ВЕРТОГРАД


Молитва солдата

Несколько военных историй – из опубликованных воспоминаний
фронтовиков и работников тыла, прошедших Великую Отечественную войну

Вторая присяга

В первую же неделю войны по зову Родины ушел я на фронт. Мне довелось участвовать в жестоких боях под Курском.

На всю жизнь запомнился день 23 ноября 1941 года. Мы оказались в окружении. Фашисты обрушили на нас шквал огня. Земля содрогалась и дымилась от артиллерийских, минометных снарядов и авиабомб. Воздух был густо насыщен гарью, небо заволокло дымом пожарищ. Вой немецких истребителей и бомбардировщиков, разрывы бомб и снарядов, пулеметная трескотня – все это было похоже на ад; вдобавок моросил дождь, а к вечеру посыпал снег. Многие мои однополчане в тот день окропили своей кровью легендарную Курскую землю, а иные и навечно обрели в ней покой.

Оставшиеся в живых, разрозненные, морально подавленные, руководимые инстинктом самосохранения, старались найти укрытие и спасение в лесных массивах. В тот день именно в такой ситуации встретились мы с группой бойцов в одной лесной балке. Измученных, грязных, голодных, промокших до последней нитки, нас собралось тринадцать человек.

Среди нас оказался командир, родом из Новосибирска. Мы скучились возле него, ожидая решения. С наступлением темноты стало совсем холодно, а мы даже не смели развести костер, чтобы не выдать своего присутствия. Казалось, гибель неминуема: если не от вражьей пули, так от холода и голода. Вдруг командир зычно, без тени иронии, обращается к нам: «Братцы, кто знает молитвы?» – «Я знаю, – ответил я, – Николай Мельников». – «А меня зовут Георгий. Значит, с нами два Ангела-хранителя, чудотворца. Будем молиться о помощи». И он первым начал читать молитву, а я громко вторил ему. Остальные же кто повторял шепотом, а кто стоял на коленях, осеняя себя крестным знамением и делая земные поклоны.

Когда прочитали молитвы, было уже совсем темно. Вдруг справа, за ельником, в нескольких метрах от нас показался какой-то свет. Мы все ринулись в ту сторону и увидели избушку, внутри светила керосиновая лампа. Постучали в дверь. На пороге нас встретил седовласый старец. Не задавая любопытствующих вопросов, мы единодушно приняли его за местного лесника. Хозяин тепло натопленной лачуги предупредил нас: «Не обессудьте меня за скромное пристанище. Могу угостить всех кипятком с сухариками. А спать ляжете на соломку».

Обогревшись, мы улеглись на соломенные «пуховики» рядком, прижавшись друг к другу, и проспали до утра. А проснувшись, оказались на том самом «пятачке» возле балки, где горевали накануне вечером. А хатки-то и след простыл. Командир поблагодарил Бога за чудесный ночлег и, сделав три поклона на восходящее солнце, сказал: «Ну, братцы, отныне не будьте Иванами, не помнящими родства. Не забывайте Бога, помните и молитесь друг за друга до конца своей жизни».

Это наставление мы восприняли как вторую воинскую присягу. Развернув планшет и сориентировавшись на местности, отправились в путь. Километров пятнадцать под гул канонады мы пробирались балками и перелесками по направлению к Полтаве. И все тринадцать в тот день соединились с родной частью.

«Кабы не Она...»

Шел второй месяц войны. Вести с фронта приходили тревожные; на заводе началась эвакуация, и я стал готовить к ней лабораторию, которой заведовал. В конце августа меня вызвали к директору.

– Юрий Павлович, немцы прорвали линию обороны и быстро продвигаются в нашем направлении. Завод эвакуируется ночью, а сейчас надо вывозить детей. Вы назначены ответственным за эвакуацию заводского детсада и его персонала. Детей – 102 человека. Поедете в двух грузовиках, третий повезет продукты и все необходимое. Машины поведут лучшие водители – Пинчук Михаил Степанович и Костя Рябченко, на третьей машине – Светлана Уткина. Выезжать сейчас, без промедления. Ну, доброго пути!

На заводском дворе стояли крытые брезентом грузовики; заглянул – ребят битком набито, сидят перепуганные, недоумевающие, многие плачут.

Пошел к первой машине. За рулем сидел Михаил Степанович, кряжистый, сильный человек со спокойно-сосредоточенным выражением лица. Мы давно знали друг друга. Я вскочил в кабину, и мы тронулись. За грузовиками бежали и что-то кричали матери, отцы, бабушки. Дети плакали и тянули к ним руки.

Машины выехали за город и покатили по шоссе. Вскоре немецкий самолет закружил над нами. Первый снаряд упал недалеко от нас на обочину дороги.

– Тикать надо с нашим грузом, – проворчал Михаил Степанович и повел грузовик к лесу, мимо которого шло шоссе.

Постояв в лесу, пока не закончился обстрел, мы снова тронулись в путь, но не прошло и часа, как немецкий самолет опять застрекотал над головами. Местность была лесистой, и мы успели скрыться в чаще деревьев.

Понимая всю опасность нашего положения, я стал совещаться с шоферами и заведующей детским садом, как ехать дальше.

– Я думаю так: пока дорога идет возле леса, доедем до Красного вала и там остановимся дотемна, потому что дальше будет девяносто километров открытой местности. А ночью нас немцу не увидеть, вот ночью мы и поедем, – предложил Михаил Степанович.

– А как же в темноте без фар ехать, не опасно? – спросил я.

– Если ночь без облаков, то очень просто, а вот ежели облачка – поплутаем, – усмехнулся Костя.

Когда стемнело, мы тронулись в путь.

– Вы эту дорогу хорошо знаете? – спросил я Михаила Степановича.

– Нет, здесь ездить не приходилось. Но вы не беспокойтесь, шоссе идет до самой Ветвички, и мы его к утру проскочим, а дальше дорога такой чащобой пойдет, что никакой немец не увидит.

Тихо шелестел дождь. Я смертельно устал. Шепот дождя убаюкивал, глаза слипались, голова упорно падала на грудь, и я уснул. Проснулся оттого, что машина остановилась.

– Что случилось?

– По полю едем, с дороги сошли, – сердито отвечал Михаил Степанович. – Темнота полная. Поедем по компасу, не стоять же на месте.

Едва мы тронулись, я снова уснул. Сильный толчок машины и громкий крик разбудили меня:

– Ну куда же этот человек под колеса прет? Соображения нет! Чего надо?

Я посмотрел в окно. В нескольких шагах от нас, резко белея в густой черноте ночи, стояла женская фигура с раскинутыми в обе стороны руками.

– Гражданка, что вам надо?

Женщина молчала. Шофер выскочил из кабины, но через минуту вернулся обратно.

– Никого нет. Померещилось мне, что ли?!

– Нет, женщина вот здесь стояла, – сказал я.

– Высокая, в белом.

– Значит, спряталась. Нашла время шутки шутить. У меня от нее аж мороз по коже, – занервничал вдруг Михаил Степанович.

Он тронул машину, но колеса не успели сделать второй оборот, как белая фигура появилась вновь, и я почувствовал от ее появления страх, доходящий до смертного ужаса, особенно от предостерегающе раскинутых рук.

– Михаил Степанович, остановитесь! – отчаянно закричал я.

Мы выскочили из кабины, к нам подбежал Костя:

– Что случилось?

Не дожидаясь нас, Михаил Степанович бросился к стоящей впереди женщине, и через секунду оба исчезли из моих глаз.

– Скорей ко мне! – вдруг раздался вблизи его крик. Мы побежали на голос.

– Осторожно, стойте! – сдавленным голосом прошептал он, указывая на что-то рядом с нами. Мы посмотрели и отпрянули – там был обрыв. Мы стояли на его краю, камешки с шорохом падали вниз, когда мы делали неосторожное движение.

– Почему стоим? – подбежала к нам Светлана.

– Вот поэтому, – сказал Костя, показывая на обрыв.

Светлана ахнула и всплеснула руками.

– Кабы не Она, – Михаил Степанович снял шапку, – все бы сейчас там, на дне, были.

Его голос дрожал, он едва стоял на ногах.

– Дядя Миша, да кто Она-то? – испугано спросил Костя.

– Ты что, дурак или малахольный? Не понимаешь?! Кто же мог быть еще, как не Матерь Божия?!

– Где же Она была? – робко прошептала Светлана.

– Здесь, сейчас, – так же шепотом ответил Костя и тоже снял шапку...

«Отче наш...»

Один моряк, воевавший на Балтийском море с фашистами, оказался в ледяной воде. Он плыл, выбиваясь из сил. Холодные волны накрывали его с головой. Одежда намокла. Руки, ноги коченели, становились неуправляемыми. Куда плыть? Где север? Где юг? Туман. Непроницаемая стена. Сердце стучит на пределе.

Он взрывал вражеские корабли, теперь взорвали его катер. Никого не осталось. Погибнет и он. Надо смотреть правде в лицо: остаются последние мгновения. Даже если какой-нибудь корабль и проплывет мимо, его не увидят: непроглядный туман. До берега далеко. Да и где он? Холод пронизывает. Дышать все труднее и труднее. Надеяться не на что. Разве только на чудо. Но всю жизнь он считал – да и учили его в Московском университете, а там такие знающие профессора, – что чудес не бывает, что Бога нет, все это враки и выдумка неграмотных дураков или жуликов.

В эти минуты ему вспомнилась любимая бабушка, которая в детстве говорила совсем другое: «Ты только скажи: Отче наш. Назови Бога своим Отцом. А Отец оставит ли в беде Свое дитя?» И моряк, с трудом вспоминая слова молитвы, из последних сил шептал: «Отче наш, Сущий на небесах! Да святится Имя Твое...»

Не успел моряк дочитать молитву до конца, как густой туман, затянувший все вокруг сплошной пеленой, неожиданно расступился, показался советский корабль, случайно оказавшийся в этом районе, моряка заметили и подняли на борт. И это избавление от неминуемой смерти, да еще после того, как он прочитал молитву, показалось ему настолько чудесным, что моряк поверил в Бога.

 

назад

вперед


На глав. страницу.Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив.Почта.Гостевая книга