ПРАЗДНИК

ПАСХА ПОСРЕДИ ЛЕТА

Заметки паломников о торжествах в Дивеево

«Подсчитать невозможно...»

О праздновании 100-летия прославления преподобного Серафима Саровского в будущем напишут много. Пока же мы буквально «с колес» публикуем самые свежие впечатления. Первое из них записано паломником, отправившимся в Дивеево на автомобиле.

1 августа, как раз в день памяти св. Серафима, в Моздоке террористы взорвали госпиталь. Десятки жертв... Ничего этого паломники не знали, но с пониманием относились ко всем тем обременительным процедурам проверки, которыми то и дело встречали их на нижегородчине. Всю дорогу от Нижнего до Дивеево – гаишники, на подъезде к Дивеево, в трех километрах – пост: бетонные плиты раскрашены в красно-белую решетку, автоматчики. Досматривают все машины – потом строят в колонны по 10-15 авто и препровождают на оборудованную стоянку (наша располагалась на месте какого-то заброшенного предприятия). Судя по номерам, машины и автобусы прибывали со всей России. Вот фраза одного милиционера: «Чё из Татарии-то приехали, там же мусульмане!» – и ответ обиженного водителя: «Что, вы не знаете, что там половина населения – русские?» Много народу приехало с Украины, встречаются и заграничные номера – Греция, Болгария...

О социальном статусе паломников ныне можно судить тоже по автомобилям. Кто-то едет на полуразвалившихся «Москвичах», а кто-то – на черных «мерсах» с сопровождением. В центре Дивеево, в нескольких шагах от монастыря, появилась гостиница для vip-персон, стоянка перед которой полностью забита джипами. Но и стоянки для автомобилей по окраинам села – для «простых» – тоже полностью заняты. Воистину – собралась вся Россия.

Невольно сравниваешь прочитанное о саровских торжествах столетней давности с тем, что происходит сегодня. Главный вывод, который сделал я для себя: в торжествах мало участия приняла как раз та часть Руси, которая в прошлом веке прославляла Батюшку. Писали, что нищие тянулись вдоль дороги аж от самого Арзамаса, что «низы», крестьянство, самое верующее сословие в России, безусловно преобладало среди паломников. К сожалению, через сто лет здесь собрались только те, кто мог оплатить подорожавшие не к месту как раз в августе железнодорожные билеты, или же кто мог скинуться по несколько сот рублей на общий автобус. Сделать это при всем желании могут в наше время немногие...

Но все же были ходоки и из старой России. Несмотря на назойливый блеск лимузинов, символом торжеств для меня стали именно они – пешие паломники с палочками в руке и мешками за спиной. Вообще, вид этих пеших, часто босоногих паломников по обочинам дороги, встречавшихся начиная от Арзамаса, брал за сердце – точно частичка Древней Руси вдруг прорвалась в наш электронный коммерческий век. То есть на таких значимых торжествах, как 100-летие прославления саровского чудотворца, не мог не проявиться коммерческий душок – время нынче такое. Но они, эти пропыленные и прожаренные солнцем паломники, которых ни с кем не спутаешь, – словно живое опровержение всей этой торгово-чинопочтительной суеты.

Не грандиозные преобразования и благоустройство обители, а то, что идут в Дивеево со всей страны такие пешие паломники, убеждает меня в мысли, что со временем, может быть, уже скоро, будет здесь, по пророчеству прп.Серафима, единственная в мире женская лавра.

Сообщали о разном количестве прибывших на торжества паломников, но в действительности подсчитать точно невозможно – люди в эти дни приезжают и уезжают, живут на квартирах и в лагерях не только в Дивеево, но и во многих окрестных селах. Но, думается, паломников никак не меньше 150-200 тысяч.

* * *

Первое впечатление от Канавки – ее не узнать. Теперь она благоустроена, по ее отныне ровным коническим склонам положена сетка и насажена трава, которая, правда, не везде еще успела взойти – видно, что работы велись до последнего момента. Люди теперь идут по огороженному перилами валу вдоль Канавки и, если идти не спеша, читая «Богородице Дево, радуйся...», – за время пути вполне успеваешь прочесть 150 раз.

Дерево, стоявшее у Канавки, огорожено забором – с него некоторые паломники прежде обламывали кусочки коры, которые считали чудодейственными; теперь у входа на Канавку висит текст, разъясняющий языческую суть этого обряда. Все же некоторые идут не по уложенному плиткой валу, а понизу, прежними путями, останавливаясь у того самого дерева. Зевак на Канавке сразу можно отличить – они смотрят по сторонам и, не видя особых достопримечательностей (Канавка идет вокруг школы и школьного двора, который в дни торжеств облюбовала себе милиция), недоумевают. Когда крестятся, дойдя до угла Канавки, смотрят с удивлением – на кого же мы крестимся?

* * *

1 августа очередь приложиться к мощам – с двух часов и до конца, можно сказать, победного. Уехать после торжеств, не приложившись к раке, – с этим мало кто согласится. В очереди на солнцепеке – младенцы в «кенгурятниках», инвалиды в колясках, старушки с палочками. Рядом крутятся дети, смирно стоять им в очереди невмоготу, кто-то плачет, незнакомая тетя протягивает грушу – успокаивается. Уже у самого входа вдруг бухается на колени бесноватая и начинает свирепо кричать и бормотать что-то. Дети вначале пугаются, потом начинают смеяться, но родители вскоре урезонивают их. ОМОНовец, дежурящий у входа, беседует с какой-то паломницей: «...Целый день тут стоим, а зайти приложиться – не положено» (потом я видел – их все-таки пустили к мощам без очереди, строем). Украинская делегация торопливо вынимает из котомок самодельные иконы, украшенные фольгой и какими-то тряпочками, – приложив их к мощам, они подарят эти творения, безыскусные, но полные душевного тепла, дивеевской монахине.

Вот рака с мощами. Нас выстраивают по двое, торопят; неожиданно, когда мы уже приготовились шагнуть к мощам, нас тормозят – кого-то пустили без очереди... Но все это уже не важно, это не слишком замечаешь...

* * *

На дальнем источнике в эти дни многолюдно как никогда. Вот на этих торжествах, пожалуй, действительно то место, где между людьми не делается никаких социальных или сословных различий. Разве что женщины окунаются в ледяную воду отдельно от мужчин – ну так ведь это различие от Бога.

Главной проблемой оказалось окунуть первый раз в воду детей. Контраст между температурой воды и прокаленного воздуха кажется особенно разительным. А тут еще как раз напротив того места, где заходят дети, какая-то женщина, зайдя в воду, стала на всю купальню громко, с причитаниями исповедовать реальный или мнимый грех отцеубийства. Дочь округлила глаза: «А что, я тоже могу так закричать?» Сын долго стоял в нерешительности и смотрел на выскакивающих из воды, стучащих зубами сверстников. Но, искупавшись в первый раз у меня на руках, второй раз, согревшись, сын попросился в купальню уже самостоятельно...

* * *

В день праздника сослужили архиереи не только Русской Православной Церкви, но до нас доносились возгласы на греческом, на английском. Разобрать слова было сложно даже на русском, потому что ветер рвал слова и разносил их над монастырем, а движения губ, несмотря на то, что служба совершалась под пологом на открытом воздухе, было не разглядеть – слишком далеко. Куда лучше громкоговорители разносили чудные по своей мелодичности, непривычные уху песнопения в исполнении монастырского хора.

Во время Божественной литургии все паломники с особенным чувством прислушиваются к словно бы охрипшему, несколько надрывному голосу Святейшего Патриарха. Но выводы люди делают самые противоположные: кто-то говорит, что в прошлый раз Предстоятель выглядел более здоровым, кто-то – наоборот. И все крестятся при этом – и без слов понимают, о чем эта молитва.

– Как впечатления от этих дней? – спросил я знакомую православную паломницу, находившуюся здесь с первого дня торжеств.

– Что ты, – махнула она рукой. – Как на небе побывала!

В это время послышался возглас Патриарха Алексия: «Христос Воскресе!»

«Воистину воскресе!» – ответила многотысячная толпа.

Вот среди лета и запели Пасху, как пророчествовал преподобный Серафим.

И.ИВАНОВ
г.Сыктывкар – Дивеево

(окончание на следующей странице)

назад

вперед