ВЕРТОГРАД
СВЕТОЗАРНЫЙ СХИМОНАХ
В № 436 мы уже сообщали, что 1 апреля 2003 года в Псково-Печерской обители состоялась кононизация иеросхимонаха Симеона (Желнина). Сонм северных святых пополнился. Батюшка очень чтил преп.Серафима Саровского, поэтому символично, что его самого прославили в год столетия канонизации преподобного Серафима. Шестьдесят четыре года о.Симеон подвизался в монастыре, более тридцати лет нес послушание духовника братии и паломников. Духовным сыном его был, например, о.Николай с острова Залит, которого батюшка когда-то сподвиг принять монашество. Почил иеросхимонах в 1960 году на 92-м году жизни. Его имя окружено благоговейным почитанием, в монастыре хранится немало свидетельств о благодатной помощи, полученной его духовными чадами по молитвам подвижника.
И что самое замечательное – сохранился рассказ батюшки о себе, который ниже и печатаем вместе с воспоминаниями его духовных чад.
Рассказ отца Симеона о своей жизни
Жил я в дому своего отца в деревне Псковской губернии. В семилетнем возрасте я помню, как в дом отца моего приезжал, бывало, о.Корнилий, монах Крыпецкого монастыря; иногда и ночевал у нас, и ложился спать всегда со мной, и, бывало, говорил мне: «Будешь ты монахом, будешь старцем великим». Иногда брал меня с собой по сбору и говорил: «Вася, вот здесь не дадут, а вот здесь – подадут нам». Так и бывало. И многое другое говорил, но я уже забыл.
Будучи десяти лет, я пас своих лошадей и слышал, как люди рассказывали про жизнь о.Серафима Саровского, как он молился на камне в лесу... Вот и я задумал подражать ему. Нашел в поле большой камень и стал на нем молиться.
С 12-13 лет ежегодно ходил я со своими родителями в Печерский монастырь помолиться. Так мне все в нем нравилось, так хотелось остаться в нем навсегда, и эта мысль меня никогда не покидала. Когда исполнилось мне двадцать лет, я стал просить отца, чтобы он отпустил меня в монастырь, но он и слушать не хотел, а говорил: «Женить тебя надо, а не в монахи!» А я еще отвечал: «Не хочу жениться и не буду никогда». И так продолжалось несколько лет. Потом отец велел мне выстроить в усадьбе домик, а для какой цели, я не знал. Не то хотел-таки меня женить и выделить из дому. Впоследствии я жил в нем и молился каждый день. По утрам отец приходил ко мне и звал на работу; и скажет, бывало: «Я думал, что ты молишься, а ты спишь».
Так продолжалось до 25-летнего возраста. В это время жил в нашей местности старец Симеон, как звали его наши деревенские люди и считали его за блаженного. Этот старец приходил в дом отца моего. Родители принимали его, и он иногда оставался ночевать. И вот однажды я решился просить его совета и благословения идти в монастырь. Но он не дал мне на это никакого ответа. А вот в одно прекрасное время приходит к нам в дом и говорит отцу: «Я пришел к тебе умирать». А я в это время подхожу и говорю: «Батюшка, благослови меня в монастырь!» Он берет веревку, свернул ее жгутом и давай меня бить и гнать из дома во двор, со двора на улицу, и гнал вдоль улицы за деревню, а потом вернулся домой, сел на лавку, затем лег – и умер. Люди, видевшие это, сказали, что он выгонял меня из дому идти в монастырь. Но отец по-прежнему не хотел отпускать меня, но потом смирился и отпустил.
По прибытии в монастырь был я принят о.Мефодием, бывшим в то время наместником монастыря. Он взял меня к себе в келейники. Жил он в настоятельском доме, наверху. Пробыв у него в келейниках семь лет, я, кроме келейного, нес еще общее послушание, монастырское, как и вся братия. В это время строили за монастырскими святыми воротами гостиницу для приходящих и приезжающих богомольцев. Некоторые из братии работали здесь с пяти часов утра и до позднего вечера, до ужина. И так продолжалось пять лет, и в продолжение этого времени мне мало приходилось спать на постели, а большей частью засыпал, сидя за столом за книгой, и, бывало, проспишь так до утра, когда уже надо идти на работу.
Летом после работы молодые послушники и монахи, бывало, собирались отдыхать на свежем воздухе на Святой горе, в саду, и меня приглашали с собой, но я всегда отговаривался и уклонялся от их бесед ввиду того, что наместник давал послушания сделать то или другое, так как я имел специальность столяра-краснодеревца. Я имел свой столярный верстак и инструмент, а также и токарный станок по дереву, мог вытачивать разные вещи в свободное время. Вот таким образом и оправдывался от собеседования с братией.
Однажды наместник при разговоре со мной (это было в конце его земной жизни) сказал мне: «Я скоро умру, в день Пасхи, но не дома; а когда меня привезут и будут брать мое тело, то на один час будет от моего тела запах тления, а когда внесут в пещеры, то запах прекратится». Так в действительности исполнилось его предсказание. На Страстной неделе о.Мефодий был вызван в Питер, в Святейший Синод, там он заболел и умер в первый день Пасхи; и все, что он сказал о себе, все исполнилось в точности. Когда гроб ввезли в Печоры, тление прекратилось, а когда внесли в монастырь и в церковь, то от тела было благоухание. Когда он говорил о смерти, то упомянул, почему на время от тела его будет запах тления. «Это, – говорил, – потому будет, что люди меня везде хвалят, вот Господь и захотел смирить меня этим запахом по смерти, чтобы я не превозносился».
Похоронили отца Мефодия в пещерах монастыря, где лежит и его сестра схимонахиня Анна. А меня перевели из настоятельского дома под трапезную, около ворот. Я был в то время иеродиаконом.
Псковской епархией управлял архиепископ Арсений, впоследствии митрополит Новгородский, который иногда приезжал в монастырь для служения и по другим делам. Однажды, проходя мимо моей кельи, заметил в окнах цветы и занавеси и спрашивает сопровождающих его иеромонахов: «Кто это живет здесь?» Ему говорят: «Отец Вассиан, иеродиакон». – «Этот не по-монашески живет, позовите его сюда». Я подхожу, весь трясусь и бух ему в ноги: «Простите, Ваше Преосвященство!» Он говорит: «Ты, как красная девица, живешь, а не как монах!» – «Простите, люблю цветы я как создание Божие и чистоту». А потом наедине и говорит: «Молодец, так и живи! Лучше в чистоте, чем в грязи!»
Прожив несколько лет в чине иеродиакона, я был посвящен в иеромонахи, после чего вскоре был назначен в Псков, в Снетогорский монастырь, в качестве эконома для восстановления монастырского хозяйства. Прожив там четыре года вплоть до революции при епископе Евсевии вернулся обратно в обитель свою, будучи сорока шести лет. Пробыл несколько времени в монастыре, назначают меня в другое имение монастырское – Мустощево, от монастыря 25 километров в сторону Латвии. В этом имении пришлось пробыть несколько лет.
Было очень много трудностей, из лаптей не вылезал. Нужно было восстанавливать почти вновь все хозяйство. Первым долгом нужно было храм выстроить во имя Иоанна, Крестителя Господня, церковный дом, хозяйственные постройки, сараи, скотный двор и прочее. Наладить землепашество, чтобы оно давало какую-то пользу монастырю. На это потребовалось много лет. Когда дело пошло на лад, возвратился я в монастырь. Начальство хотело возложить на меня большое бремя послушания – поставить наместником монастыря. Видя, что это послушание мне не под силу, стал отказываться; да к тому еще я очень устал и на этом основании стал просить схиму, в чем мне в первый раз отказали. Епископ Иоанн (Булин), наконец, все же согласился и разрешил постричь меня с именем Симеона, в память Симеона Богоприимца, и перевел меня в келью рядом с храмом Успения Божией Матери, куда привел сам и сказал: «Вот тебе келья, здесь и умрешь».
В действительности эта келья представляла нечто ужасное: грязная, мрачная, сырая, темная, стены мокрые, воздух сырой. Одна комната с одним оконцем, размером 3 на 5 метров, с длинным темным коридором в 10 метров. Стены голые, песчаные.
Много пришлось приложить трудов, чтобы придать ей вид жилого помещения. Крыша дырявая, сырость попадала на потолок, а с потолка в келью. Пришлось установить три печки, провести трубы вдоль коридора, чтобы осушить, отштукатурить, побелить, и все это почти своими руками. С Божией помощью все это проделал и смирился. Но это еще не все.
По прибытии в новую келью, в которую меня привел настоятель и где мне пришлось ночевать первую ночь одному, приступили ко мне злые духи, которых стала полна келья. Жуткие такие, я их раньше никогда не видел и страшно испугался, и не знал, что и делать. А они начали рычать, дергать меня, гнать. Кричат: «Зачем ты сюда пришел? Уходи отсюда, все равно мы не дадим тебе здесь жить» – и тому подобное. Я закрыл свое лицо руками, чтобы их не видеть, а сам трясся от страха, да только говорил: «Господи, приими дух мой». Думал, что я не переживу этой страсти, от которой даже не мог перекреститься. А во втором часу они скрылись, но я не мог уже уснуть. Такие страхи продолжались много раз, но мне уже не так были страшны, при помощи Божией, как в первое время, и я уже научился отражать их силою креста и молитвы.
Вот так и дожил до конца моей жизни в этой келье по благословению епископа Иоанна.
По книге «Старец Симеон», изданной в Сретенском монастыре в 1995 году.
Воспоминания
Батюшка по принятии схимы около 30 лет служил в Успенском храме, и печеряне называли эту церковь «Симеонова». Он всегда в алтаре у окна вынимал частицы.
В бытность архимандрита Пимена монастырские земли – посевы и огороды – были отобраны, и, несмотря на все хлопоты, их не вернули, а дали земли за монастырем, под огороды. Посеяли овощи на новой земле, но они всходов не дали. Много раз архимандрит Пимен приходил к батюшке и сетовал, что все черно – всходов нет. А батюшка все эти дни потайным ходом ходил на огороды и молился; и по его святым молитвам Господь послал всходы, а затем обильный урожай. Было все необыкновенное, и все изумлялись и благодарили Бога, что на таком пустыре выросло такое обилие плодов. Про батюшкины молитвы выдала Ольга, которая в обеденный перерыв оставалась в огороде караулить монастырский инвентарь.
Когда пришел в монастырь один из иеромонахов, о.Симеон сказал благочинному, чтобы он не допускал его никуда; и потом слова его исполнились. Этот иеромонах не оправдал своего сана.
Батюшка говорил: «Когда я был дьяконишком, во сне мне было большое искушение, и я так смутился, что не мог сказать своему духовнику. Вот за обедней все духовенство стало приобщаться Святых Таин, а я отошел в сторону и не мог причаститься. Все причащаются и спрашивают: «А где Вассиан, почему он не причащается?» Тогда архимандрит Мефодий на весь алтарь стал меня звать, говоря: «Ты что же это покрываешь врага?! Кайся, а то он в следующий раз тебе не то еще сделает». И вот мне пришлось вместо того, чтобы покаяться одному духовнику, каяться во всеуслышание. Потом причастился, и мне стало легче».
Отец Симеон говорил, что он один раз всего был в отпуске за всю жизнь и каялся в этом, так как видел много соблазнов от сатаны. Поэтому он не советовал никому из монахов ездить в отпуск.
Однажды утром батюшка Симеон читал правило, в это время к нему в стену стал стучать о.Серафим, говоря: «Что вы там, батюшка, делаете, ко мне доносится необыкновенное благоухание». Но батюшка не отвечал. Тогда о.Серафим с матушкой Александрой вошли к нему в келью с тем же вопросом. Батюшка повернулся от аналоя и сказал: «Это дымок из печки, а вам показалось благоухание».
Отец Симеон скрывал свою благодатность и в обращении с людьми был прост, и многие не подозревали, что через прикосновение батюшкиных рук получали исцеление от того или иного недуга.
Как-то заболел монах Вассиан. Врачи определили у него рак желудка и предложили взять его из больницы как безнадежного, а батюшка сказал: «Идите в больницу и скажите, что у него нарыв и что он прорвется». И, действительно, нарыв прорвался ночью, и о.Вассиан стал здоров, и по сие время жив.
На вопрос – строить ли дом, или обождать – о.Симеон давал благословение строить, говоря: «Живой думает о живом».
Одна женщина спрашивала о.Симеона несколько раз про своего сына, спасется ли он. Однажды он ей ответил: «Ты мне надоела со своим сыном: как же он может спастись, если он этого не хочет». Она стала опять спрашивать, спасется ли он. Тогда батюшка ответил ей: «Тебе очень хочется, чтобы он спасся? Он может спастись только через скорби, а все скорби падут на тебя. Но ты тогда уже не ропщи, переноси их со смирением». И сын ее стал сильно болеть.
Последние дни жизни о.Симеона
Записано по воспоминаниям очевидцев, безвыходно служивших ему в эти дни.
Батюшка всех принимал, и при помощи Божией никто не уходил от него неутешен, а приезжали к нему люди из разных мест.
Незадолго до смерти батюшка лежал на кровати, повернувшись лицом к стене. Там висели стенные часы, и на бой часов он сказал: «Благодарю вас, часики, что вы верно мне служили во всю мою жизнь, и я никогда не проспал ни к службе Божией, ни на послушание». Затем стал он благодарить Господа и Пречистую Матерь Его, говоря: «Вы во всем мне помогали, Вы всегда были со мной, я любил Вас и святую Вашу обитель. А теперь я перехожу в неведомый мир, как-то Вы меня примите?!» И зарыдал, как ребенок, и стал просить Господа, чтобы Он простил ему все грехи. Долго он неутешно плакал. Присутствовавшие, слыша все это, сами плакали. Тут же батюшка стал вспоминать, как он работал в саду и видел в каждом цветке и листочке Самого Господа и что ему радостно жилось с Господом.
За три дня до смерти матушка Александра с утра не смогла вычитать батюшкино правило, так как он благословил ее печь просфоры. Через некоторое время она вернулась в келью и посетовала, что батюшка в этот день не приобщился Святых Таин. На это он смиренно ответил: «Да, не приобщился». В час ночи матушка Александра освободилась совсем и спросила у батюшки благословения отдохнуть. Он благословил. В три часа ночи она снова вошла к нему в келью узнать, как он себя чувствует, и видит: батюшка лежит светлый, как солнце. И он сказал ей: «Я уже приобщился». Матушка Александра удивилась этому – никто в келью не входил; и, видя ее удивление, батюшка проговорил: «Приобщился сам, а чашу чудесным образом принесли!» После этого отец Серафим каждый раз в два часа ночи приходил и приобщал батюшку.
Перед смертью батюшка сказал: «Я теперь все распределил, осталось только снять епитимьи с тех, на кого я их наложил». И на другой день все, о ком он говорил, пришли. Одного из них матушка Александра спросила, как он явился. Тот ответил: «Не знаю, как сюда попал и как отсюда уйду». Сняв со всех епитимьи, батюшка сказал: «Ну, теперь я спокойно отойду».
За несколько дней до смерти батюшка сидел в своем кресле против аналоя, держа руку у сердца, и шептал: «Матерь Божия, вот тут болит!» В это время вошла матушка Александра и, услышав эти слова, подумала, что батюшка, глядя на образ Божией Матери, молится и показывает Ей, где болит. Она сразу вышла, чтобы не мешать. В это время на кухне сидела его духовная дочь из Вырицы. Увидя матушку, она спросила: «Что за гости сейчас пошли к батюшке? Я видела, как к нему вошла высокая, в необычайном одеянии Игумения и с Нею двое мужей». Этим словам матушка Александра была крайне удивлена и возвратилась обратно в келью, оставив дверь открытой, чтобы та все слышала. Она попросила батюшку подтвердить, что, кроме нее, никто не входил, на это он ответил: «Она права, что видела приходящих, и ты права, что не видела никого». И шепотом добавил: «Были Матерь Божия и апостолы Петр и Иоанн и спрашивали, где у меня болит». – «Ох, батюшка! – воскликнула матушка Александра. – И ты с Нею говорил?» А батюшка тихо ответил: «Это уже не в первый раз Матерь Божия посетила меня, грешного».
Спустя некоторое время он сказал, что приходил Архистратиг Михаил с сонмом Ангелов, а за час до смерти – что был сонм угодников Божиих.
На вопрос – на кого он покидает их – ответил: «На Матерь Божию» и наставлял любить друг друга, прощать всем обиды, потому что ненависть хотя бы к одному человеку ведет к смертному греху, и так прощать, чтобы человек знал, что ты ему простил.
По откровению от Господа батюшка ждал смерти 15 января 1960 г., в день преподобного Серафима Саровского. Всех беспокоило: если умрет в праздники, на Святках, что делать? Пришел к нему наместник о.Алипий – тоже беспокоился об этом – и сказал батюшке, чтобы он попросил Господа в эти дни не умирать. А батюшка и отвечает: «Хорошо, ты наместник, а я послушник, пусть будет по-твоему». Так и вышло. По послушанию наместнику о.Алипию батюшка умер 18 января 1960 года.
Удивительно, что многие из духовных детей батюшки, находясь далеко от Печор, в тот же день и час почувствовали, что на земле уже нет его.
Духовная дочь П., бывшая у батюшки на Рождество Христово, рассказала, что тогда он сказал ей, что скоро умрет и она больше его не увидит. Она заплакала, что не будет знать, когда он скончается, и не сможет приехать на погребение, но он утешил ее: «Не плачь – приедешь последняя». Так и вышло. Она чудесным образом узнала о смерти батюшки и сразу пошла на вокзал, чтобы ехать в Печеры, откладывать было нельзя, так как был уже третий день. На вокзале кассир объявил, что до Пскова осталось всего четыре билета. «Представьте себе, – сказал он ей, – вам продаю последний билет». И тут же пояснил, что последние два дня масса людей едет хоронить какого-то старца.
Отпевание было 21 января при многолюдном стечении молящихся со всех концов страны. И у всех вместе со скорбью на душе была «Светлая Пасха», чувствовали, что остались сиротами на земле, но обрели теплого молитвенника пред Богом.
 | назад |
| вперед |  |
