ПОДВИЖНИКИ

БЛАЖЕННЫЙ АЛЕКСАНДР РЕБЯЧЬИХ –
УТЕШИТЕЛЬ ВОЕННОГО ВРЕМЕНИ

Среди православных поселка Ленинского, что в Шарьинском районе Костромской области ходит много удивительных историй о местночтимом угоднике-чудотворце о.Александре Ребячьих (на фото). Прибыл сюда архангельский батюшка после десяти лет колымских лагерей в военное лихолетье 1943 года. Прожил всего два года, но оставил добрую память о себе в сердцах людских на долгие годы.

Несмотря на все трудности военного времени, помимо служения в домашней церкви, оказания помощи нуждающимся и сиротам, о.Александр взял на себя нелегкую ношу юродства во Христе. Для безбожного советского времени его поведение казалось странным, некоторые считали его умалишенным. Но большинство верующих видело в о.Александре угодника Божия.

Настоятель храма Варнавы Ветлужского о.Серафим показал мне могилку чудотворца, расположенную в центре городского кладбища. Рассказал совсем недавний случай помощи о.Александра одной заблудшей душе. У этой несчастной ничего не было поесть, и она решила сходить на могилку к о.Александру, зная, что туда приходят много людей и оставляют на могилке еду. Но на этот раз могилка батюшки была пуста. Она села рядом на лавочку и слышит: «Приходи ко мне завтра». Назавтра вся могилка оказалась завалена пирогами, яйцами. Так о.Александр и после своей смерти заботится о всех нуждающихся, кто обращается к нему за помощью.

Совсем мало осталось в живых людей, знавших его лично. Чтобы сохранить память о святом угоднике, шарьинские священнослужители собирают воспоминания о благодатном батюшке. Некоторые из них мы публикуем.

Сирых питатель

– Шло грозное военное лихолетье. До победы еще было далеко. Люди были на пределе человеческих сил – война их измотала. Горя, страданий пришлось всем вытерпеть немало, в том числе и нашей семье. Но с Божьей помощью мы все преодолели.

В 1943 году, когда в поселок пришел о.Александр, мы испытывали нужду во всем. Мне тогда шел десятый год, братишке – восьмой. И вот однажды мама услышала, что на улице Школьной у Хазовой Натальи живет батюшка Александр. В то время церкви в Шарье не было. Батюшка в доме оборудовал молитвенную комнату. Мы с мамой тоже стали ходить туда на богомолье. Вскоре о.Александр стал поручать мне чтение акафистов. Я старался читать как можно выразительнее. Это, видимо, и подкупило о.Александра. Он все больше и больше проявлял ко мне привязанность, а я к нему. Подружились мы и с его хозяйкой Хазовой, и с ее сыном Сашей.

У о.Александра постоянно находились и другие наши сверстники, которых батюшка привечал как сирот. Вообще, детей он сильно любил. Мы, бывало, на печке и на полатях расположимся, мастерим автомобили, а он никогда не выражал своего недовольства. Наоборот, всех накормит, напоит, еще денег на кино даст. Мне же, зная нашу нужду, он каждый день выдавал по 13 рублей на хлеб по карточкам. Это было его потребностью – делать милостыню ежедневно.

Моего отца тогда отослали в командировку на Север, и я был у него за сына. Он ходил всегда в черной длинной рясе, в скуфейке на голове. Через плечо сума, в руке длинный посох. Идет, бывало, по дороге, наклонится, подберет камень в суму. Если спросят: «Зачем собираешь камни?» – отвечает: «Грехи ваши собираю».

Многим людям он был непонятен. Те прямо о нем и говорили, что дурачок. Это те, которые его не знали близко. Но о.Александр был не дурачком, он был прозорливым. Слава о его подвижнической жизни в мгновение ока разнеслась по округе. Но были такие, которые подсмеивались над ним. Нашлись две женщины, которые решили посетить его с глумливыми намерениями. Одна говорит другой: «Пойдем к попу-дурачку, он нам что-нибудь поболтает». Зашли в дом, о.Александр вынес к ним крынку с прокисшим молоком и перед их глазами начал молоко болтать. Спросили, что он делает. «Да вот, вам болтаю, вы же хотели, чтобы я вам чего-нибудь поболтал». И ушел, оставив обескураженных женщин одних, не удосужив их своей спасительной беседой.

Были в то время на его содержании человек пять-шесть сирот, старушка одна из с.Поназырево со стариком да нас трое пацанов из бедных семей. Я, бывало, заиграюсь с ребятами и тоже остаюсь у него ночевать. Кто на печке, кто на полатях спим. Однажды – среди ночи – стук в дверь. А время строгое, военное. Чуть что: «Кто таков? Откуда?» Хоть старик, хоть подросток, все должны по своим домам сидеть. Батюшка нас всех живо растолкал и велел в подполье лезть. Мы спустились в подпол и затихли. Стук все сильней, о.Александр впустил милиционеров. Слышим, как они закричали на батюшку, а он на них ногами затопал. Потом все стихло, они ушли, о.Александр велел нам подниматься. Вот так приходилось ему терпеть за нас.

Безгранично было его служение людям. Иду я как-то рано утром зимой к нему домой. Дома у нас ни поесть, ни попить. На улице мороз, около его калитки сугробы огромные намело. Подхожу к его калитке и вижу – на снегу какой-то блестящий предмет. Я его подобрал – и в карман. Показал дома матери. Это оказался золотой браслет, за который ей дали в то время два пуда картошки. До сих пор я удивляюсь этой помощи о.Александра. Ведь тогда, несомненно, он положил браслет перед моим приходом, зная о нашей бедности, чтобы мы не умерли с голоду.

Из того, что несли ему за служение, он ничего себе не оставлял. А мог бы, как мы рассуждали по-мирскому, жить припеваючи. Нет, он жил ради нас, грешных, ради Христа.

А какие великие подвиги ради Христа принял на себя! Ходил в мороз почти босиком, в опорках на босу ногу. Пошли мы с ним как-то в деревенскую баню. И вот, когда я увидел его ноги, все в язвах и гниющих струпьях, мне стало не по себе. Они у него были черные, с незаживающими кровоточащими ранами и, безо всякого сомнения, доставляли ему великие мучения.

К стыду своему, даже я, которого он почитал за сына, стеснялся его. В то время христианская вера провозглашалась «опиумом для народа», верующих презирали. В открытую нельзя было проповедовать Христа. И вот идем мы как-то с о.Александром в город по дороге. Я иду по одной стороне, а он – по другой стороне, на некотором отдалении от меня, в своей обычной рясе до земли, на голове скуфья, в руке посох, сума через плечо. Иду я впереди него и все переживаю: «Хоть бы никто из моих знакомых нас вместе не увидел – особенно мальчишки-одноклассники, ведь потом в школе засмеют». Конечно, о.Александр все это видел. Но он все равно меня любил, как и всех остальных.

«Бросай, Шурка, костыли!»

– Фотография о.Александра и сейчас висит у нас дома под иконами, доставшимися мне в наследство от мамы моей – Прасковьи Федотьевны Смирновой. Она хранила ее всю жизнь, как и память о батюшке. Непростой он был человек – Божий.

Когда появился о.Александр в Шарье, мне было 12 лет. Жил он у тети Наташи Хазовой. Дом у нее был большой, разделялся на две половины. Одну из них и занимал батюшка. Много людей ходило сюда молиться, даже из других районов приезжали.

Нам, ребятишкам, постоянно вертевшимся вокруг него, о.Александр казался тогда пожилым человеком, почти дедушкой, хотя было ему немногим за 50 лет. Наверное, из-за длинных волос и бороды, а также необычного вида. Ходил батюшка в старенькой рясе, зимой поверх которой надевал тонкий зипун. На ногах ничего, кроме опорок, обрезанных валенок, не носил. А ноги у него больные были, в язвах все, постоянно кровоточили и гноились. Не помню, чтобы батюшка чем-то лечил их. Придет к нам вечером и прямо с порога маму мою просит: «Согрей, Паша, воды. Уж, очень ноги-то болят». Да и как не болеть им, если на улице мороз под тридцать градусов, а он почти босой. Погреет ноги – вот и все лечение.

С нами, детьми, он был очень ласков. Особенно сирот жалел. Заботился о них. Знал, в каких домах люди побогаче. Придет, постучит в окно палкой и требует: «Яиц давайте, крупы, масла». А утром перед школой завтрак для бедных ребятишек приготовит и зовет всех: «Заходите, детки, Боженька вам хлебушка да кашки послал». Для себя, похоже, ничего не оставлял. Ни разу с нами за стол не садился.

Не пускает меня мама с сестрой и братьями в кино – бедно жили, деньги редко у нас водились. А батюшка улыбнется: «Что, Рита, хочется в кино-то? Ну, на вот тебе копеечек. Бегите».

Он в доме у нас почти каждый день бывал. Молитвам учил. Я тогда все акафисты наизусть знала. Отдохнет немного и зовет меня: «Давай, деточка, акафист почитаем – Божьей Матери или Николаю Чудотворцу». Чаще мы их пели. Голос у батюшки был удивительно красивый.

Отец Александр от недугов телесных избавлял. Один такой случай на моих глазах произошел. Ездила к нему молиться женщина из Мантурова Шура Серова. Молодая еще, а на костылях. Вот однажды, перед службой, о.Александр говорит ей строго: «Бросай, Шурка, костыли, хватит уже». А та испугалась: «Да что вы, батюшка, упаду я». – «Не упадешь, бросай!» Шура глаза зажмурила, костыли бросила – и пошла, зашагала. Ходила потом только с палочкой.

А незадолго перед смертью о.Александр долго со мной разговаривал. И в разговоре бросил невзначай: «Я, Рита, на кладбище вашем памятник поставлю. Все ходить будете». Какой памятник он имел в виду – собственный или на братской могиле погибших воинов, которого в ту пору не было? По крайней мере, к тому и другому люди, действительно, ходят постоянно. Особенно 9 мая, в День Победы и кончины нашего дорогого батюшки. (Крест, который сейчас стоит на могиле о.Александра, установил настоятель Никольского храма о.Дмитрий Степанов. Этот крест с бывшего храма. Он сделан в виде памятника – ред.).

Долгие годы на могилке его горела лампадка, потом исчезла. А земля с могилки исчезает до сих пор так быстро, что едва успевают подсыпать. Лечатся люди и батюшку добрым словом поминают.

Что ни скажет – сбывается

– Жили мы неподалеку от батюшки, на улице Куйбышева. В войну я ребенком была, да младший братик Генка со мной рос. Помню, что появился о.Александр в середине войны, сразу же после того, как служившего до него священника посадили «за шпионаж» – якобы на Заячьем хуторе с рацией взяли. Глупость, конечно, но человек бесследно исчез.

А о.Александра мы поначалу за нищего принимали. Даже побаивались. Во время службы он совершенно преображался: столько в нем было достоинства, лицо светлое, чистое, голос бархатный – одно удовольствие слушать. А на улице – юродивый, да и только. Походка, как у старика: семенит мелко-мелко, все что-то с земли поднимает и в сумку складывает.

Людей о.Александр удивительно тонко чувствовал. Только взглянет на человека, уже знает все его мысли. Добрых с добром принимал, а нечистых сердцем, случалось, и гнал. В 44-м году на пасхальной неделе такое, например, произошло. В тот день особенно много старух на моление пришло. А старухи эти любили про батюшку посплетничать. Идет он по улице, а те шепчутся: «Вон, глядите-ка, поп дурной». Утаить от него ничего нельзя было. После службы взглянул на них и сердито так пригрозил: «Вот я вам сейчас задам, раз я дурной». Сказал и вышел из дома, дверь на ключ запер. Бабки с испугу из окон повыпрыгивали. Остались только я, Генка и бабушка наша. А на лавках яйца, куличи, пироги – чего только нет. Освящать принесли. Вот уж наелись мы вволю – не утерпели с голодухи. Через 10 минут входит батюшка как ни в чем не бывало, улыбается нам: «Ну что, детки, покушали во славу Божию? Вот и ладно, и хорошо».

Прозорливый он был. Все, что ни предскажет, сбывалось. Да только война шла, горе кругом, смерть, боялись многие предсказаний его. Тетка Глафира, соседка наша, после смерти дочери Ольги из дома не выходила, завидев батюшку. А вот почему. Сидели мы летом на канавке, болтали, семечки щелкали, и тетка Глафира тут же. Вдруг о.Александр идет и прямо к нам. Кладет ей на плечи платочек беленький. Она, было, мне его протягивает. А батюшка ей: «Тебе, тебе, на тябло положи (под иконы то есть). Пригодится скоро». Через день-два дочку ее поездом зарезало – стрелочницей в депо работала.

5 или 6 мая бежит брат мой Генка по улице и орет не своим голосом: «Верка, Верка, поп в речку упал». Мы туда. Смотрим, выбирается батюшка из Березовки, рукава у рясы широкие – по воде стелются, в руках берестяное ведерко, сумка холщовая на плече. Вылез и к тетке Кате, что рядом жила, на крыльцо сел. Плачет бедный: «Вот, дурак, в такую-то холодную воду попал». А 9 мая и помер, сильно, видно, застудился.

Копеечка

– Мы с мамой жили на Старой Водокачке. На квартире у нас стояла очень верующая женщина – тетя Маруся Онкина. Она и привела в дом о.Александра.

Батюшка, как вошел, начал кого-то из-под стола, из-под лавок выгонять – и все к двери, к двери. Потом просит маму: «Собери-ка мне Марусенькины платочки носовые». Мои то есть. Перестирал их и на веревку развесил. И потом, как мама мне рассказала, всю ночь не спал, стоял в изголовье моей кровати, плакал и молился, чтобы Господь мне терпения дал. Сбылись его пророчества. Выйдя замуж, родила я девочку-инвалида, 16 лет она ни сидеть, ни есть сама, ни ходить не могла. Света белого не видела я от горя.

В дом батюшки мы часто ходили помолиться. Какие чудесные были у него иконы! Таких нигде я больше не видела. Проповеди читал – заслушаешься. А уж если песни запоет церковные – слезы градом текли. Мне стыдно было при всех плакать, так я за печку пряталась.

Я взрослая была уже девица, а все дедушкой Александром его звала. Таким он мне казался. Может, из-за бедной своей одежонки, которую ни за что не хотел менять на другую. Однажды иду с работы, а батюшка мне навстречу. Пооглядывался и шепчет: «Марусенька, дай мне копеечку».

– Зачем вам, дедушка Александр, копеечка? Я больше могу дать.

– Нет, нет, копеечку. Я вон там дом строить буду.

Сейчас я живу в доме на том самом месте, что указал батюшка. Построил его, правда, не он, а мы с мужем. Но пророчество, которого в тот момент я, конечно, не поняла, сбылось.

В войну я работала в Госбанке бухгалтером. Моя знакомая Тася Червякова, тоже бухгалтер, на фронте была. Три месяца весточек от нее мать не получала, извелась вся. Пошла к отцу Александру узнать, жива ли. Многие за этим к нему ходили. Он даже сетовал порой, что в гадалку его превратили. Но мать Тасину принял благосклонно. Потом она вот что рассказывала. Насыпал о.Александр на стол земельки и спичек в нее навтыкал – получился круг. Внутри этого круга положил что-то. И запричитал вдруг: «Ой-ой, курочка-то, смотри-ка, с яичком. Ну, ничего, прибежит твоя дочка домой».

Через пару месяцев Тася вернулась с фронта с ребеночком. Оказывается, была в окружении и уже беременная – чудом удалось вырваться.

Живой хлеб из рук

– Отца Александра я не знала, меня в то время не было еще на свете. Но безмерно благодарна ему за то, что он спас от смерти мою старшую сестру Нину, родившуюся в 1941 году.

Мама наша, Мария Поликарповна Удалова, жила с Ниночкой в Якшанге. До трех лет девочка хорошо развивалась – рано начала ходить и говорить. А на четвертом году у нее вдруг отнялись ноги, она совершенно перестала есть. К каким только докторам мать ее не носила – никто и ничего не мог понять. В конце концов поставили диагноз – истощение. Но мама не верила. В доме была корова, а значит, и молоко, и масло, и все, что необходимо ребенку. Разуверившись в докторах, повезли Нину к о.Александру. Взяв малышку на руки, он протянул ей кусок булки, который Нина тут же с жадностью съела. Мать была настолько поражена увиденным, что начала возить к нему Нину каждую неделю, тем более, что дома она по-прежнему ничего в рот не брала, только из рук о.Александра. Он и сам стал приезжать к нам, чтобы покормить девочку. Нина скоро совсем окрепла. Мама всю жизнь повторяла, что Нина наша о.Александром у Господа вымолена.

Мама рассказывала еще, что о.Александр повторял часто: «Как только объявят победу, я по Шарье шагу не ступлю. С мешочком да пешочком туда отправлюсь». И на небо пальцем показывает. Она, конечно, не понимала его слов. Думала: как же не ступит, на вокзал да все равно ногами идти? А батюшка 9 мая умер, сразу же после сообщения о капитуляции Германии.

Не сама машина ходит

– У моей покойной тетушки Людмилы Николаевны Ревенко была красивая бархатная сумочка, с которой она никогда не расставалась, – подарок о.Александра. Да еще его фотография. Перед смертью тетя отдала фотографию мне, наказав беречь и ходить на могилку к батюшке.

Я в годы войны еще девчонкой была, часто встречала о.Александра, но еще больше слышала о нем удивительных рассказов.

Отец Александр навещал семью Смирновых, что жили в Козлово. У них была дочь Валя – тогда уже невеста на выданье. Шел он к ним всегда через поле, наберет букетик цветов и обязательно Вале подарит. При этом все песенку пел: «Не сама машина ходит, машинист машину водит». Валя скоро вышла замуж за машиниста и прожила с ним долгую счастливую жизнь.

Однажды мама моя сажала капустную грядку на пасхальной неделе. Вдруг у нашего забора появился о.Александр. И как же он маму ругал за этот ее грех! В том году капусту у нас никто не купил, хотя раньше никогда такого не случалось.

Неподалеку от нас стоял дом многодетной семьи Смирновых. Старшую их дочь тоже звали Валей. Мать в войну умерла, семь деток остались сиротами. Отца, правда, на фронт не забрали, но дома его почти никогда не было – машинистом работал на железной дороге.

Сирот батюшка особенно почитал, жалел очень. С Валей Смирновой случай был. Бежала она откуда-то домой. На улице грязь страшная, колеи такие, что утонуть можно. А на ногах какая-то легкая обуточка: никак не может дорогу перейти, чтобы не испачкаться. Навстречу Вале о.Александр идет. Видит, что она у края дороги топчется, снял с себя фуфайку и под ноги ей бросил: «Иди, сирота!» Та растерялась, не знает, что делать. Неудобно вроде на чужую одежду ступать. Батюшка опять к ней обращается: «Иди, иди! Для тебя же бросил». По батюшкиной фуфайке и перескочила она через грязь. А он фуфайку свою поднял, встряхнул, одел на себя и дальше пошел.

За братской могилой на Козловском кладбище колодчик был. Выкопал его о.Александр. Наказывал всем: «Умру я, вы на колодчик мой приходите, воду берите – исцеляйтесь! Берегите его!» Скамеечка там когда-то стояла. И многих эта вода, действительно, исцеляла. Теперь зарос он травой. Не сберегли колодчик батюшкин.

Коврик

– Отца Александра я помню с детства. В ту пору мне было всего шесть лет. Много я не запомнила, потому что была еще мала. Он очень сильно любил детей и приносил нам постоянно гостинцы: конфеты и игрушки. Мне подарил большой букет бумажных цветов, а маме коврик: «Будешь Богу молиться, подкладывай под коленки». Когда у мамы болела голова, она клала этот коврик на голову, и ей становилось легче. Долго у мамы болела нога, он пришел и помазал своим гноем. Ноги у него были больные, все в ранах и гноились. Мама вначале испугалась и подумала на о.Александра плохо, но после того, как нога поправилась и она стала ходить, она благодарила о.Александра за исцеление.

На могилку о.Александра я постоянно хожу, помолюсь и попрошу с молитвой его, и обязательно поможет.

Платочек на память

– Юродивый Александр ходил по ночам в могильную ограду. Когда встанет на молитву, бесы всячески его искушают. То вокруг распространяют зловоние, то кричат и стонут в могилах, чтобы угнать его. А он не боялся, а только молился усердно. Постепенно на него сходила благодать, кругом опускалась тишина. «Воздух, – говорил батюшка, – становится благодатный, не выскажешь, какую радость духовную ощущаю. Тогда и молюсь за всех, и Господь со мной». На том месте, где он молился, его и похоронили.

А из лесу идет как ни в чем не бывало, обвешается вениками и идет на квартиру. Многим пел частушки, сам складывал и сам пел. Мне подарил платок с пришитой синей каймой и пропел: «Последний нынешний денечек. Я дарю тебе платочек, на платочке сини каймы, возьмешь в руки, меня вспомни!» Сказал мне: «Приезжай просфоры печь, служба без них не состоит». Как могла, приезжая за 50 километров, пекла просфоры 12 лет. Приказал петь на клиросе до последнего дыхания. Я и пою.

Все акафисты знал наизусть. Ходил в валеночках по снегу, а следов после него не было.

Святая вода из умывальника

– Мы ходили молиться к о.Александру за 30 километров. Как-то две женщины сговорились налить в умывальник о.Александру святой воды. «Раз он все знает, – говорит одна другой, – значит, это бес в нем сидит и все ему говорит. Давай нальем ему святой воды в умывальник, он умоется, бес в нем закричит и выскочит из него». Приходят к нему домой, а о.Александр и говорит: «Марфа, налей святой воды в умывальник, чтобы бес из меня выскочил».

Как-то принес одной женщине яичко и положил в горшок с цветком. Вскоре она забеременела.

Меня благословил Евангелием и велел всю жизнь читать: я всю жизнь в церкви и нахожусь. Отец Александр говорил: «Кто будет меня звать, тому помогу».

Как-то зимой на службе я продрогла без нижнего белья, о.Александр вышел из алтаря и подает мне при всех рейтузы. Прозрел, что я без них была. Некоторые из наших прихожанок считали, что о.Александр был епископом. После службы говорил проповедь и в конце обличал наши недостатки. Оставаясь один на один с прихожанами, он показывал себя нормальным человеком, и люди слушали его, затаив дыхание. У всех текли слезы и сердце ликовало. А местные почти все издевались, говорили: «Поп благой».

Как-то пришел ко мне о.Александр пить чай, а угощения у меня не было. Он говорит: «Ну, тогда я покормлю тебя. Хочешь сыра?» Достал крошку сыра, завернутую в бумагу, такую маленькую, что и жевать нет смысла. Но, проглотив ее, я почувствовала небывалую сытость, как после сытного обеда. После его смерти на поминки пришло больше двухсот человек. Мы наварили каши, а масла было всего 60 граммов, и я, помолясь, пошла лить масло по ряду расставленных мисок, которых было больше 200 штук. Лью примерно по ложке, а оно не кончается и столько же осталось в бутылке.

Рай и ад

– Как-то пришли к о.Александру две женщины спросить, что такое рай и ад. Он усадил их дома, а сам вышел. В комнате пошел смрад, как от гниющего мяса, и им стало тяжело на душе. Затем он снова вошел, походил по комнате и снова вышел – женщины ощутили благоухание и радость. Потом о.Александр снова вошел, ничего не сказал и отпустил их с миром.

Путь старца

– У нас на улице Вокзальной батюшка бывал почти каждый день. Дом стоял рядом с прокуратурой, и я первое время откровенно побаивалась его визитов. Даже просила документы показать. Батюшка, слава Богу, не обиделся, принес паспорт. В нем прочитала, что является он служителем культа. Фамилия – Ребячьих, отчества не помню.

Как позже сам он рассказывал, был сослан в Шарью после долгого заключения. Около десяти лет провел в лагере на Колыме. На родину в Архангельск вернуться ему не позволили. Часто вспоминал тюремные нары в три ряда, на которых даже вытянуться в полный рост невозможно. Голод, холод, бесконечные допросы. Несколько раз предлагали ему отречься от Бога, обещая в этом случае сразу же домой отпустить. Но он жил с Богом, с Богом и умереть хотел.

Несмотря на странное свое поведение, умом он обладал здравым. По всей видимости, в юности получил блестящее образование. Достаточно было взглянуть на его каллиграфический почерк, послушать проповеди. Как-то я спросила его об этом. Батюшка ответил односложно: «Образование, говоришь? Большое, Аннушка».

Да и не могло быть иначе. Вырос батюшка в богатой по тем временам семье. Отец его был известным в городе человеком. Ему как единственному сыну (в семье росли еще две девочки – сестры батюшки) покупались все лучшие костюмы, которые появлялись в магазинах Архангельска. Но уже в юности все его существо тянулось к Богу, к вере и противилось всякой роскоши. Несколько раз сестры (одну из них он называл Лялей) почти насильно уводили его на танцы. Приведут и смотрят, кого брат танцевать пригласит. Он смеялся, рассказывая об этом: «Я, Аннушка, самую бедную девочку выберу – и одета она плохо, и не смотрит на нее никто. А мне до чего же радостно на сердце от ее улыбки, довольного личика. Ляля домой в слезах прибежит, жалуется родителям: «Ну, просто стыдно за него, мама! Что хуже, то и берет». Скоро перестали сестры меня по танцам водить, а я и рад».

Первое, что он сделал, решив отречься от мира, в трескучий мороз босиком перешел Северную Двину – такое испытание себе выбрал. Ночь после этого на печке просидел, вся кожа с ног сошла, а мать под иконами плакала: «Матерь Божия, за что Ты меня наказала сыном таким?» С тех пор ноги его и покрылись незаживающими язвами. Отец даже бил его несколько раз от отчаяния. Но он только молчал и молился – ни за что не хотел с пути Божьего свернуть.

Вернувшись из заключения, с родными никакой связи не имел. Мать батюшки умерла еще при жизни его в Архангельске. Судьбы отца и сестер мне неизвестны. Но батюшка называл себя сиротой.

Отец Александр всех любил, а если кого и гнал, то только для того, чтобы человек исправился, в себя заглянул. В каждом видел и душу его, и будущее. Случалось, и пожалуется: «Ты бы знала, Аннушка, как ноги-то болят. Сними мне опорки, милая». Стану снимать, а ноги у него все в кровь стерты, язвы страшные. Маме никогда не разрешал разувать его, все меня дожидался. Многие предлагали батюшке и одежду теплую, и обувь – не брал, отказывался. Такой трудный подвиг выбрал себе ради Христа.

Мама, помню, ругала его за глаза, цыганом называла. И я не сразу привыкла к необычному поведению батюшки. Однажды он домой собрался. Мама мне в коридоре шепчет: «Что-то о.Александр растолстел в одночасье. Опять вещей не досчитаемся». И точно, заглянули на печку – одной подушки не хватает. На следующий день приходит, как обычно, и сразу маме с порога: «Ругаешь меня, Машенька? Ничего, ничего, я подушечку твою хорошему человеку отнес. Ему спать не на чем, а у вас еще есть. Делиться надо с бедными».

Потом рубашек, теплого белья мужа своего, который на фронте в то время был, я не досчиталась. Обиделась даже на батюшку. Зачем же вы, говорю, о.Александр, бельишко-то мужнино забрали? А вернется, что носить будет? Поднял он глаза на меня, словно в душу заглянул. «Ну, если вернется, мы ему шелковое справим». Не придала я значения его словам. Много ли, мало ли времени прошло, приходим к о.Александру с Любой Дудиной. Он в своей комнате лежит на лавочке. Увидел меня да как закричит: «Ой, нога, нога!» На Любу вообще не смотрит, все на меня. Потом собачку фарфоровую протягивает с отбитой лапкой: «Береги ее, Аннушка». Я опять в полном недоумении. Через пять дней получаю письмо от лейтенанта, который сообщает мне о смерти мужа моего во всех ужасных подробностях. Павлику на поле боя ногу оторвало по самый пах, умер он через два часа, не доехав до госпиталя.

Любила я мужа. Думала, не переживу. Схватила собачку и бегом к о.Александру. Рыдаю в голос. А он прячется от меня, не выходит, хозяйке сказал: «Не могу я видеть, как она плачет». Через несколько дней сам пришел: «Пора перестать, Аннушка, слезы лить. Скажи твоему Павлику сейчас – вернись на землю, не захочет. В хорошем месте он у Господа». Муж мой верующим был человеком, добрым.

Что удивляло меня в о.Александре – никогда он власть советскую не ругал, по произволу которой столько лет провел в лагере. Не из-за страха, конечно, а по причине глубокого своего смирения перед волей Божьей. Грех жаловаться, в Шарье батюшку представители власти не тревожили. «Связываться с ненормальным стариком считаем ниже своего достоинства», – это их слова.

Единственный раз забрали его в милицию. Заинтересовались, что такое батюшка в своей огромной сумке носит. А когда вытряхнули ее содержимое на пол и посыпались оттуда камни и камешки, палки, бумажки, тряпочки – весь уличный мусор, расхохотались: «Иди отсюда, поп дурной, чтобы больше твоей ноги здесь не было». Отец Александр тихонько собрал свои «вещички» и одно только ответил: «Бог с вами, я сюда и не просился».

Благодарю Бога, что успела с ним попрощаться. О болезни его мама мне сообщила и о том, что батюшка ждет меня. Когда вошла в дом Хазовых, о.Александр лежал на постели – исхудавший, со впавшими глазами, весь красный от высокой температуры: «Заболел я, Аннушка, сильно заболел. Уйду скоро, вот только война закончится».

Упала я на колени: «Простите, батюшка. Обижали мы вас, цыганом называли». Горько было на душе от тихой его улыбки, близкой разлуки с ним. Он с трудом дотянулся горячей рукой до моей склоненной головы: «Простил я всех, девочка. Жаль мне вас, бедных».

Все его подарки – афонский крестик, фотографию, живописную икону Иоанна Богослова, собачку с отбитой лапкой хранить буду до последнего дня. Но дороже всего написанные им четыре строчки стихов, ставшие путеводной звездой всей моей жизни:

Не жалей делиться хлебом
С каждой бедной сиротой.
И Покров Царицы неба
Вечно будет над тобой.

Умер о.Александр в 55 лет.

Материалы из архива о.Дмитрия Степанова подготовил Е.СУВОРОВ.
Использована публикация Марины Шатровой «И покров Царицы Неба вечно будет над тобой»
(«Ветлужский край», 26.04.2000 г.)

назад

вперед

---

На глав. страницу.Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив.Почта.Гостевая книга