Прошлым летом проводился такой же по духу, но несколько иной по составу, крестный ход – военно-морской. Впрочем, на кораблях были не только моряки, но и обычные миряне, священники, монахи. В их составе был отец Георгий (Ушаков) из Пскова, потомок адмирала.

– А следующим летом будет проводиться такой же крестный ход?

– Сначала мы планируем облететь со святынями на самолете по периметру Украину, а потом, если будет благословение, и СНГ. Есть предложения привлечь и возможности Росавиакосмоса.

– Владыка, в прошлом вы были военным?

– Два года я служил в армии, имею звание лейтенанта. Но по светскому образованию я медик и профессиональным военным не был. Так получилось, что меня регулярно приглашали в воинские подразделения, и я с готовностью откликался. Это, наверное, и обусловило то, что именно мне священноначалие нашей Церкви благословило возглавить Синодальный отдел по взаимодействию с Вооруженными Силами. Ко времени появления отдела такая структура уже существовала в России, так что мы не были первыми. Но изучал не только российский опыт, но и других стран: Польши, Германии, Франции, Великобритании, США.

– Судя по социологическим опросам, население Украины больше всего доверяет Церкви и армии. Это правда?

– Насколько мне известно, это характерно и для России. Помимо прочего, и Церковь, и армия объединяют народ. Особенно остро я это почувствовал в трагические дни, когда у нас во Львове, на Скниловском аэродроме, во время показательных полетов, посвященных 60-летию 14-го авиационного корпуса, потерпел аварию Су-27. Это случилось в июле прошлого года, и я видел все своими глазами... Военный самолет упал на зрителей, несколько десятков мирных граждан погибло. Но не было антиармейских выступлений, народ, напротив, объединился. В панихидах по погибшим участвовали все, даже неверующие. В этой связи хочу вам рассказать одну историю. Спустя некоторое время после авиакатастрофы в Свято-Георгиевской церкви во Львове на богослужении молился прибывший по служебным делам в этот город один из лучших военных летчиков-испытателей Украины. Учитывая наличие среди прихожан родственников потерпевших и свидетелей трагедии, я попросил этого молодого полковника как уважаемого гостя обратиться к духовенству и мирянам с назидательным словом. Если перевести с украинского, то он сказал следующее:

«То, что случилось со мной 27 июля, считаю истинным чудом, за которое я непрерывно благодарю Бога и Господа нашего Иисуса Христа. Готовясь к показательному полету над Львовом, я как православный воин молился Богу, чтобы не задрожала рука в полете, не ошибся глазомер, чтобы порадовать тех, кто пришел на праздник. Накануне сходил в церковь в городе N и знаю, что 27-го утром там молились за меня.

В тот трагический день из-за очень плохой погоды в городе N я не полетел во Львов. Господь не дал мне никакой возможности, чтобы взлететь. А когда по расписанию должен был возвращаться с показательного полета, небо над городом N за несколько минут прямо на глазах прояснилось.

А что было бы, если бы я выступил над Львовом? Уверен, что с Божией помощью слетал бы нормально. Но если Господь попустил быть такой беде, то для чего бы я делал праздник и, возможно, получал бы благодарность в минуты своего выступления, если вместо праздника произошла трагедия? Я готовился к празднику, а Господь, Который все видит, знал, что произойдет трагедия, поэтому отвел меня от участия в этом. Потому что Господь наш никогда не оставляет тех, кто во всем полагается на Него, и дает нам даже то, о чем мы Его не просим, но если бы знали наперед, то попросили бы. Понимаете, о каком чуде я вам рассказал? Простите меня, братья и сестры, и моих коллег авиаторов, если мы не все сделали, чтобы не случилось трагедии, особенно простите нас те, кого эта беда коснулась непосредственно».

Этот случай показателен: среди военных много тех, кто на себе испытал действие Божия промысла.

– Армия и Церковь в чем-то схожи...

– Да, внешнего сходства много. И не только внешнего. Как-то после богослужения возле храма попросила у меня благословения четырехлетняя девочка – дочь военного. «А где папа?» – спрашиваю. «На работе», – отвечает. Рядом стояла мама, говорю ей: «Надо бы девочку научить правильно говорить: папа ходит не на работу, а на службу». Полковник вечером возвращается домой, и дочурка его спрашивает: «Папа, а ты уже священник?» Тот в недоумении. Ребенок объясняет: «Владыка сказал, что ты ходишь на службу». А ведь, действительно, он не работает, а служит, как и священник.

Или вот еще принципиальное сходство. Военные, как и церковнослужители, получают не зарплату, а жалованье. То есть ты не просто это заработал, а тебе пожаловали за службу. Когда я был еще студентом, мой отец-священник давал мне деньги с такими словами: «Сынок, помни, это не просто деньги, а церковные деньги, пожалованные мне как священнику. Это – часть той жертвы, которую прихожане отдали Богу. Используя их, помни, что за них будешь отвечать перед Богом». Точно так же у военных. Их жалованье – залог за кровь, за жизнь, которую офицер готов отдать, а не просто заработная плата.

– Война – дело жестокое и не всегда праведное. Как поступать армейскому священнику, если командование отдает жестокий приказ? Благословлять солдат на его выполнение?

– Два года назад на одной из французских авиабаз я спросил у летчиков: что вы чувствовали, когда с большой высоты сбрасывали бомбы на Югославию? Тем более, что сербские средства ПВО не могли вас достать, вы были в безопасности, и ваше бомбометание было похоже на убийство беззащитных. Они ответили: «Да, нам этот приказ не нравился, он нас смущал, но мы должны были выполнять приказы, потому что мы принимали присягу». Надо сказать, в их авиаподразделении были капелланы, так же, как и у американских летчиков, сбросивших атомные бомбы на мирных жителей Хиросимы и Нагасаки.

Что я думаю по этому поводу? Не все приказы командования священник обязан благословлять. А только те, что согласуются с христианской нравственностью. Свое мнение нужно иметь, а командование может прислушиваться или не прислушиваться к голосу священника. Иногда наше слово оказывается очень кстати. Однажды, во время морского крестного хода, меня пригласили на совещание командиров обоих военных кораблей и руководителей похода с украинской и русской стороны, потому что необходимо было срочно, до получения указаний с берега, принимать важное решение по вопросу преимущественно нравственного характера. Это, помимо прочего, еще один аргумент в пользу института военного духовенства. Конечно, есть и другие обстоятельства, когда спрашивать совета у священника не приходится. Особенно в боевой обстановке.

На одной из ежегодных международных конференций главных военных капелланов стран НАТО, а также Северной Америки, ЮАР, Австралии, Кореи, Прибалтики, России, Украины и Грузии, состоявшейся в Великобритании, обсуждалась тема: как относиться капелланам к так называемой гуманитарной военной интервенции: поддерживать или выступать против. Все сошлись на следующем: капелланы не должны давать рекомендации, но помнить, что их дело – сопровождать военнослужащих везде. В то же время мы единогласно заявили, что интервенция должна предприниматься как крайнее средство, когда все предыдущие себя исчерпали. Кстати, сегодня главный капеллан Вооруженных Сил США в Европе – православный священник, полковник, мы с ним регулярно общаемся. Следующая встреча состоится через неделю в Таллинне, на международной конференции.

– В какой из республик бывшего СССР лучше налажена служба армейских священников?

– Думаю, в Эстонии. После них идут Латвия и Литва. Армии у них небольшие, и им проще. Кроме того, их связь с НАТО облегчает дело. Для европейца, даже неверующего, существование капелланства в Вооруженных Силах так же естественно, как и наличие пожарных и врачей. Наличие капелланства является одним из неписаных условий приема в НАТО.

– А если сравнивать Россию и Украину, у кого лучше обстоят дела?

– С силовыми структурами, пограничными и внутренними войсками, войсками МЧС у нас взаимодействие получше, чем в России, с ними уже несколько лет ведется работа на уровне Прибалтики и Восточной Европы. А с армией – похуже. И это странно, потому что представители властей Украины, в том числе и военные, настойчиво заявляют о своей ориентации на западно-европейские стандарты, где институт полкового священства как раз весьма развит. Но почему-то этот опыт не перенимается.

Вот пример. В Косово, где я был уже четыре раза, русские миротворцы имеют своего священника, у поляков он есть, даже грузин в турецко-грузинском подразделении окормляет сербский православный священник. Я уже не говорю о подразделениях НАТО. И только в украинском батальоне нет священника. Я предлагал: мы священника обеспечим полностью, дайте ему только камуфляж, чтобы он рясу о бронетранспортеры не рвал. С этим молча согласились, но последствий никаких.

В чем причина? На Украине существует церковный раскол, и власти не знают, какой из конфессий отдать предпочтение. В отношении нашей Церкви недоброжелатели говорят: вы подчиняетесь Московскому Патриархату – Церкви иностранного государства, вас пускать в украинскую армию не стоит. Но время проходит, и у нас начинают понимать, что Московская Патриархия – это не «государство». Вот Ватикан, например, которому наши униаты греко-католики подчиняются напрямую – самое настоящее иностранное государство, имеющее опыт вмешательства в дела других государств. Но их никто не смеет упрекнуть в этом. А у Украинской Православной Церкви нет никакой зависимости от Москвы. Есть просто духовная братская связь: Россия и Украина имеют общих святых отцов, общую церковную историю, единый православный дух. Тут уж ничего не поделаешь, надо с этим нашим чиновникам смиряться.

– Вы окормляете епархию, где больше всего униатов. Трудно быть «в меньшинстве»?

– У нас на Львовщине сейчас такой расклад: греко-католики – 1502 прихода, раскольники так называемого Киевского Патриархата – 401, УАПЦ – 361, римо-католики – 140 приходов. А наших приходов всего 60. Хотя, когда я приехал сюда в 1992 г., после разрушения епархии, на пепелище, меня встречали лишь 15 священников. Сейчас ситуация выравнивается. Но это – на Львовщине, а в целом на Украине наша каноническая Церковь имеет самый большой авторитет и влияние среди населения. И, в отличие от раскольников, она признается единственной законной и зарубежными не только православными, но и инославными конфессиями. Когда мне говорят, что, мол, конфессий у нас много и чьи-то права будут ущемляться, если мы введем институт полковых священников, то я отвечаю так. Хорошо, давайте проведем простой опрос среди военных: к каким конфессиям они принадлежат? И из этого будем исходить. Если в полку большинство военнослужащих будет, скажем, православными, то им нужен полковой священник. А если в каждой из частей конкретного гарнизона обнаружится всего несколько человек, то будет достаточно для них и одного военного священника. Так же должен решаться вопрос и с католиками, и с иудеями, и с мусульманами. На самом деле ничего сложного нет. Например, в соседней Польше, где также много религиозных течений, в армии работают представители всего шести конфессий. И никому в голову не приходит мысль о том, что права «меньшинства» ущемляются.

– Владыка, вы хорошо знаете настроения в украинской армии. Как офицеры и солдаты относятся к России, к ее Вооруженным Силам? Видят ли они в нас «вероятного противника»?

– У нас в армии еще много офицеров, которые помнят о былом братстве по оружию. Но боюсь, что лет через 10-15, когда они все уйдут в запас, ситуация изменится. Отношение украинских офицеров будет таким, как у прибалтов к русским. Вот где тема для серьезных размышлений и диалога!