ПАЛОМНИЧЕСТВО
«НЕУДАВШИЙСЯ» ОТПУСК
Невероятные приключения русского в России
Есть в жизни современного человека такое понятие – отпуск. Гарантированное государством время отдыха, когда не надо «опять просыпаться» на работу, и ты можешь делать все, что тебе вздумается. Кто-то проводит отпуск на своих сотках-грядках, кто-то ездит за здоровьем «на юга».
А православные христиане чаще всего в это время паломничают. Я – не исключение. Каждый год, когда один, когда с друзьями, езжу по святым местам. Так постепенно открылись нам Оптина пустынь, Соловки, Псково-Печерский монастырь.
В этом году все было так же – и детально разработанный маршрут от Перми до Пскова, и примерная смета расходов. Но многим планам не суждено было сбыться...
В Россию
Тот, кто любит путешествовать и открывать для себя новые города и поселения, наверняка заметил подчас уникальную этимологию встречающихся названий. Насколько умилительны, например, Благодатка, Дорогиня, Вольные кусони, Блинные кучи, Погуляйки, Богуславль, Глухая горушка, Опухлики, Богослово, Кучелапы, Сапожнята, Русские краи. Все это не плод фантазии, а названия деревень и поселков, раскиданных по необозримым просторам нашей России. И у каждого селения своя история, свой уклад жизни.
Городские районы при этом ничем не уступают весям. Карта Перми, например, вам расскажет, что тут есть Макарята, Кокорята, Лёвшино, Егошиха, Мотовилиха, Бахаревка. Есть и район с любопытным названием Кислотные дачи. Позже я узнал, что там находится химический завод, один из самых известных в мире, он открылся еще до революции.
* * *
...В Пермь я ехал в хорошем туристическом автобусе. В пути посчастливилось сесть рядом с экскурсоводом, которая рассказывала мне о Белой горе, о Перми и вообще обо всех достопримечательностях здешней земли.
В какой-то момент экскурсовод поведала мне о музее мотовилихинских заводов под открытым небом. Предложила съездить. Там, говорит, выставлены образцы оружия, выпускавшиеся в течение 265 лет. От жабообразной лафетной пушки XVIII века до С-300.
Времени на то, чтобы успеть до отхода поезда посетить музей, у меня хватало. О, если б я знал, чем это закончится!
Безумно счастливый тем, что путешествие складывается столь удачно, сел на трамвай № 4. Девятнадцать остановок до Мотовилихи, и цель достигнута. Я в музее. Оружейная экспозиция представлена на квадратной асфальтовой площадке размерами примерно 30х30 метров. Действительно, от XVIII века через времена революции, Великой Отечественной войны до 1980 года. Разумеется, стоит то, что рассекречено. Минометы разные, танки 70-х годов. В описании многих экспонатов есть одна фраза, дающая повод гордиться: «Не имеет мировых аналогов». Вот так.
Бродил я по выставке где-то минут сорок. Фотографировал. Потом вышел на трамвайную остановку с намерением ехать на вокзал. Раскрыл сумку, чтобы положить фотоаппарат... и увидел, вернее, не увидел кошелька.
В первые минуты была, конечно, растерянность. Мне казалось, что я сейчас проснусь или, как на компьютере, выйду и снова зайду. Три раза перерыл все – нет денег. «Ушли». С ними билеты и жетон от камеры хранения, и – о, провидение! – паспорт остался цел, потому что лежал в другом месте.
Лихорадочно стал вспоминать... В трамвае кошелек еще был, т.к. я расплачивался за поездку, а потом... А потом – не помню. То ли в сумку его положил, то ли в карман. Вероятнее всего, в карман, потому что из сумки его вытащить почти невозможно. Хотя почему сразу «вытащить», может, я его банально потерял?
В тот вечер я дважды или трижды возвращался на место «трагедии». Но деньги «ушли» с концами. И поезд тоже ушел. А я остался с носом, лишившись 6 тысяч рублей.
Никогда не думал, что это произойдет именно со мной. Для чего же Господь мне это попустил? Так все чудно до сего момента получалось, я действительно чувствовал Божий промысл на себе... и тут такое. Нет, что-то здесь не так, это не просто потеря денег. Во что же сие выльется?
Через силу пришлось свыкнуться с мыслью об отсутствии финансов. Надо было добираться до райотдела. Один прохожий сказал, что лучше туда доехать, нежели идти пешком, и пожертвовал 10 рублей. Возвращаюсь на остановку трамвая, думаю – а вдруг повезет, и я сяду именно в тот, на котором приехал, и обнаружу свой кошелек на полу, никем – ну, естественно! – не подобранный! Шанс один из миллиарда, наверное. Но состояние мое в тот момент было стрессовым, и такая идея не казалась сверхъестественной.
Мимо проползают, громыхая и сотрясая землю, 6-й трамвай, 13-й, еще какие-то, снова 6-й, а я стою и жду свою заветную «четверку». Наконец вижу: ползет, правда, в противоположную сторону, но это не беда. Следующая остановка – конечная, а там поворот, ведущий обратно в город.
На соседнем месте в «четверке» сидела женщина, читавшая Псалтирь на церковнославянском языке. И тут я решаюсь обратиться к ней ну с совсем уж безумным вопросом:
– Скажите, пожалуйста, есть ли у вас в городе или поблизости какой-нибудь прозорливый старец?
Чтобы понять логику вопроса, надо было понять мое тогдашнее состояние. Я, разумеется, не хотел «при помощи старца» узнать судьбу кошелька. Меня волновал вопрос посерьезнее: какова воля Божия относительно меня, раз так все получилось? Ответ этой женщины поразил меня, подобно молнии, ударившей в одинокое дерево в поле:
– Вы к нему едете.
Пристанище
Мне кажется, что пришел я в себя не сразу. Чудеса, да и только! Ладно, думаю, коль я еду прямиком к старцу, то милиция подождет.
Обнаружилось, что еду я в Троице-Стефанов мужской монастырь, а старцем, о котором мне поведала неизвестная женщина в трамвае, оказался тамошний архимандрит о.Стефан (Сексяев).
Он не прозорливец. Наверное. Я думаю, что о.Стефан по-отечески простит мне эту дерзость – тем более, что он сам мне так сказал. Вероятно, Господь открывает ему иногда что-либо по молитвам, но не в моем случае.
Да и нужен ли был мне старец в тот момент, по большому-то счету?
Я перебрал в памяти предшествующие события. Вот Господь послал мне женщину-экскурсовода на Белой горе, которая рассказала про музей военной техники. Вот поехал я туда и потерял все деньги. И, наконец, направляясь в РОВД, встретил женщину, вновь круто изменившую мой маршрут. Разве все это было цепью случайностей?
Так, на четвертый день моего путешествия Господь привел меня в Пермский Троице-Стефанов монастырь. Человек предполагает, а Бог располагает.
Монастырь этот новый, создан при бывшем приходском храме. Церковь трехпрестольная; главный придел в те дни был огорожен – там обновляли иконостас. Когда я зашел, вечерняя служба уже закончилась, и о.Стефан принимал исповедь. По ее окончании я взял у него благословение переночевать в обители и сел на лавочку передохнуть.
– Послушайте, раз у вас такое горе, раз Господь вас чудно привел сюда, то, может быть, вам надо поговеть, поисповедаться, причаститься? – это ко мне подошла та самая женщина из трамвая.
Вероятно, я что-то пробормотал ей в ответ, не помню. Стресс постепенно проходил, однако в голове все еще носились мысли, вызванные «внештатной ситуацией», мысли о чем угодно, только не об этом. Но женщина права. Конечно же, надо, раз все так получилось.
В милицию я съездил в тот же день, подал заявление. Да только толку в этом не было никакого. Через два дня дело было закрыто за отсутствием состава преступления.
* * *
В первые два-три дня после случившегося я решал проблему своего обратного выезда. Решение мне подсказали некоторые трудники монастыря. Оказывается, можно путешествовать и с таким положением дел, как у меня. Во всяком случае, доехать до дома. Для этого есть система электричек или пригородных поездов. На электричках можно, например, доехать из Москвы до станции Кемь (направляясь на Соловки), на них же можно доехать из Хабаровска до Перми.
Но как сесть на электричку, не имея средств? Выход есть и здесь.
Если вы оказались в ситуации, похожей на мою, знайте, что в любом большом городе есть учреждения социальной помощи – так называемые «социальные гостиницы». Проще говоря, ночлежки. Иногородних там ночевать не поселят, но в случае кражи денег могут (и должны) выдать справку для бесплатного проезда на пригородных поездах до соседней области.
А там есть такое же учреждение, где выписывается еще одна справка и т.д. Конечно, путешествие с ночевками на вокзалах – вещь не из приятных, но это, по крайней мере, выход.
Вопрос о том, как вернуться домой, был решен, и я вздохнул посвободнее.
А жизнь в монастыре текла неторопливо. Я нес послушание клиросного. Регент Илья прежде пел в Троице-Сергиевой лавре у архимандрита Матфея (Мормыля), в его знаменитом хоре. Натура яркая. Есть у него такой жест красивый, четкий – взмах сжатым кулаком. Будто коней он придерживал наши голоса. За мой тембр – нечто среднее между басом и баритоном – Илья дал мне прозвище Барабас. А вот диакон Николай за дивный бас получил от регента прозвище Дизель.
Как-то раз разговорились мы с отцом-настоятелем об истории храма. Оказывается, здесь служил некогда о.Владимир Жохов, так хорошо известный и в Коми, и в Мурманске, и на юге Архангельской области.
– Он и у вас служил, – напомнил мне отец Стефан, – место вот только вспомнить не могу. Как он там назывется? Копчен?
– Кочпон, – поправил я с улыбкой.
* * *
Местом ночлега в первые дни была для меня лавка в трапезной, что в доме, где живут трудники, а затем – уже кровать в гостиной в братском корпусе.
Монастырь представляет собой комплекс из храма с прилегающей к нему достаточно обширной территорией и трех двухэтажных зданий старинной постройки. Не мудрствуя лукаво, их назвали белый дом, красный дом и синий дом.
К российскому триколору, да и к политике вообще, названия эти не имеют никакого отношения. Просто цвет у них такой, вот и все. Красный дом – братский корпус, синий – корпус для трудников, а в белом есть благотворительная столовая и даже приличная приходская библиотека. Количество книг в ней я не выяснил, но вот очень приятно было встретить там все номера «Веры» за этот год. В столовой подивился на картину какого-то солдата-срочника, на которой были тайга, железная дорога, по которой катится вдаль «ядерный поезд», взлетающая ракета, а над всем этим парят ангелы.
Вокруг храма сейчас возводится кирпичная стена. Территория, которую она будет окружать, имеет план застройки на двадцать лет. А вообще-то местность там очень красива. Сама Мотовилиха расположена недалеко от реки, монастырь стоит на взгорке, рядом разбит парк, именуемый садом Свердлова, гуляя по которому, непременно выйдешь на пруд. Пруд этот достаточно широк и окаймлен холмиками, обстроенными частным сектором.
Частный сектор Перми – вообще отдельный разговор. Вот, например, мощеная улочка, круто поднимающаяся в горку от пруда. Она вынесла меня в тихий и уютный мир «Первой вышки» – это район Перми, состоящий на 90 процентов из деревянных домиков. Что ни дом, то резные наличники либо разноцветный фасад и обязательно ярко-красные цветы в окнах. Улицы ухоженные, дворики чистые. Вокруг кудахчут курочки, мяукают котята, а на лавочках у домов сидят дедушки и бабушки и при встрече первыми говорят тебе: «Здравствуйте!»
Не один вечер провел я там, гуляя по зеленым холмам и любуясь закатами. Кстати, о холмах. Когда стоишь у монастыря на трамвайной конечке и видишь прибытие очередного трамвая, то возникает ощущение, что это «трамвай в рай». Потому что петля трамвайных рельсов расположена прямо под горкой, на которой и находится монастырь. Вдобавок эта петля буквально вросла в зелень, так что трамвай, медленно громыхая по ней, на время скрывается из виду, будто «заезжая» в храм, но потом появляется с другой стороны.
Как бы там ни было, где-то в коридорах городской власти решается вопрос о перенесении этого трамвайного разворота в другое место, потому что вибрация от движения тяжелых вагонов отрицательно влияет на здание церкви. В частности, громадная «мачта» храмовой колокольни дает от этого небольшой крен.
* * *
День шел за днем, служба за службой. Что рассказать о жизни в обители? Запомнились генералы, полковники, офицеры в разных чинах, которые нередко подходили к отцу Стефану. Некоторые, кажется, исповедовались. На праздник Преображения множество народа принесло для монастыря корзины, тазики с яблоками и виноградом. Удивило, понравилось, что над каждым усопшим произносится проповедь. И слова вроде обычные, но берут за душу.
Про деньги уже не вспоминалось. Сейчас мне кажется, что потеря моя полностью возмещена десятидневным молитвенным пребыванием в монастыре. А 22 августа я сподобился принятия Тела и Крови Христовой.
На следующий день распростился с монастырем, к которому уже успел привыкнуть. Кое-кто из братии обещал поговорить с благочинным о выделении мне некоторой суммы, вроде как и за клиросные «труды», но Господь благословил мне в дорогу столько, сколько нужно – полбуханки черного хлеба да полдюжины соленых огурчиков. Этим добром меня одарили в благотворительной столовой, и это было самой лучшей «платой».
В Балезино пересадка. К полудню добрался до Вятки. Половина дела сделана. Можно общим вагоном добраться до Котласа. А там – на пригородном до Сыктывкара.
Но домой я не поехал.
Осеченка: «Православие или смерть»
Дело в том, что еще весной мне очень захотелось съездить в одно местечко в Тверской области. Один мой знакомый получил письмо за подписью некоего иеросхимонаха Николая (Ускова). Там говорилось об... отступничестве Патриарха Алексия II, цитировалась его известная речь к раввинам, произнесенная в Нью-Йорке в 1991 году, и после каждой цитаты стояли выдержки из правил Вселенских Соборов.
Я не обратил бы никакого внимания на это письмо, но вот что смутило. Миряне подобные «воззвания» выдают на-гора десятками. Но чтобы о подобном писало лицо духовного звания, и столь значительного, – такого мне еще не попадалось. Захотелось встретиться с этим человеком и понять – есть ли в его словах правда. Непредвиденные события, что случились со мной в Перми – потеря денег и прочее, – как ни странно, не отбили охоту к этому. Удалось восстановить и вернуть билеты, кое-что занять у друга из Москвы.
И вот я снова в пути. Еду на станцию Осеченка. Поезд из первопрестольной несся в сторону Твери посреди полей и лесов, и по обе стороны от железной дороги земля была застлана белой пеленой – то горели торфяники. Садилось солнце, казавшееся сквозь белесый дым ярко-красным размытым пятном. Стемнело. Наконец в начале одиннадцатого с двумя сумками в руках я сошел с подножки вагона на очередной маленькой станции.
Впотьмах иду по ночной деревне. На небе висит луна, и в ее свете виднеются темные силуэты частоколов деревенских заборов. Ночь выдалась теплой, под ногами шуршит трава, вокруг стрекочут кузнечики, где-то слышен лай собак.
Все-таки, как ни объясняли мне путь, я ошибся. Тропка вывела меня к большому кирпичному дому с глухой калиткой. Стук в нее ничего не дал, пришлось отворить ее и зайти во двор.
Где-то в глубине зарычал и залаял хозяйский пес, и вмиг вся округа залилась тявканьем. Ну вот, думаю, заработало «собачье радио». Теперь-то уж и в Вышнем Волочке все собаки знают, что в Осеченку приехал чужеземец! Через несколько минут на крыльцо дома вышел хозяин, неожиданно добрый для создавшегося положения. Выслушав меня, он показал на что-то рукой:
– Так вон же он, дом монахов-то. Видите, вон там, где свет в окне? Я посмотрел в ту сторону, куда он показывал, и увидел самый обыкновенный деревенский домик. Поблагодарив человека, я вышел с его двора.
* * *
И вот передо мной искомый «монастырь». На двери ксерокопированное изображение креста, рядом – кнопка звонка. Звоню. В прихожей послышались шаги, зажегся свет, и властный голос за дверью потребовал:
p ALIGN="JUSTIFY">– Молитва!Я сотворил молитву. Монах лет сорока пяти в старом поношенном подряснике отворил дверь и пригласил меня внутрь. Я зашел.
Из прихожей мы вошли в комнату. Посередине ее стояла печка, а рядом с ней на лавке сидели еще двое монахов, один из которых в красной схиме. Отцу Николаю (а это именно он) на вид лет сорок.
– Вы приехали по письму? – спрашивает он меня после того, как я взял у него благословение.
– В общем, да, – отвечаю.
– Ну что ж, милости просим, посмотрите наш дом.
Он приоткрыл какую-то белую дверь, я заглянул туда. Там, в темной глубине небольшой комнатки, находился маленький, но самый настоящий храмик с иконостасом, алтарем и – удивительно! – небольшим свечным паникадильцем под низким белым потолком.
В центре его стоял аналой с иконой Пресвятой Владычицы, украшенной цветами, так как на следующий день был канун Успения. Слева от аналоя на стене был развернут большой черный флаг с грозной надписью «Православие или смерть», а рядом с ним лежал на табуретке какой-то камень.
По словам о.Николая, на этом камне, привезенном им с Кавказа, запечатлелась кровь апостола Симона Канонита.
Потом двое отцов повели меня на ночлег, по дороге рассказали о своей общине. В частности, то, что о.Николай пострижен в схиму в Санаксарах, при старце Иерониме, что они, действительно, не принадлежат Московской Патриархии, а окормляются они у некоей прозорливой блаженной Пашеньки, живущей в Сатисе, близ Дивеева.
– Кого же вы поминаете на своих службах вместо Патриарха Алексия II?
– А вот завтра утром ты и услышишь, – был ответ.
Проснувшись рано, я услышал, что за стеной совершается литургия. После херувимской, когда обычно священник говорит: «Великаго господина и отца нашего Алексия» и т.д., я услышал: «Великого господина архиерея нашего и монахов-зилотов, на горе Афонстей подвизающихся, да помянет Господь...» и прочее.
* * *
Тем утром я увидел всю настоящую красоту Осеченки. Стояла жаркая и сухая погода, в воздухе был намешан запах прелого сена и горящего торфа. В деревне нет асфальтовых улиц, и похоже, что по-настоящему она живет лишь летом, с приездом городских. Множество тропинок, взрезая плотный ковер зелени, будто наперегонки бегут мимо непременно чистых крашеных домиков, кое-где обсаженных березками. Невдалеке стоит крепкий сосновый лес, у опушки которого извивается русло узенькой речки.
Тогда же я заметил еще одну особенность монашеского домика. Маковки на крыше нет, но под козырьком висит большое изображение схимнического креста красного цвета на черном фоне. Кроме тех троих, что меня встретили – настоятеля, иеромонаха Николая и монаха Ионы, – есть у них еще монах Лазарь. В тот вечер, когда я приехал, он отдыхал.
Когда-то, еще до пострига, он получил смертельную травму позвоночника, упав с высоты пятого этажа. Он тогда остался жив, а теперь для него в строгом уставе братии сделаны послабления. В свое время о.Лазарь служил в каком-то элитном спецподразделении, и своими рассказами о службе он доставлял немалое удовольствие мне и двенадцатилетнему послушнику Артемию.
У общины свои посадки, своя живность, своя пасека. Предполагаю, что есть и жертвователи, поскольку надо платить за свет, покупать баллоны с газом и т.д. Прожил я в гостеприимной Осеченке в общей сложности четыре дня. Все это время был предоставлен сам себе, гулял по деревне и близлежащим окрестностям. Ближе стало мое знакомство и с внутренней жизнью братии.
Например, монах Иона, тамошний «смотритель» коров, рассказал мне довольно интересный эпизод из своей жизни. О том, как на протяжении нескольких лет приснились ему три сна.
В первый раз ему приснился просто о.Николай. Во второй раз – детальная картина мученической смерти о.Николая и членов его общины. Ну а в третий раз он увидел во сне, как его рукополагают во иеродиаконы и как потом сразу начинается война.
Когда через несколько лет познакомился с отцом Николаем вживую, то был изумлен.
Диаконское облачение для о.Ионы на данный момент уже готово.
Много другого еще я услышал от братии этого монастырька. В частности, то, что блаженные старицы будто предсказывали, что из их среды выйдет последний русский царь, на которого по своем воскрешении укажет преп. Серафим Саровский. Царь этот пробудет на троне недолго, после чего тоже примет мученический венец.
Монахи осеченские мне понравились, но кто же он такой «архиерей наш», за которого молилась община отца Николая, и как Господь смотрит на то, что эти иноки вышли из подчинения Патриарху?
Стал наводить справки и вскоре познакомился с письмом сотрудника одного известного православного издания. Слова, сказанные там об отце Николае, буквально повергли меня в шок.
Там сказано было, что где-то на Кавказе «ему было «откровение» – якобы явился «господь» и ... рукоположил его во священники, постриг в монахи и пр. Потом в «схимонахи». Он нарукополагал уже свору своих приверженцев. Послания против Патриарха писал неоднократно. Пытается возглавить раскол, но ничего у него не выйдет. Слишком торчат рога из-под незаконно одетого клобука». И много еще чего сказано было в письме. Не знаю, правда ли это, если так... то очень грустно. Впервые я приблизился к одной из тех трещин, которые разделяют наш православный народ, глянул вниз. Но надеюсь, что помаются отцы, да вернутся к нам. В Церковь. Люди-то хорошие, русские.
* * *
Мое путешествие подходило к концу. Перебирая в памяти свои приключения, думаю: «Удачным ли был мой отпуск?» И кошелек потерял, и у «схимника» побывал. Иногда очень трудно положиться на волю Божию, но вдруг понимаешь, что через все эти испытания и искушения получил я какие-то важные ответы. Так что есть над чем подумать до следующего лета.
В.БУРМИСТРОВ
Фото автора
 | назад |
| вперед |  |
