ПОДРОБНОСТИ ПЕЩЕРНЫЙ МОНАСТЫРЬ: ШЕСТЬ ДЕСЯТИЛЕТИЙ ПОСЛЕ ВЗРЫВА Этим летом в Оренбургской области найден уникальный пещерный монастырь, взорванный большевиками в 1939 году К отцу Анатолию, настоятелю церкви в крохотном оренбургском селе Покровка, меня привел случай. Нынешним летом, в июле, я отправился из Сыктывкара на свою родину. Когда уже ехал от Самары в сторону Оренбурга, по трассе на всех автозаправках вдруг разом пропал бензин. Ситуация знакомая: не иначе как через пару дней поднимут цены (так и случилось). Мне же пришлось свернуть в попутное село Покровка в надежде купить хотя бы несколько литров горючки у местного населения. Но большинство покровских мужиков откровенно смеялись в ответ на все просьбы. Один сердобольный, правда, посоветовал: – Езжай к церкви. Батюшка наш ездит на «Ауди», бак большой, может, отольет пару-тройку литров Христа ради. Так я и познакомился с отцом Анатолием, выпускником консерватории, известным в области джазменом («играю на саксофоне, по крайней мере, лучше Била Клинтона»). Анатолий стал сельским батюшкой неожиданно даже для себя. В роду его священников не было, религией в молодости не интересовался. Но, как он утверждает, само место рождения определило истинное призвание бывшего саксофониста. Покровка, где Анатолий родился, была когда-то крупным духовным центром Оренбуржья. Начало ему положил казак Верхнеозерской станицы Захарий Карцев. В 1896 году, после смерти любимой супружницы, казак решил скрыться от мира и поселился в самолично вырытой глубокой норе на склоне высокого холма, расположенного в пойме реки Самары. Два года Захарий прожил под землей. Пример его вдохновил еще нескольких искателей молитвенного затвора. А уже к началу двадцатого века подземные лабиринты пещерной обители прошили холм вдоль и поперек. За короткий срок в крепчайшем песчанике горняки-монахи вручную прошли более 200 саженей. Видя такое радение, Иоанн Кронштадтский благословил создание монастыря. Немало было построено покровскими монахами и на поверхности: кожевенный завод, сапоговаляльная фабрика. Кроме послушников, на производстве трудились обитатели Дома призрения для калек, возведенного при монастыре. На всю округу славилась продукция кирпичного завода. Каждый монастырский кирпич имел на боку вензель – старославянские буквы «НММ» – Николаевский мужской монастырь. Эти три буквы сыграли особую роль в находке отца Анатолия. Став настоятелем церкви в Покровке, батюшка задался целью отыскать подземный монастырь. К тому моменту на холме, который покровцы по привычке именуют Монастырским, не осталось даже следа от входа в подземелье. Самого «Николу» большевики закрыли почти сразу после революции: монахов отправили на Соловки и в другие места, имущество реквизировали. Рукотворные пещеры оказались заброшенными. Подземные лабиринты обжила местная пацанва. Но в 1939 году власти вспомнили о монастыре. И приняли решение замуровать вход в пещеры. Объясняли это заботой о ребятишках, которые рискуют быть заваленными в монастырских кельях. Но среди покровцев до сих пор живет и другая версия. Якобы на месте бывшего монастыря начались непонятные знамения: однажды люди видели огненный столб над холмом. Привлеченные этими слухами, стали приходить в Покровку паломники. Некоторые даже пытались вновь обосноваться под землей. Вход, не мудрствуя лукаво, взорвали. Место подрыва для большей надежности заложили грудами камней. Через десятилетие дикая степь затянула развалины ковылем, полынью и травой-резучкой так, как будто ничего тут и не было. – Долгое время мы пытались отыскать вход, собирая бумажные свидетельства прошлого века, опрашивая местных жителей, – рассказывает отец Анатолий. – Но точных документальных свидетельств найти так и не удалось. А участники событий, которые дожили до наших дней, отказывались о чем-то говорить. «Не помню!» – вот самый распространенный ответ. Пришлось искать методом «тыка». Восемь лет шли эти поиски. И вот в один из июньских дней, когда православные праздновали Николая Угодника, мы как обычно обследовали холм. Местное предприятие выделило на несколько часов небольшой экскаватор на базе трактора «Беларусь». А потому не хотелось уезжать домой, не использовав возможности техники. На склоне холма мне почему-то приглянулась небольшая ложбинка. Я и попросил экскаваторщика выбрать несколько ковшей земли из нее. Просто хотел исследовать культурный слой. И вдруг ковш выворотил несколько кирпичей с клеймом «НММ». Было это в конце жаркого дня, все устали, но, увидев находку, все дружно взялись за лопаты. Уже через час перед нами открылся практически не пострадавший от взрыва вход в подземные галереи. Проводить по только что открытым подземным лабиринтам меня вызвался Алексей Прохоров. Алеша, как и большинство покровских ребят и мужиков, трудится на раскопках безвозмездно. За неделю со дня открытия хода он с керосиновой лампой и маленьким фонариком-«жучком» успел обследовать все 250 метров подземных коридоров, побывал во всех монашеских кельях: – Открытий здесь будет еще много, – убежден Алексей. – Мы уже обнаружили множество ходов, полностью засыпанных землей. Куда они ведут – никто не знает. Узкие ходы, по которым приходится пробираться, нагнув голову, поражают чистотой: будто невидимые монахи все эти годы проводили генеральные уборки. На камнях лишь тонкий слой пыли, образовавшийся, скорее всего, сразу после взрыва. Воздух в пещерах чистый и свежий, а прохлада не имеет ничего общего с могильной сыростью. Даже в самых глубоких кельях воздух пропитан запахами полыни и чабреца. Алеша нагибается в кромешной тьме и освещает мне свечкой пространство под ногами. Оно завалено длинными полупрозрачными жгутиками, рассыпающимися от прикосновения. – Змеи, – почему-то шепотом говорит мой проводник. – Видимо, после монахов пещеры заселили змеи. А после взрыва они не смогли выбраться наверх. И собрались умирать здесь, в центральной галерее. Кроме змей, есть в пещерах и другое свидетельство ушедших времен. Стены в коридорах и кельях испещрены меловыми надписями. «Руки пока не доходят стереть», – поясняет отец Анатолий. Надписи преобладают стандартные. Строгая каллиграфия: «Здесь был Васька». С припиской другим, расхристанным, почерком: «Дурак». Некоторые надписи густо пахнут ушедшей эпохой: «Иван Степаныч Порошкин – враг народа». Впрочем, есть и вечные, как камень, на котором они написаны, признания: «Господи, спаси мя и помилуй!» Лишь только в окрестных районах разнесся слух о вновь открытом монастыре, в Покровку потянулись паломники. Интерес к найденной святыне растет с каждым днем. Сейчас отец Анатолий с помощниками обустраивают старый монастырский родник, который в начале прошлого века считался одной из жемчужин Никольского монастыря. Он убежден, придет время, и на Монастырском холме у речки Самары в полную силу засияет неугасимая лампада, зажженная когда-то Захарием Карцевым. В.ОВЧИННИКОВ На глав. страницу.Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив.Почта.Гостевая книга |