кусочкам. Огромное хранилище разобрали на кирпичи. Моторы пропили. Как после боевых действий, остались от общего хозяйства одни руины. Люди озлобились. От той, прежней, жизни остались администрация да деревенский клуб. Он-то и стал для ребячьей общины, поселившейся недавно на окраине поселка, главным искушением. По вечерам деревенский клуб превращался в дикий улей, откуда непрерывно доносится мат, безумная музыка, треск мотоциклов и тракторов. Летом в деревню приезжает много городских. К знакомой и привычной на селе водке добавляются наркотики – одним словом, молодежь «гуляла». Когда подняли вопрос, чтобы как-то сократить время дискотек, от директора клуба услышали: «Я не буду этого делать. Я их боюсь». После этого возникла идея создать из уважаемых людей деревни Учредительский совет во главе с главой администрации, который бы занимался местными проблемами. Вдруг это как-то изменит ситуацию?! Ростки веры Далеко не сразу молодежный православный центр Вениамина Петроградского оказался в Лосицах. Да и «тетя Лариса», как ее называют ребята, совсем не думала, что создание этого центра так круто изменит ее жизнь. «Работала я в начале 90-х годов методистом в Красносельском районе Петербурга. Наш центр образовался после одного выезда учителей с детьми на Валдай, в Иверский монастырь. Тогда монастырь только что передали Церкви и были там один монах и два послушника. Гостили мы в нем все лето, расчищая первую в своей жизни церковь. Потихонечку подходили к вере, крестики стали носить. Вернулись в город. Решив не терять друг друга, обратились к властям с просьбой о создании духовно-просветительского центра. Нам, педагогам, хотелось заполнить ту пустоту, которая стала возникать в жизни, в воспитательном процессе, узнать свои корни, истоки своей веры. Дали нам помещение заброшенного подросткового клуба. После благословения владыки Иоанна стали приглашать священников, потом открыли часовню св. мч. Вениамина Петроградского, зарегистрировали приход». Бежит времечко. Тогда, в первый год, ребята плели коврики, вязали носки, варежки. И рукодельницы нашлись, которые взялись обучать этому детей. И отправляли все это, как на фронт: «Посылки в поднимающиеся монастыри». Свою веру православную делами свидетельствовали. В часовне раз в месяц совершалось таинство исповеди, причащались Преждеосвященными Дарами – больные, дети-инвалиды, старики. Всем этим людям нужно было живое общение: пили чай, разговаривали, читали. Приглашенные батюшки служили молебны, панихиды, воцерковляли. Жили на пожертвования, государству было не до них. Летом – снова по монастырям. * * * В небольшом деревянном домишке в Лосицах, где они сейчас живут, – тишина. Таких минут тут немного: кто в школе, у кого хозяйство... Лариса неторопливо вспоминает. «Нам очень хотелось создать обитель по типу Марфо-Мариинской. И как там, «служить Господу через служение людям». К нам уже тогда стали прибиваться ребятишки из ближайшего детского дома. Приезжали в монастырь группами по 30-60 человек. Половина взрослые, половина – дети. Иверский, Крыпецкий, Псково-Новгородский и Псково-Печерский монастыри... И первые духовные отцы были оттуда. Работали там, где были нужны наши руки. Детдомовцы Тогда-то во всем этом острее всего и стали высвечиваться судьбы ребятишек-детдомовцев с задержкой умственного развития. Инвалидности им не дают, считается, что они как бы могут нормально жить и работать среди обыкновенных людей.
Но с ними могут контактировать особо терпимые люди. Эти дети не знают, что такое семья. У них всегда был общий стол, трапеза, поход туда-сюда – все по команде. Они привыкли быть в определенном режиме и не могут контролировать свои меняющиеся настроения, эмоции. Интернаты воспитывают у них потребительское отношение к жизни: детям дают, дают и дают. Еда, одежда, зрелища... И они привыкают только брать. А еще наследственность, нравственное падение родителей. В 16 лет этих ребятишек выпускают из детских домов, и до 23 лет они могут учиться в специальных училищах. Строители, швеи... Но они даже свои жилища не могут содержать: из-за голода и других обстоятельств они их теряют. На работу же их берут только по договору. Используют на самых тяжелых, невыносимых участках и... выгоняют. Тут их, как правило, и ждут криминальные структуры». Все время, пока жил в Лосицах, я пытался понять внутренний мир этих детишек. Когда рано утром мы приехали в поселок, то первым делом отправились в церковь, где начиналась служба. Там-то я впервые и увидел этих детей. Было их не больше десятка, возраст от 4 годиков и старше. На улице морозило, наверное, поэтому и жалась ребятня поближе к печке. Стояли тихо, крестились. Когда батюшка вышел исповедывать, выстроились в очередь к аналою. Видно было, что свои они тут люди. Да деревенские-то, как потом выяснилось, и не ходят в церковь. И молились эти детишки за себя, за своих, часто неведомых им родителей, и за деревенских этих. Пришлые Деревня приняла детскую общину, что называется, неоднозначно. Кто-то в штыки, а кто с безразличием: «Пускай живут, земли всем хватит». При мне заходил несколько раз дядя Миша – сапожник. Приносил подлатанную детскую обувку. Бывший беспризорник немало помотался по белу свету, пока не осел в Лосицах. Видно, что жалко было мужику сирот. Другие же, как могли, противились. Все лето ушло на строительство коровника с сеновалом. Ребятишки радовались – будет теперь где зимовать их коровке. Но не нравилось все это кому-то... Сначала попытались расправиться с собакой. Пес в общине огромный и охранник из него отменный, решили загубить его из ружья. Сначала услышали, как в темноте злобно залаяла собака, потом – выстрел. Выбежали – собака лежит в крови, без движения. Детишки испугались, кричат, маленькие – в рев. Занесли собаку в дом, помолились, сделали три поклона, раны обработали. Слава Богу, выжила. Узнал я про это от Якова. Он тут «усатый нянь». «Богом поставленный», – как говорит о нем Лариса. Нашла она его еще в Петербурге. Лет 5 назад стал Яков преподавать в часовне иконопись для художественно одаренных детей-инвалидов. Съездил с ребятами в монастырь и незаметно для себя включился во все это делание. Двое ребятишек, жена. Так и разрывается между двумя домами. «Не остановились на этом местные. Подожгли сарай с сеном. Еле успокоили тогда детей. Взяли иконы в руки, с молитвой обнесли кругом пожара, чтобы остальное не загорелось. Оберег Господь». Рассказывая про все это, Яков мял глину. Хотел, чтобы руки вспомнили, как делать из нее поделки. Потом ребятишек научит, которые сейчас уже утихомирились на своих постелях. «Господь наказал одного из поджигателей. Заболел тяжело у него позвоночник. Хотя они сами себя давно наказали. Они же несчастные. Целыми днями маются, где достать двадцатку на выпивку!? Ну, куда им деваться? Все мешают, что сделать? Собака помешала – расстрелял. Сено помешало – поджег. Но не уходит пустота... Когда строили коровник с сеновалом, согласился помогать один из местных. Здоровый, под 2 метра, звать Митяем. Отработал день – дай двадцатник! Раз, два даем. Потом сказали: «Давай, Мить, мы тебе всю зарплату выплатим потом сразу. А построишь, встанешь во главе этого коровника и мастерских». Загорелся. Но через день снова: «Дай двадцатник»! – «Последний раз. Ты же обещал». Обиделся, больше не пришел. Не хотят работать, да и не умеют». Так и спивается мужик русский. Мало осталось на деревне хозяев хороших, ох, как мало. Мытарства В те 90-е разбирали в приходе этих ребятишек по домам, пытаясь включить в семьи. Тяжело было. Воровали, разговоры помогали мало. Устроишь на работу – возвращаются. Люди сначала относятся к ним сердобольно, жалеют, но, когда сталкиваются поближе и видят в них лукавство, хитрость, патологическое отвращение к труду, хорошие чувства к этим детям пропадают. «Мы все время молимся, чтобы Господь послал нам любви к ним. Нам часто не хватает ее», – это снова из разговора с Ларисой Фалковой. «Первый раз мы выехали в монастырь, зная, что в городе с этими «странниками» сделать ничего нельзя. Они все видят: и плохое, и хорошее. И открыты всему. И чтобы церковь рядом была. Не своими силами их преобразовывать, а Божией милостью. Много мы молились об этом. Когда мы познакомились с наместником Юрьева монастыря иеромонахом Феодором, он как-то близко принял к сердцу наши проблемы и судьбы ребятишек. Через о.Феодора узнал о нас владыка Лев (архиепископ Новгородский и Старорусский, – авт.). И нам было предложено в скиту под Юрьевым монастырем сделать свой детский приют. Приехали, зарегистрировались как община и стали ждать получения земли. Было нас тогда – две многодетные семьи, несколько человек из прихода и наши ребятишки. Вопрос все не решался. От нас же одни проблемы. За каждым ребенком шла прокуратура, система образования, органы опеки, и владыку постоянно вызывали: «Это ваш, это ваш...» А ребята включаются во все, и в криминальные дела тоже. Их используют очень быстро. Другие потихоньку воруют, а виноваты остаются наши ребята. И владыка сказал, что им это не потянуть. Да, я думаю, что он и наше несовершенство увидел. Страдания, рев, истерики... Мы уже и землю получили, а владыка отказался. И оказались мы без торжественных выездов и идеи строительства обители». Вернувшись в Петербургскую епархию, снова не нашли, к кому прилепиться. Потом отцы признались, что на сегодняшний день ни у кого нет сил всерьез заниматься этой проблемой. Частным образом, иногда, но не более. В Заянье встретились с о.Романом (Загребневым). «Обитель там женская, – продолжает Лариса свой трудный рассказ, – а женские монастыри выносят нас тяжелее всего. Наши проблемы перенести тяжело. Надо заниматься только нами, для своего делания времени остается мало. У о.Романа познакомились с о.Вениамином. Он тогда получил приход в Лосицах. Ребята потянулись к нему, и он нас принял. Приехали к священнику на каникулы и увидели, как тут хорошо: в тишине, в стороне от дорог, возле лесочка. И домик Господь послал. Приезжают летом ребятишки на каникулы, молятся, трудятся, не падают, не пьют – радостно. Да и зимой не забывают. А куда им еще ехать!? «Я хочу!» Валюша страдает эпилепсией (имя ее, конечно же, изменено, – авт.). Первое время усидчивости у нее было минут на пять. Попала она в общину в 16 лет и не понимала, как определять время по часам. Пришлось учить по стрелкам. Сейчас в бытовом смысле она более-менее приспособлена. Варит сыр, за ней закреплена корова. А характер у нее пробивной. Срывов было много: «Выпустите, не мучайте нас! Мы хотим в мир». Иногда выезжает в отпуск, в город. И опять это «странничество» повторяется. Эти ребятишки подсознательно ищут тот дом, который их бросил. Каждый из нас ищет Царствия Небесного. Но у них и тут нет своего дома. «Я хочу туда». Пожила неделю. Принимали ее в городе верующие люди. Иногда попивала пиво, но пасть не успела. Приехала: «Я подстригусь». Это знак – собралась «на волю». Расстегивает курточку, рукава закатывает... Снова за старое: «Вы меня не пускаете туда! Вы хотите, чтобы я была пожизненной коровницей. Я в свет хочу!» И снова разговоры про училище. Но приехал оттуда мальчик и рассказывает, что там разврат и все такое. Опомнилась: «Мне это все не нужно. Я там погибну». И так до следующего раза. Тяжелый крест Мы сидим с Ларисой и смотрим фотографии детей. Новый год, 1-е сентября, чей-то день рождения, сенокос, в коровнике... – счастливые детские лица. Как хорошо, что хоть на короткое время эти детские сердечки посетили любовь и радость. «Когда мы встречаемся, у нас ведь какие события: «У меня маму убили... А у меня спилась... Папа пропал... Сказали, что заберут в детский дом...» И опять повторяется: «Тетя Лариса, а может, мы у вас останемся»? Не разрешают прокуратура, органы опеки, постоянно нас контролируют: «Вы не имеете права! Больше не брать! Мы вас распускаем!» – «Поговорите с детьми. Тогда и распускайте». – «Дети, вы хотите, чтобы мы вас расформировали?» – «Нет. Куда же нам еще ездить-то?» Нам все доказывали, что этих ребятишек нельзя исправить так, как мы это делаем. Учили: «Пускай ездят с ними в монастырь. Хоть научатся лопатой махать, на прополке поработают, еще чего-нибудь...» А когда мы уехали, нас разыскали в Юрьеве, на Новгородчине. Приехали гонцы и сказали: «Вернитесь. И воспитывайте детей так, как вы их воспитываете. Те, которые выросли при вас, они и учатся по-другому, и диагностика у них улучшена. Именно это им и нужно. Жить и воспитываться с терпимыми православными». Сейчас нам дают детей и говорят: «Вот, этих возьмите». Мы не смотрим, какая у них успеваемость. Это для них как премия. Берем работать. И это вместо лагеря, где они с утра до вечера на речке купаются, едят мясо... Они очень любят поесть. У нас есть даже наказание пищей. Мало поработал – и пищи меньше. «Ты не трудился, не заработал. Это только на полчашки компота. Не работать – это перед Богом стыдно». Маленький Сережка, годика четыре, сидит насупившись. Знает, что тетя Лариса права. Отправили его сегодня в сени дровишек принести. Принес два полешка, и все – заупрямился. Скажете, жестоко? Маленький, мол!
И они, тем не менее, в Питерском 17-м детском доме стоят в очереди, чтобы поехать и поработать у тети Ларисы. Многим приходится отказывать: мало коек. «Хотя воспитывать что 10, что 40 детей, нет большой разницы, – говорит Лариса. Старшие помогают, младшие равняются, взаимопомощь. Это и интересно, и радостно. Процесс идет сам». Пожив в Лосицах, воочию убедился, какой это крест: воспитывать и жить рядом с такими детьми. Да и Лариса как-то обронила: «Устаем мы с Яковом. Нам надо иногда уезжать – подпитаться, чтобы опять соскучиться без них. И снова учить их настоящей и будущей жизни». Вынести ухмылки детей, своеволие, желание делать только поперек, без молитвы, одними человеческими стараниями, невероятно трудно. Как-то девочка Иришка устроила такую игру. «А я не буду сегодня молиться. Не буду улыбаться, мыть посуду, делать уроки»... Почувствовав, что добилась своего, пошла на попятную: «А это я пошутила». Три дня так ходила и «шутила». Лариса не вытерпела и говорит: «Ирочка, я сейчас возьму ремень и «пошучу» тоже. Давай, ты будешь наоборот шутить». Эти дети умеют добиться, чтобы даже взрослый человек отступил. «Рыжики» Они сразу невольно обращают на себя внимание. Их так и зовут – «рыжики», иногда добавляют: «Наши». Трое старших жили в общине год. Когда привезли в Заянье маму (а всего у нее пятеро ребятишек) и стали для нее снимать домик, то увидели, что самый тяжелый «ребенок» – это мама. «Зачем вы мне дом ищете? Я хочу с вами жить». – «Ниночка, я не могу тебя взять, – отвечает Лариса. – Ты матом ругаешься, и что делать, когда 30 человек приедут и будут это слышать? Для этих 30-ти детей мы хотим на время, чтобы были другая речь, другие отношения. Ты кричишь, в 12 часов встаешь. Мы должны им пример показывать, а я не могу тебя поднять, приказать, – ты старше меня на два года». Молчит. Чтобы эта семья соединилась, их готовили три месяца. «Что я с ними буду делать»? – «Да они будут до вечера у нас, потом приходить к тебе домой и спать». Нина не знает, что такое семья. Не знает, что делать с детьми. Родила и не знает. Нервов, сил никаких нет. Только кричать на них может. Одни кулаки и мат. Не знает, как ухаживать, стирать пеленки... «Как она может отдать то, что не имела, не знает? И у ребятишек все это в крови. Они простыни всегда стараются куда-то затолкнуть. Это бытовой план, не говоря уже о душевном – там вообще работы непочатый край. Детей готовили: «Вечером пойдете к маме. Она вам колготочки заштопала, ждет вас, накормит». – «К мамулечке пойдем». А сами глаза зажмурят – и как на эшафот». Папа у «рыжиков» сейчас во Вьетнаме, работает по вербовке. А до этого старшие читали акафист Ксеньюшке о нем. Перед ним тогда гроб маячил: игла, безденежье, беспробудная пьянка... И «вдруг» его забирают из Новгорода по вербовке (выбрали из 70-ти с чем-то заявлений!) электриком во Вьетнам, в русскую часть. Казалось бы, кому он там нужен – 9 лет не работал. Но услышала блаженная Ксения молитву детскую. * * * ...В автобусе галдели ребята. Часть из них – подопечные Ларисы и Якова. Шофер не торопится. Гололед. Детишки радуются, что опаздывают в школу. Вспоминаю слова Ларисы: «Хорошо им жить при обители вместе. Те же, кто с ними, должны быть готовы, что они будут уходить, предавать и... снова приходить. Но дом у них должен быть, как у всех нас. Чтобы им было куда вернуться. Вернуться, как блудным детям». И.ВЯЗОВСКИЙ
На глав. страницу.Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив.Почта.Гостевая книга |
