РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА


«ЛЮБИТЬ – видеть человека
таким, каким его задумал Бог...»

Кандидат филологических наук Лев Писарев –
о творчестве Марины Цветаевой и ее верности Царственным мученикам

Видеть человека

Творческое наследие М.И.Цветаевой было открыто для широкого читателя в самом конце XX века. И можно смело сказать, что благодаря сказанному о поэзии Цветаевой многие православные люди теперь укрепились во мнении, что ее творчество неприемлемо для верующего человека, что «ее грех перед Богом – безмерен», что «существо поэзии Цветаевой: служение тьме, пустоте». Список негативных высказываний можно было бы продолжить. Такое восприятие творчества Марины Цветаевой вызывает у нас немало возражений.

Если мы подойдем к восприятию ее творчества с готовностью понять и простить душу ближнего, а не с готовностью побить камнями, мы увидим те редкостные душевные качества Цветаевой, которые будут близки православному читателю.

«Любить – видеть человека таким, каким его задумал Бог и не осуществили родители», – вот идеал, который выговорила Цветаева в своем дневнике в 1918 г. Но именно за такими необыкновенными душами поэтов, как за драгоценными жемчужинами, ведет охоту завистливый противник Бога в первую очередь, искушая человека самим искусством.

Но возможно ли христианину судить о другом по его падениям, а не взлетам? А их в творчестве Цветаевой немало. Прежде всего – это стихотворения 1917-1920 годов, объединенные ею в книгу стихов «Лебединый стан», но и многое другое. Рубежным в изменении ее поэтического голоса стал Октябрь 1917 года, когда ее муж, С.Я.Эфрон, после участия в октябрьских боях отбыл на Дон, где формировалась Добровольческая армия.

С нарастанием трагизма событий в России в ее поэзию входят произведения, единственной темой которых становится борьба белого движения, добровольцев, олицетворявших для Цветаевой верность долгу, присяге, чести. И даже когда появляются в этот период стихотворения, в которых слышен отголосок страстных «Верст I», определяющим началом становится отделение Цветаевой себя от прежде захватывавшей ее стихии страсти и любовного авантюризма. Теперь стихия будет сковываться чувством долга, чести и верности. Можно смело сказать, что душа поэта в этот период делает шаг к своему Творцу, оставляя путь врага.

«Про черный день»

Книга стихов «Лебединый стан» – летопись шаг за шагом разыгрывавшейся российской трагедии, втягивания страны в водоворот красной стихии и братоубийства. Первые ее стихотворения передают предчувствие поэтом надвигающейся всеобщей беды, а также посвящены они отречению Царя от престола. Провидчески отмечены в первом стихотворении книги 1917 г. отсутствие творческого начала у революционной стихии и ее гибельность для всего светлого, высокого и святого. Каков родоначальник этой стихии, такова и ее природа: противник Бога – не Творец:

Нету лиц у них и нет имен,
– Песен нету!

Везде в книге «Лебединый стан» даты написания стихотворений даны по старому стилю – Цветаева до самой смерти различала «русский» и «советский» календари. После некоторых дат стоят уточнения: «первый день Пасхи», «третий день Пасхи», «Троицын день», «Сергиев день», «день Иоанна Богослова». И это – не игра. Эти стихотворения, в отличие от многих игр и эпатажа ее музы прежних лет, были словами, сказанными с душевной болью.

Так, первым днем Пасхи 1917 года помечено стихотворение «Царю – на Пасху». Оно стало первым в чреде произведений М.Цветаевой, посвященных русскому Царю и его Семье. Отречение Николая II Цветаевой не было понято и принято. Даже лишенный престола, он оставался для нее Царем, над которым суд людской не властен:

Ваши судьи –
Гроза и вал!
Царь! Не люди –
Вас Бог взыскал...

У Цветаевой было понимание, что трон у Царя именно отнят, что дальнейшая его судьба – «котомка», и доминирующими чувствами этого стихотворения являются жалость и сострадание. Стихотворение «Царю – на Пасху» создавалось в те дни, когда большинство представителей русской творческой интеллигенции умилялось бескровности совершенного переворота и грядущей свободе.

Тогда же, на третий день Пасхи 1917 г., появилось стихотворение – призыв к молитве «За Отрока – за Голубя – за Сына,//За царевича младого Алексия...», исполненное щемящей нежности к «царскосельскому ягненку – Алексию» и верой в то, что крестьянская Россия, «ласковая матерь», не допустит свершиться злу по отношению к нему.

Следующее стихотворение «Чуть светает...» – о молитве. «Подпольная» Москва, «малые мира сего», не принимаемые миром в расчет: старухи, малые дети, воры (кающиеся разбойники), – молятся «За живот, за здравие//Раба Божьего – Николая». Они в этот час – самые верные ходатаи перед Богом за своего Царя, на них во время Божественной литургии сходит Дух, их молитва – самая сильная, их свечи – самые драгоценные, купленные на

Гроши нищие,
Гроши острожные,
Потом и кровью добытые
Гроши вдовьи,
Про черный день
Да на помин души
Отложенные.

Почему – «подпольная» Москва? Потому, наверное, что Москва сильных, Москва революционная не молится о своем Государе. Здесь молящиеся христиане – контрреволюционное подполье. О такой Москве мы можем найти строки в дневниковой прозе Цветаевой тех лет («Воин Христов»).

Одновременно с созданием стихотворений книги «Лебединый стан» в 1917-1918 гг. Цветаева делает дневниковые записи. В них мы можем найти ценнейшие для нас свидетельства о событиях тех лет и отношение поэта к ним. Среди ее дневниковой прозы особенно выделяются: «Октябрь в вагоне», «Вольный проезд», «Расстрел Царя» и «Воин Христов».

Адресатами «Лебединого стана», определяющими лирическое движение книги, становятся Бог, Царь, Церковь, православная Россия, добровольцы как ее часть, Москва как самый дорогой поэту город, близкие поэту люди. И в дальнейшем в своем творчестве Цветаева будет неоднократно обращаться к теме белой России, особенно в книге «Ремесло», а также в поэмах. Но главным героем, «Ангелом и Воином», «Белым лебедем», олицетворявшим Белое воинство, был ее муж – С.Я.Эфрон. Ему предпослано стихотворение, послужившее эпиграфом к «Лебединому стану»: «На кортике своем: Марина...». В верности и соратничестве ему видит Цветаева свой долг.

Если муж – Белый Воин, сражающийся за Отчизну, то и жена его – воин, верный присяге, долгу и чести. Даже в облике Цветаевой тех лет отмечалась особая подтянутость, «стальная выправка хребта», она была подпоясана юнкерским ремнем, через плечо – офицерская сумка мужа, «снять которую сочла бы изменой и которую сняла только на третий день по приезде (в 1922 году) в Берлин», – так она и выступала перед аудиторией в красной Москве с чтением своих белогвардейских стихов, ставя перед собой цель: «исполнения здесь, в Москве 1921 г., долга чести». Соратничество Цветаевой Белому делу в противостоянии духу сатанинского разрушения России имеет духовный смысл, в этой борьбе ее поэзия приближается к своему высшему назначению – служению Богу.

В разыгрывающейся трагедии гражданской войны Цветаева смогла увидеть не просто противостояние слоев русского общества, но борьбу духовных начал, нашедшую выражение в противопоставлении греха – чистоте, Содома – праведности, предательства – верности, низости – чести, веры – богохульству, Бога, Церкви, Царя – антихристу. Вот имя революционной стихии, дух которой во всеобщем вовлечении во грех иудиного предательства, разрыве всех уз – уз чести, верности, веры, семейных уз:

Рыжим татарином рыщет вольность,
С прахом равняя алтарь и трон.
Над пепелищами рев застольный
Беглых солдат и неверных жен.

Молитва о заблудших

Широкий разгул русской вольницы, вовлеченной в революционную стихию, приводит к торжеству черни (не равной в поэтическом сознании Цветаевой заблудшему русскому народу), на совести которой все революционные ужасы: святотатства, стойла в соборах, попрание могил и памяти предков, убийства и дух блуда – своеобразная сатанинская черная месса.

Начало революции в стихотворении «Из строгого, стройного храма...» (26 мая 1917 г.) было описано:

Свершается страшная спевка,
Обедня еще впереди!
Свобода! – Гулящая девка
На шалой солдатской груди!

Но уже через год, в 1918 году, характеристики революционной стихии уточняются: «Мракобесие. – Смерч. – Содом». Необычайным по силе оценки происходящего является стихотворение «Кровных коней запрягайте в дровни!..» (9 марта 1918 г.), которым восхищались люди даже из противного белым лагеря. В очерке «Вольный проезд» есть свидетельство Цветаевой о том, как воспринял его заблудший русский человек, находящийся в разбойничьем реквизиционном отряде, воплотившийся цветаевский Стенька Разин:

«Говорю ему стихи: «Царю – на Пасху», «Кровных коней...»

– Это какой же человек писал! ...Пойла – стойла... А здорово ж ему бы нагорело за стойла за эти! А я полагаю, не в памяти писано, а? Убили отца, убили мать, убили братьев, убили сестер – вот он и записа-ал! С хорошей жизни так не запишешь!»

Нет, не являлся простой заблудший русский человек для Цветаевой чернью (об этом есть дополнительное свидетельство в ее дневниках). Чернь показана ею, в частности, в очерке «Вольный проезд» – жиреющая на братоубийственной беде русского народа.

Поэт Марина Цветаева – всегда на стороне поверженного, ее жалость и милосердие – всегда сильнее ненависти и гордости. Так, например, когда белогвардейские войска под командованием генерала Мамонтова подходили к Москве на 1-ю годовщину Октября, и, как многим тогда казалось, должны были покончить с большевиками, Цветаева написала стихотворение, призывающее к прощению бунтовщика Стеньки Разина, олицетворявшего собой разгулявшуюся стихию народной вольницы:

Царь и Бог! Простите малым –
Слабым – глупым – грешным – шалым,
В страшную воронку втянутым,
Обольщенным и обманутым, –
Царь и Бог! Жестокой казнию
Не казните Стеньку Разина!

Одно из завершающих стихотворений «Лебединого стана» («Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь...») описывает земное противоборство, в котором столкнулись люди одной плоти и крови, как величайшую национальную трагедию – братоубийственную бойню сыновей одной матери – Руси, для которой цвет их не важен:

Белый был – красным стал:
Кровь обагрила.
Красным был – белый стал:
Смерть побелила.

Да и сам мечтанный песенный Стенька Разин – красный разбойник из очерка «Вольный проезд», олицетворение «в страшную воронку втянутого» русского человека, имеющий два Георгия за спасение полкового знамени, служивший в полку Наследника, – определенно вызывает сочувствие и сожаление. Не потерявший своих лучших качеств, сбившийся с пути, он вспоминает о Царевиче:

«Выходит он из вагона: худенький, хорошенький, и жалобным таким голоском: «А куда мне сейчас можно будет пойти?» – «Вас автомобиль ждет, Ваше Высочество». Многие солдаты плакали». Запись сделана Цветаевой в 1918 году. Как не вспомнить здесь ее слова о «крестьянской России» из стихотворения «За Отрока – за Голубя – за Сына...», еще раз подтверждающие мысль о пророческом служении поэта – не крестьянская Россия убивала Царя и его Семью.

«Поэма о «Царской Семье»

В последнее десятилетие своей жизни и творчества, в «Поэме о Царской Семье», Цветаева вложит в уста русской Царицы Александры Феодоровны слова, созвучные настроению цветаевских строк о заблудшем народе:

Вот – двое. В могучих руках – караваи.
Проходят, кивают. И я им киваю.
Россия! Не ими загублена – эти
Большие, святые, невинные дети,
Обманутые болтунами столицы.
Какие открытые славные лица...
О, Господи, сжалься
Над малыми сими!
Прости яко – вору...
Сестре Серафиме – сестра Феодора.

Примечательно, что в этом отрывке Цветаевой были использованы подлинные письма Царицы к ее фрейлине Анне Александровне Вырубовой, опубликованные в 1922 году в книге «Страницы из моей жизни. А.А.Танеевой (Вырубовой)».

«Поэма о Царской Семье» заслуживает особого внимания. Будучи эпическим произведением, она отражает иной уровень осмысления действительности по сравнению с предшествующими лирическими поэмами. Она очень сильно отличается от них не только по тематике, но и по языку (примерно в это же время происходят изменения и в лирическом голосе Цветаевой).

Начало работы над поэмой относится, вероятно, к 1929 году, а последние уцелевшие записи – к весне 1936 г. До нас дошли лишь фрагменты произведения – сам текст поэмы и черновики погибли в одном из зарубежных архивов в годы войны.

Возможно, поэма появилась как ответ на кощунственное стихотворение В.Маяковского «Император», созданное им в 1928 г., – реакция поэта на это зло была скорой. Но к созданию «Поэмы о Царской Семье» Цветаева шла долго, с 1917 года, со своего первого стихотворения «Царю – на Пасху». Она собирала материал, тщательно изучала все обстоятельства жизни Царской Семьи после отречения Царя от престола, читала письма Императрицы, опрашивала свидетелей их жизни.

Так, в 1922 году в Праге писатель Андрей Белый, посетив ее в комнате пансиона, где тогда жила семья Цветаевой, «стола не увидел, ибо весь он был покрыт фотографиями Царской Семьи: Наследник всех возрастов, четырех Великих княжон, различно сгруппированных, как цветы в дворцовых вазах, матери, отца».

В жизни М.И.Цветаевой была единственная встреча с Государем – на открытии Музея изящных искусств имени Александра III, основанного ее отцом, Иваном Владимировичем Цветаевым, профессором, сыном сельского священника. Она дает описание этой встречи в 1933 г. в очерке «Открытие музея»:

«Красная дорожка – одна, и ясно, что по ней сейчас пройдет, пройдет... Бодрым ровным скорым шагом, с добрым радостным выражением больших голубых глаз, вот-вот готовых рассмеяться, и вдруг – взгляд – прямо на меня, в мои. В эту секунду я эти глаза видела: не просто голубые, а совершенно прозрачные, чистые, льдистые, совершенно детские...

...За Государем – ни Наследника, ни Государыни нет:

Сонм белых девочек...
Раз, два, четыре...
Сонм белых девочек?
Да нет – в эфире
Сонм белых бабочек?
Прелестный сонм
Великих маленьких княжон...»

Нам неизвестно, какова в точности была вся поэма, мы знаем только ее план. Но даже в дошедших до нас отрывках, посвященных русской Царице, невозможно не увидеть чувства любви и сострадания к Царственным мученикам, ведшего поэта в работе над произведением. В 1930 году в одном из писем Марина Цветаева сказала о том, почему она работает над поэмой: «Для потомства? Нет. Для очистки совести... из любящих только я смогу. Потому и должна».

Об осознании меры своей ответственности в работе над этой темой она сказала в 1931 году в интервью корреспондентке газеты «Возрождение» Н.Городецкой: «Беру именно семью, а фон – стихия. Громадная работа. Все нужно знать, что написано. А написать нужно – раз навсегда, либо вовсе не браться... я чувствую это на себе, как долг».

Через любовь и сострадание Цветаевой была осознана суть подвига Царственных мучеников как искупительной жертвы за весь русский народ. Высшее христианское благородство, увиденное ею в Житии Царской Семьи, было отражено в словах Царицы, в последнем уцелевшем отрывке поэмы, передающей ее молитву за Россию:

За родину – твою –
Мою... От мхов сибирских
По кипарисы Крыма:
За каждого злобивца –
И все-таки любимца...
Тому, кто на Горе –
Молитва на коре...
Стояла та береза –
России на краю.
За тын, за плен, за слезы –
За все благодарю.

Строки, обращенные к Царю, могут быть для нас образцом высокой христианской лирики и вместе с тем поражают силой своего пророчества – воистину, поэту дано свойство провидеть суть вещей и событий:

Это просто, как кровь и пот:
Царь – народу, царю – народ.
Это ясно, как тайна двух:
Двое рядом, а третий – Дух.
Царь с небес на престол взведен:
Это чисто, как снег и сон.
Царь опять на престол взойдет –
Это свято, как кровь и пот.

Царь-мученик Николай II, к которому обращены эти строки, – святой, и его имя делает их бессмертными. Святые у Господа бессмертны, и, как и было предсказано Цветаевой, наш Царь царствует над нами, а нашей присяги ему никто не отменял. Между нами и ним – Дух. Зорко увидела Цветаева и двуединство Церкви и Царя:

Кропите, слезные жемчужинки,
Трон и алтарь.
Крепитесь, верные содружники:
Церковь и царь!

(Написано ею в день ее рождения – день Иоанна Богослова, 9 октября 1918 г. (26 сентября по старому стилю).

«Вы – христианка?»

Творчество М.И.Цветаевой было неоднородным. Развиваясь от периода к периоду, оно изменялось, подчас до неузнаваемости, отражая перемены во внутреннем мире поэта. Не все в нем безоглядно приемлемо для православного человека. Но мы можем найти у Цветаевой множество стихотворений, являющихся истинными жемчужинами русской лирики. Обойти вниманием эти ценнейшие страницы ее поэзии – значит, не только погрешить против объективности оценки ее творчества, но и получить ложное представление о ее внутреннем, душевном устроении.

Каково было отношение Марины Цветаевой к религии? Ее личные свидетельства, которые можно найти на протяжении всего ее творчества, а также свидетельства ее сестры, А.И.Цветаевой, говорят о том, что оно было неизменно высоким. Она не была ортодоксально-церковным человеком, но православные праздники чтила и в церковь ходила. Дочь свою учила молиться.

В дневниковых записях 1920 г. мы находим следующий разговор Марины Цветаевой с Вяч. Ивановым:

«– Вы христианка?

– Теперь, когда Бог обижен, мы должны помогать быть Богу. В каждой бедной встречной женщине распят Христос. Распятие не кончилось, Христос ежечасно распинается, – раз есть антихрист.

– Словом, вы христианка?

– Думаю, что да. Во всяком случае, у меня бессонная совесть... И кроме того – я больше всего на свете люблю человека, живого человека, человеческую душу, – больше природы, искусства, больше всего...»

О многом говорит еще один эпизод из ее дневниковых записей 1918-1919 гг. «Воин Христов», в котором она с душевной болью и восхищением повествует о Воине Христовом – священнике церкви мчч. Бориса и Глеба, призывающего прихожан встать на защиту святыни и Самого Господа и Владыки Иисуса Христа.

Можно говорить о том, что большая часть творчества Цветаевой не была осознанно православной, направленной на служение Богу и Церкви. Можно согласиться и с мнением, что одной из движущих сил ее поэзии являлась страсть, часто уводящая ее от Бога, но никак нельзя утверждать, что в своем творчестве она сознательно шла против Бога. Отсутствие крепкой веры можно считать бедой и болезнью поколения русских людей начала XX века, приведшей к катастрофе 1917 г. Но исповедальность ее лирики, устремление ввысь, следующее за падениями, лишают нас права выносить Цветаевой свои приговоры.

И самое главное, о чем необходимо знать православному читателю Марины Цветаевой. Каков бы ни был ее личный грех перед Богом, мы, к счастью, не можем отказать ей в том единственном, что может дать православный человек другому крещеному человеку, отошедшему в мир иной, – в молитве об упокоении ее души.

После тщательного рассмотрения всех обстоятельств самоубийства М.И.Цветаевой Патриарх Алексий II благословил отпеть ее по православному обряду и молиться за нее. Марина Цветаева была отпета 31 августа (в день ее кончины) 1990 года в Елабуге. А с 1991 года в этот день проводится поминальная служба в храме Большое Вознесение у Никитских ворот в Москве.

(Публикуется в газетном варианте)

назад

вперед


На глав. страницу.Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив.Почта.Гостевая книга