ОТЧИНА ПОСЛЕ ПОТОПА На райский пир ...Чем дальше от Сыктывкара, тем синее небо и ярче солнце. Поезд везет меня на юг, в город Череповец. Здесь уже настоящая весна. Пушистые сугробы как-то быстро опали, и за окном теперь искрится тонкая слюдянистая корка снега с бурыми проплешинами вскрывшейся земли. Колеса грохочут по мосту через Шексну, и я «прилипаю» к окошку: начался ли ледоход? Нет, вроде стоит река. У берегов уже подмыло, вода чернеется, но посередке лед крепкий – горошинами рассыпались по нему фигурки рыбаков, сидят над лунками и в ус не дуют. «Может, и вправду удастся попасть в Леушино по льду?» – мелькает сумасшедшая мысль. У самого Череповца река Шексна вливается в бескрайнее море – в Рыбинское водохранилище, которое зимой замерзает. На дне этого моря и находится Леушинский монастырь. О том, что он был затоплен в 40-е годы, я слышал и раньше. Но за день до отъезда в Череповец попалась на глаза фотография: восстающие из воды колокольня, Троицкий и Похвальский соборы знаменитой обители. Значит, не до конца затопили? И что-то осталось от этого, как его величали, северного удела Пресвятой Богородицы? Ближайшее к Леушино село, оставшееся на суше, называется Мякса. Ехать туда, как я узнал на Череповецком вокзале, всего-то 40 километров. Ободренный, отправился в центр города разузнать побольше... * * * Первым делом принялся искать Александровский проспект и Крестовскую улицу (ныне – Луначарского и Ленина), на пересечении которых стояло Леушинское подворье. Известно, что здесь, в Сретенской церкви, любил служить св. прав. Иоанн Кронштадтский. Интересна и история самой церкви. Об этом пишет о.Геннадий Беловолов в газете «Леушино» (издается Иоанно-Богословским храмом в С.-Петербурге). Всего у обители было три подворья – в Петербурге, Кириллове и Череповце. Первое из них игуменья Таисия основала здесь, в Череповце, и было оно освящено в честь Афонской иконы Божией Матери «Достойно есть». Но спустя пять лет (в 1888 г.) его неожиданно переименовывают. Новопостроенный здесь храм освящают не в честь чудотворной иконы, список которой к этому времени уже был прислан с Афона, а в честь праздника Сретения Божией Матери. Отец Геннадий эту загадку объясняет тем, что м.Таисии было видение св.Симеона-Богоприимца, описанное в ее «Записках». Игуменья видела, «будто бы пришла к какому-то настоятелю на благословение» в его кабинет. Она неизгладимо запомнила его «чудный вид»: «лицо белое, как бы прозрачное, окаймленное седыми, как снег, волосами... взгляд его был полон милости и любви ко мне, точно я была ему близкая, своя». Потом к «беседе» присоединилась другая «монахиня, высокая, тонкая, стройная, бледная» с наперсным крестом. Св.Симеон предложил Таисии и «другой монахине» угощение: «Надо же угостить и детей моих!» На столе явились три прибора и блюдо. «Вид явившегося кушанья был похож на большие ломти белого хлеба». Матушка описывает трапезу как райский пир в Царстве Небесном: «Я вкушала, и вкушала с избытком, но не вещественно лежавшую передо мной пищу, а какую-то необычную сладость сердца, которая все более и более насыщала мою душу, и, если бы не кончилось это видение, если бы не проснулась я, то не знаю, осталась ли бы душа моя во мне...» В своих записках матушка Таисия не объясняет, кем была вторая сотрапезница, «бледная монахиня с наперсным крестом». Да и могла ли она знать? По всей видимости, ей была показана преемница, которая возглавит монастырь уже после нее – игуменья Агния, расстрелянная большевиками. Райское видение во сне – предзнаменование скорбей на земле. «Матушка Таисия изведала в своей жизни множество горестей, и ее сердцу был близок образ пророка скорбей св.Симеона, предрекшего Богоматери голгофскую скорбь», – считает о.Геннадий. Свою любовь к св.Симеону Таисия излила в дивном акафисте, который написала еще до настоятельства в Леушино. В 1886 году Св.Синод официально утвердил его для богослужения, и по сей день он поется во всех наших храмах. * * * Сейчас на пересечении улиц Ленина и Луначарского стоят 12-этажный дом и коммерческий торговый центр «Воскресение». Зашел поинтересоваться у напомаженной продавщицы, почему так назвали, не в память ли о леушинских монахинях? Та пожала плечами: «Не знаю, да и никто тут не знает». «Домохозяйки»
– Примечательно, что подворье это было последним оплотом православия в Череповце. После революции все здешние храмы захватили обновленцы, была даже создана Череповецкая обновленческая кафедра. А в Сретенском храме организовалась Устюжанская «тихоновская» кафедра, оставшаяся верной Церкви. С той и с другой стороны противостояло несколько епископов, которые волею судьбы оказались в этом городе. И вот шла ожесточенная борьба за Сретенский храм. Сдача его означала бы полное поражение православия. – И кто оказался тверже? – Большей активностью отличались прихожане как раз этого, Сретенского, храма. В его общине было много «домохозяек». А кто такие «домохозяйки»? Так официально определялся социальный статус бывших монахинь. Фактически главой общины была «домохозяйка» Антонина Кочегарова – послушница Леушинского монастыря. Большая часть леушанок после закрытия монастыря осела в городе и держалась своего подворья. В конце концов общину оттуда выжили, церковь закрыли. Снесли ее в 40-е годы. А в двухэтажном келейном корпусе до последнего времени размещался военкомат, пока и его тоже не снесли. – Наверное, не случайно Иоанн Кронштадтский любил служить именно здесь, а не в других храмах города? Предвидел, что здесь только и сохранится чистота веры... – Трудно сказать. Просто он любил строгие уставные монастырские службы. А жить, между прочим, останавливался не на монастырском подворье, а на квартире о.Евлампия Приорова, священника Воскресенского храма, что на Соборной горке. Православный просветитель, отец Евлампий создал множество церковных школ, был попечителем и Леушанской монастырской учительской школы. Я считаю, это был первый в России женский педагогический институт, поскольку преподавание в нем велось на уровне высшего учебного заведения. Располагался он в трехэтажном специально для этого выстроенном здании, в ограде самого монастыря. – Что-то вроде Бестужевских курсов в Петербурге? – Нет, это были не «курсы», а полная учительская подготовка. По сравнению с нынешними пединститутами он очень выигрывал – были хорошо поставлены практика, общение с детьми, особое внимание обращали на нравственное воспитание. Готовили Учителей с большой буквы. Выпуски были довольно большие – от 40 до 120 человек. Впоследствии в советских школах выпускницы проявили себя как прекрасные педагоги. Спросил я Михаила Юрьевича, поддерживает ли он идею о канонизации матушки Таисии. – Она достойна прославления, – осторожно ответил тот. – Ведь она была и великой молитвенницей, и духовной писательницей. Основала шесть монашеских обителей. Леушинский монастырь еще при ее жизни стал огромной женской лаврой наряду с Дивеево и Шамордино – под ее началом были около 700 сестер, пустыньки, скиты. Сама ученица св.Иоанна Кронштадтского, она вырастила многих подвижниц, в том числе ферапонтовскую игуменью, преподобномученицу Серафиму (Сулимову), расстрелянную в 18-м году. С малых лет воспитала и свою преемницу игуменью Агнию, также принявшую смерть за Христа. Их, наверное, вместе и надо выдвигать на канонизацию. – До расстрела Агния успела себя проявить как настоятельница? – Конечно. Благодаря ей монастырь после революции и смог удержаться на плаву. В 1919 году она создала в обители «сельхозартель». Игуменья стала «заведующей», сестры – «работницами». Фактически же все остались монахинями, молитвенная жизнь в Леушино не прекращалась. По этому же пути пошли потом Парфеновский женский монастырь, Чернозерская пустынь, Ферапонтово – и там везде, кстати, были выходцы из Леушино, «сестры-леушанки», как их называли. Расстреляли игуменью в 37-м году, когда ей было 65 лет. Вместе с ней мученичество приняла ее ближайшая помощница. Но община продолжала жить – даже когда монастырь водой затопили. И все благодаря мудрости матушки Агнии. Еще раньше она купила в селе Спас-Мякса дома, куда переехали многие монахини. Они жили там вплоть до 60-х годов и, конечно, молились совместно. Вообще Спас-Мякса – это и наследница, и предтеча Леушинского монастыря. В древности там уже существовал «Преображенский монастырь на Мяксе». – А можно оттуда по льду добраться до Леушино? – спросил я Хрусталева и показал ему фотографию с восстающими из воды храмами. – Добраться-то можно, – с сомнением ответил историк. – Леушино как раз напротив Мяксы, шесть с половиной километров по льду топать. Только снимок-то у вас архивный. Сейчас ничего от этих храмов не осталось, источила вода. Так что и смотреть не на что...
Потоп По истории Леушино у М.Ю.Хрусталева собран уникальный материал. Для публикации он ничего не дал, поскольку сейчас по заказу Дарвинского заповедника готовится книга. Заповедник охватывает огромную территорию, примыкающую к Рыбинскому водохранилищу, – земли Вологодской, Ярославской и Тверской областей. И в книге будут описания бывших приходов и монастырей всего этого прибрежного и оказавшегося под водой пространства. Как происходило затопление Леушино, я забыл расспросить историка. Но в тот же вечер выслушал подробный рассказ – причем, казалось бы, далекого от этой темы человека. На ночевку в Череповце остановился я в семье своих друзей-однокурсников, которых не видел 12 лет. Решил посоветоваться с ними, о чем таком интересном можно написать, находясь в городе. – Напиши о Леушинском монастыре, – предложила Женя, хозяйка дома. – А... что тебе о нем известно? – опешил я. Женька, лихая моя сокурсница, единственная девчонка в нашем студенческом братстве, от «подвигов» которого вздрагивал деканат, – и вдруг... женский монастырь. – Так у меня там все детство прошло, ты разве не знал? Дом родительский в Мяксе стоит, каждое лето ездим. Вот что, подожди-ка, – вспомнила она и принесла из кабинета папку с бумагами. – Я давно уже в газеты не пишу, но вот собрала материал о Леушино, все-таки родина... За разбором бумаг и ее рассказом мы и скоротали вечер. – Так вот. Детство я провела на берегу Рыбинского моря, – начала она рассказ. – Мякса стоит на высоком бугре, поэтому ее и не затопило. Представь: холмы, холмы, потом длинное поле-косогор, продолжающееся до горизонта водной гладью. Финский залив в Ленинграде помнишь? То же самое. Только у нас такое было чудо: из воды то высунутся храмы, то снова утонут. Управляли этим чудом на гидроэлектростанции: поднимут задвижку – покажется верхушка колокольни, опустят – исчезнет. В иные месяцы вода так опускалась, что по Леушино можно было пешком ходить. Мой дядя, рыбак, часто туда плавал, присматривал за кладбищем. Покойники ведь из могил всплывали, и приходилось их снова в землю закапывать. Вообще-то мой род не из самого Леушино, а из соседней деревеньки Голосово. Там в старину такую частушку пели: «У Николы во селе дали плюху, дали две. А дали оплеушину, так улетел в Леушино». В общем, рядом жили. Монахини в монастыре были в основном местные, из Мяксы и окрестных деревенек. В роду моем, правда, никто там не подвизался. Прабабушка была очень верующей, отец ее вроде как монах, на Афон ходил и по другим святым местам. Бабушка тоже была верующая, и фамилия ее девичья соответствовала – Дьяконицына. А вот бабушка с дедушкой, Скобелевы, стали революционерами. Дед советскую власть устанавливал, возглавлял колхоз. При нем затопление и происходило. Было так. Поначалу никакого вселенского потопа не предполагалось. В 32-м году институт «Гидростройпроект» разработал план под названием «Большая Волга» с тремя ГЭС. По этому плану каскад гидроэлектростанций поднимал уровень воды в Шексне не на много. Строительство начали, но вдруг какие-то энтузиасты предложили более грандиозный проект – поднять уровень воды до 98 метров относительно мирового океана. И даже по этому плану затоплялось не так много земли, и Леушино оставалось на суше – на самом берегу водохранилища. Большинство специалистов высказалось против проекта, но энтузиасты обратились с письмом к Сталину, и в 37-м году решение было принято. Через Госплан его пробивали начальники Волгостроя-Волголага товарищи Раппопорт и Жук. Стали строить. По ходу дела уровень воды подняли еще на 4 метра и рапортовали о создании самого большого в мире рукотворного моря площадью 4550 квадратных километров. В итоге под воду ушел (целиком!) старинный русский город Молога, подтоплены города Мышкин, Весьегонск, Углич, Калязин, утонули сотни сел. Конечно, с церквями и монастырями... Женя достала карту междуречья Мологи и Шексны: – Давай взглянем. Вот остров Леушино. Его раньше не существовало, просто был холм в стороне от села. А само село крестиком на воде обозначено. А вот выше крестики: «затопленная церковь Ольхово», «затопленная церковь Любец»... сотни церквей. Затоплены и разрушены монастыри – Кассианов Учемский, Покровский, Троицкий Калязинский, Югская Дорофеева пустынь. – Да-а... Тут не один Китеж-град, а целый кусок России. – И это все лучшие земли, междуречье, богатые пойменные луга. Покидать их не хотелось, но куда деваться? У моего рода был дом в Голосово, построенный еще прадедом. За хорошую работу у помещика он получил бесплатно лес и отгрохал настоящие хоромы с высоким взвозом – на второй этаж, на сеновал, въезжали прямо на лошадях. И вот когда этот дом разобрали и перевезли в Мяксу, мой прогрессивный дедушка постеснялся его полностью собрать и поставил как бы избушку на курьих ножках. Рассмеявшись, Женя грустно добавила: – Мама не очень жалела о том, прежнем, доме, потому что почти и не помнит его, маленькой была. А бабушка переживала. Во время переезда мы весь семейный архив и потеряли. Переправляли-то вещи в несколько этапов, деревни стояли пустые, и по ним бродили непонятные личности, зеки вольноотпущенные. Бабушка рассказывала: пошла она в Голосово за оставшимися вещами и видит, вся дорога какими-то открыточками усеяна. Подняла: фотография. И «катеньки» вокруг нее ветер носит. Это старые деньги. Не знаю, зачем их бабушка хранила. Она их в сарае запрятала вместе с остальными семейными бумагами, а кто-то проник туда и по ветру разметал. – В каком году это было? – Точно не скажу, затопление шло постепенно. Но фактически оно началось за два месяца до начала войны – заслонки Рыбинской плотины были опущены в полдень 14 апреля 1941 года. Мама рассказывает, что потом по ночам немецкие самолеты над плотиной кружили, хотели ее разбомбить и устроить настоящий потоп. Но пронесло... Великая леушинская тайна Оставив расспросы, занялся я Жениным архивом, в котором оказалось много документов из Дарвинского заповедника. Возник он сразу после войны на месте затопления, в прибрежной зоне, и назвали его именем автора теории «естественного отбора». Главная усадьба заповедника расположилась в местечке Борок. Свои лаборатории и жилые корпуса ученые собрали из домов, что остались в брошенных деревнях Хотавец, Изможев, Язин. Есть у них свой речной флот из быстроходных катеров, ведь площадь заповедника гигантская – 180 тыс. га. «Здесь наблюдается самая высокая плотность населения скопы и орлана белохвоста», – сообщается в справке. Скопа – это рыбный орел, ныряющий за добычей в глубину до полутора метров, очень редкая в мире птица. Водятся здесь и другие звери. Но не только их оберегают дарвинцы: «Сохраняется в заповеднике старая монастырская дорога, по которой, от пристани Борки в Леушино, проезжали, мирно беседуя, святой Иоанн Кронштадтский и его духовная дочь игуменья матушка Таисия. Их помнят стоящие по обочинам дороги огромные ели, помнят колеи дорог, выбитые колесами их повозки...» – Женя, а что, в Мяксе помнят что-нибудь о монахинях? Слышала какие-нибудь предания, легенды? – спрашиваю сокурсницу. – Нет, ничего мне не рассказывали. Мякса сейчас райцентр, люди все приезжие, сборная солянка. Свой язык-то начинаем забывать, не то что историю. Бабушка, помню, рукавицы называла «вязанками», постиранное белье – «пожог», и так далее. Где эти слова? Они даже чихвостили друг друга совсем иначе, чем мы. Самое страшное, грязное ругательство было перенято у городских, моложских. А в Мологе бранились так: «Головой тя в воду». Вот уж, как страшно... – А ведь так и получилось, – поразился я. – Как в воду глядели: вся Молога утонула с головой. – Да нет, просто совпадение, – отмахнулась Женя. – А вот было настоящее пророчество, смотри... Переворошив свои бумаги, нашла она перепечатку из «Записок» м.Таисии, озаглавленную «Видение игумении Таисии о судьбе Леушинского монастыря». Читаю: «...(в 1881 году) видится мне следующий сон. Иду я где-то и подхожу к ржаному полю. Рожь так высока, густа и хороша, что на редкость. А мне предстоит все это поле пройти именно рожью, так как дороги никакой нет, а идти я должна». Сверху слышит игуменья голос, что она должна «выжать все это поле». Совершив эту работу, идет игуменья дальше – и перед ней «огромное пространство воды, которому и конца не видно; но я почему-то знала, что это вода НАЛИВНАЯ, А НЕ САМОБЫТНАЯ (выделено мной, – ред.), что тут луг, сенокос. И я пошла; между тем оказалось довольно глубоко, чем дальше, тем глубже, и я стала бояться утонуть, так как плавать не умею, а вода покрывала меня по шею...» – Ну, откуда она могла знать об искусственном водохранилище?! – прервала меня Женя. – Тут же все очевидно: сжатое ржаное поле – это о расцвете ее монастыря, а затопление – о конце. – Подожди, тут еще не конец, дальше более удивительное, – говорю и продолжаю читать: «...вдруг сверху, как бы с неба упал прямо мне в руку (правую) настоятельский посох, и тот же голос снова сказал: «Опирайся на него и не потонешь». Действительно, с помощью этого посоха я шла далее водой, и, наконец, вода стала мелеть, скоро показался луг зеленый, и невдалеке белокаменная ограда, в которой виднелись храмы и корпуса, то есть монастырь. Из храма выходил крестный ход, направляющийся в те ворота, к которым подходила и я, опираясь на посох». – Если сбылась первая часть, то должна сбыться и вторая. Но... Неужели водохранилище осушат и монастырь явится на прежнем месте? Не может быть! * * * Перед отъездом я забежал в музей попрощаться с Хрусталевым. – Ну как ледовый поход? Не решились в Мяксу ехать? – рассмеялся Михаил Юрьевич, увидев меня. – Нет, друзья отговорили. У них там дом стоит, на лето пригласили. – А и приезжайте. Я весной-летом тоже там буду. – Материал собирать? Историк несколько замялся: – Вообще-то я не один отправлюсь. Надо будет уточнить кое-что. Есть такая легенда, что когда в Леушинском монастыре разместилась школа безпризорников, могила игуменьи Таисии была вскрыта, и монахини, уходя, забрали гроб с мощами. Перезахоронили их в Череповецком районе. Место известно. – А как можно определить, те ли самые мощи? – По игуменскому кресту. К тому же есть подробное описание похорон игуменьи, да и специалисты помогут. Мне сразу вспомнилось пророчество матушки Таисии – о том, что вернется она в монастырь пешком по воде, и будут ее встречать крестным ходом. Не началась ли оно сбываться? Первые ростки уже есть – Поклонные кресты, что установлены несколько лет назад в Мяксе и на затопляемом островке, там, где стоял Леушинский собор Похвалы Божией Матери. Принят проект строительства храма в Мяксе (на снимке справа). На территории заповедника открыт монашеский скит. А теперь еще обретение мощей великой игуменьи Таисии... Говорят, что осушение Рыбинского водохранилища приведет к большой экологической катастрофе, мол, вместо него появится на карте Русской земли гигантское по величине болото. Так что возврата к прошлому нет. Но ведь должна же как-то осуществиться великая Леушинская тайна? Как это будет? То нам не ведомо. М.СИЗОВ
На глав. страницу.Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив.Почта.Гостевая книга |
Если идти дальше по ул.Ленина, то можно выйти на высокий берег Шексны. Рыбинского водохранилища отсюда не видно, оно скрыто за поворотом реки, но уже чуется водный простор, ветер так и пронизывает... В двух шагах отсюда вместительное, дореволюционной еще постройки, здание краеведческого музея. Есть в нем экспозиции, посвященные Леушино. Правда, до них я не дошел, встретив Михаила Юрьевича Хрусталева – научного сотрудника, который занимается историей православия. Рассказал он, как закрывали Леушинское подворье.
