ВЗГЛЯД БЛАГИЕ НАМЕРЕНИЯ Какая монархия необходима России?
Рядовой Романов Однажды святой Царь Николай II решил убедиться в пригодности новой экипировки для армии. Облачился в солдатское обмундирование и с полной выкладкой, винтовкой, пайком прошагал 40 верст. Дело было в Крыму и, видимо, по жаре. Командир полка, где все происходило, попросил тогда о милости: зачислить Царя в свою часть и на перекличке вызывать его как рядового. Государь ответил согласием. В послужную книгу нижнего чина вписал свое имя: «Николай Романов», а срок службы указал – «до гробовой доски». Это обещание он сдержал. Государь умел сходить в рядовые, это мы не смогли подняться до Царя. И не обретем покоя, пока не научимся этого делать. «Имею честь» Один эпизод в истории нашей революции приковывает особое внимание. В нем как в капле воды отразилась недостоинство России иметь настоящего православного монарха. Первого марта (здесь и далее – по старому стилю) 1917 года к Государственной Думе подошел, печатая шаг, большой отряд моряков. Это был Гвардейский экипаж, – наверно, самая элитная часть Империи. Во главе ее находился двоюродный брат Царя Великий князь Кирилл Владимирович Романов. Вот как писала об этом газета «Биржевые Ведомости»: «Обратившись к председателю Думы, Великий князь Кирилл Владимирович заявил: – Имею честь явиться к вашему превосходительству. Я нахожусь в вашем распоряжении. Как и весь народ, я желаю блага России. Сегодня утром я обратился ко всем солдатам Гвардейского экипажа, разъяснил им значение происходящих событий и теперь могу заявить, что весь Гвардейский флотский экипаж – в полном распоряжении Государственной Думы. Слова Великого князя были покрыты криками «ура»...» Зададимся вопросом: кто кричал и почему? Незадолго до этого, 26 февраля, Николай Второй объявил о роспуске Думы. Та, несмотря на законность требования царя, распускаться не захотела. Более того, в здание Думы, в Таврический дворец, начали свозить арестованных сторонников Государя. Среди них были глава правительства Горемыкин, председатель Государственного совета Щегловитов, министр здравоохранения Рейн, петроградский градоначальник Балк, начальник Петроградского военного округа Хабалов, директор морского корпуса адмирал Карцев и множество других государственных деятелей и военных. Хватали всех, кто способен был возглавить сопротивление новой власти. Отношение к арестованным было издевательским. Им запрещалось даже разговаривать между собой.
Но, несмотря на эти меры, новое, самозванное правительство обмирало от страха. К городу приближались войска генерала Н.И.Иванова, направленные Государем для подавления беспорядков. В ответ думцы начали готовиться к обороне. Восставших частей в городе было море, но способных оказать организованное сопротивление Царю – раз-два и обчелся. Поэтому приход Гвардейского экипажа имел для Родзянко и других мятежников большое значение. Тем более что Кирилл Владимирович был не просто одним из великих князей. Цесаревич был смертельно болен, Великий князь Михаил Александрович править решительно не желал. К тому же Михаил был женат на простой дворянке, и его возможное потомство прав на престол не имело. В подобных обстоятельствах сын Павла I Константин отказался занять трон и отрекся в пользу брата. Кому мог уступить свои права Михаил? Третьим в списке наследников стояло имя Кирилла Романова. * * * И вот он переступил порог Таврического, освящая собой мятеж. В тот момент в растерянности пребывали не только чиновники и офицеры. Многие солдаты не могли понять, против кого восстали их полки. Кто-то из них продолжал в этом хаосе хранить верность Государю, и еще больше было простых мужиков, которые с тревогой думали о том, что им скоро предстоит держать ответ перед военным судом. Однако после похода Гвардейского экипажа наступил перелом. «Вне закона» в Петрограде оказались те, кто хранил верность Царю. Это они, как «выяснилось», боролись против правительства (Государем не утвержденного). В любом случае, ни о каком трибунале речь уже идти не могла. Мятежные части оказались надежно прикрыты спиной Великого князя. Ради чего он пошел на этот шаг? Одни называют его действия изменой, другие утверждают, что это был последний шанс империи, что Кирилл будто бы надеялся своим поступком взять ситуацию под контроль. Окончательного ответа на этот вопрос мы не получим, наверное, никогда. Наличие благих намерений у Кирилла Владимировича вполне вероятно. Последствия их ужасны. В связи с этим вспоминается, что незадолго до революции писатель Леонид Андреев написал рассказ об Иуде Искариоте. В нем автор приходит к выводу, что Иуда был верным учеником Спасителя и стремился, по-своему, Его облагодетельствовать. Такие вот идеи рождались в атмосфере предательства, которая сгущалась над Россией. Это необходимо учитывать при любом серьезном разговоре о той эпохе. Особенно при попытке ответить на главные вопросы, заданные нам Февральской революцией. Все хотели как лучше, все думали об Отечестве. Так в какой же момент благой порыв оборачивается черной изменой? За кого нужно держаться в такие дни – намертво, уставно, вопреки здравому смыслу, – а кого послушать, с чем-то согласиться и поднять на штыки как врага Бога и Государя? Противостояние Конечно, можно было бы предоставить мертвым хоронить своих мертвецов и забыть обо всем. Великого князя Кирилла так же жаль, как и многих его современников – Керенского, например. Который на смертном одре нашел в себе силы сказать: «Прощайте и забудьте меня. Я погубил Россию!» Если бы Кирилл Владимирович Романов осудил свои действия в 17-м году столь же строго, можно было бы сказать: «Бог ему судья». Вместо этого он через семь лет после похода в Думу в эмиграции провозгласил себя императором. Сегодня права на престол заявляют его потомки (в частности, Мария Владимировна Романова), причем весьма деятельно. Это плохо укладывается в голове. Вот тема для нового «Гамлета». Тем не менее, у претендентов есть в России сторонники. Их поддерживают, в частности, режиссеры Никита Михалков и Станислав Говорухин. Против выступал академик Дмитрий Лихачев. Также против Владимир Осипов, который много лет провел в узах за свою веру. Сегодня он многими считается совестью православного патриотического движения. Оба списка можно продолжить, отметив, что еще совсем недавно поклонников Кирилловичей в православной среде было очень немного. Зато возможность их возвращения и восстановления монархии в России всерьез обсуждалась политическим бомондом в Москве. ТВ откликалось на это целыми передачами, и нельзя исключить, что Кремль действительно мог держать подобный вариант про запас. * * *
Сегодня положение дел начало меняться. Все более широкие круги православной общественности втягиваются в противостояние. Например, этим летом бурными чувствами оказалась охвачена Самара. По приглашению епископа Сергия город посетила внучка Кирилла I княгиня Мария Владимировна. Среди встречавших были исполняющий обязанности губернатора Самарской области Павел Иванов, атаман Волжского казачьего войска Борис Гусев и т.д. На протяжении всего следования кортежа милиционеры отдавали честь. Но больше всех ликовала православная общественность. Вот как описала прощание с княгиней одна из местных газет: «Великая Княгиня... за это время еще больше полюбила Самару. Это было видно по тому, каким по-царски милостивым взором она окинула своих подданных, пришедших проводить Государыню. Слова прощания... И вот Ее Императорское Высочество машет нам рукой с борта теплохода. Сотни сердец согревала одна мысль: прощаемся не навсегда. Самара всегда будет ждать Государыню!..» Этот пафос можно было бы понять (мне очень близко желание людей уже сейчас жить при царе), если бы Мария Владимировна имела хоть какое-то моральное право на русский престол. С юридической точки зрения, ее претензии также весьма сомнительны. * * * Споры на эту тему начались еще в эмиграции, в начале 20-х годов. Тогда память о марте 17-го была слишком свежа, поэтому даже сторонники Кирилла Владимировича убеждали его передать права сыну. Великий князь к этим советам не прислушался, что не прибавило ему популярности. В сводке ЧК, датированной началом 25-го года, читаем: «Эмигрантская масса монархического толка отнеслась к манифесту Кирилла Владимировича (провозгласившему его императором – авт.) в общем отрицательно...». Большая часть монархистов склонялись в те годы к «непредрешенчеству». Предполагалось, что русский народ после освобождения от большевиков должен сам принять решение, как ему жить дальше. Впоследствии эта позиция оформилась в идею выборов царя на Земском Соборе. Первым ее всерьез озвучил, судя по всему, наш выдающийся публицист Иван Солоневич. Но до сих пор неясно, кто будет выбирать и по какому праву. То есть в вопросе о форме восстановлении монархии мы оказались связаны по рукам и ногам. И чем яростнее пытаемся освободиться, тем больше затягиваем узлы. «Хранитель канонов православных» Думается, что это будет продолжаться до тех пор, пока мы не выполним своего урока – не поймем, что такое русское самодержавие и почему мы его лишились. Помнится, как в начале 90-х годов сторонники Марии Владимировны отправляли какие-то поздравления правителю Саудовской Аравии – на том основании, что он тоже монарх. Этот формализм – не такая уж блажь, как может показаться на первый взгляд. Упор на православный характер царской власти таит для «кирилловцев» целый ряд опасностей. * * * Мать Великого князя Кирилла Мария Павловна была лютеранкой и первые 34 года жизни в России отказывалась перенять веру своего мужа. Это бросало некоторую тень на право ее детей наследовать русский престол. Согласно Основным законам Российской Империи, не только отец, но и мать будущего царя, «хранителя канонов», должна была на момент венчания исповедовать православие. Но оставим споры на эту тему юристам, отметив лишь практическое значение закона. Известно, что именно матери оказывают особое влияние на духовную жизнь детей. О том, какое влияние могла оказать Мария Павловна, можно судить по одному обстоятельству. Она с иронией относилась к ревностному исповеданию православия св.Царицей Александрой. Их отношения вообще были не слишком приязненными. С предыдущей императрицей, Марией Федоровной, Великая княгиня Мария Павловна ладила еще меньше. И эта полувековая вражда с троном не могла, конечно, не отразиться на ее сыне – Кирилле. * * * Следующим, гораздо более весомым, камнем преткновения стала скандальная женитьба Великого князя Кирилла на его двоюродной сестре – Виктории Саксен-Кобург-Готской (супруги были родными внуками Александра II). Николай II был категорически против. Тем не менее, вопреки его воле венчание состоялось. 54 правило 7-го Вселенского Собора настаивает на расторжении подобных браков и семилетней епитимье. Но что еще важнее, это был, что называется, «действующий канон», подтвержденный указами Св.Синода 1810 и 1885 годов. Согласно им, подобные браки воспрещались как противные «самой природе человека». Ни один из жителей Российской Империи жениться на двоюродной сестре не мог, а к «двойной бухгалтерии», когда некоторые царственные особы полагали, что для них закон не писан, Государь относился очень болезненно. Он считал это бесчестьем, нарушением долга перед народом. После женитьбы Великому князю Кириллу запрещено было появляться в пределах империи. Особое совещание рассмотрело в декабре 1906 года сложившееся положение и заключило, что «брак... по действующим в Российской империи законам должен почитаться как бы несуществующим», а дети, рожденные от этого брака, «должны почитаться внебрачными». Прочитав этот документ, Николай II начертал резолюцию, лишающую Кирилла Владимировича и его потомство многих прав, в том числе права на наследование престола. Однако вскоре давление родственников и опасность, что скандал сыграет на руку врагам монархии, вынудили Государя пойти на уступки. Прощение было объявлено, хотя и начиналось с несколько необычной формулировки: «Снисходя к просьбе любезного дяди нашего... Великого князя Владимира Александровича, всемилостивейше повелеваем...» Так Великий князь Кирилл занял прежнее место в иерархии Дома Романовых. Для Государя, который продолжал верить, что его место займет Цесаревич Алексий, это не имело тогда принципиального значения. Накануне революции В моральном отношении св.Николай и его двоюродный брат Кирилл были, наверное, антиподами. Один был крайне чувствителен к малейшим нюансам в отношении долга. Для второго основными законами были его желания. Это сыграло роковую роль в истории династии. Но, кроме различий, у двух этих людей было немало общего, так же, как, например, у Александра Первого и декабристов, героев 1812-го года. Именно Кирилл Владимирович впервые поднял флаг над русским Порт-Артуром. Во время русско-японской войны он, вместе с адмиралом Макаровым, командовал обороной крепости с моря. Они оба стояли на капитанском мостике эскадренного броненосца «Петропавловск», когда тот подорвался на японской мине и пошел на дно. Контуженный, обгоревший, Великий князь в числе немногих смог тогда выплыть. Когда его заметили спасатели, он крикнул: «Со мною все в порядке, спасайте остальных!» Государь писал о случившемся как о чуде. И потом, когда закончилась эпопея с изгнанием брата из России, он написал в дневнике: «Теперь это дело решено, как будто гора с плеч свалилась...» * * * Примирение казалось полным, даже Государыня во время I мировой войны тепло писала о Кирилле Владимировиче и его супруге. В свою очередь, Кирилл Владимирович, его мать и братья долгое время относились к Царской Семье максимально корректно. Они, например, не приняли никакого участия в разжигании страстей вокруг Григория Распутина (по тем временам это дорогого стоило). Но это не помешало им впоследствии выступить в защиту убийц Распутина. Тогда, в декабре 16-го года, какое-то странное марево начало окутывать семью Марии Павловны. Пошли разговоры о том, что в ее доме затевается заговор против императрицы.
Нынешний секретарь Императорского Дома Александр Закатов написал недавно подробную апологию «Император Кирилл I в февральские дни 1917 года». Это самая удачная попытка реабилитировать Кирилла Владимировича Романова, которая принесла ее автору ученую степень. Тем важнее отметить, что даже профессиональному историку слабость своих позиций пришлось энергично драпировать с помощью приемов, более характерных для адвокатуры, чем для науки. В том, что касается декабрьских событий, Закатов смог поставить под сомнения показания французского посла Мориса Палеолога и лидера националистов Пуришкевича. Непонятно, правда, зачем он их вообще вытащил на свет Божий. Возможно, для того, чтобы скрыть растерянность перед книгой главного свидетеля – председателя Государственной Думы Михаила Родзянко «Крушение Империи». В ней можно найти рассказ о том, как Мария Павловна позвонила поздно вечером Родзянко с просьбой немедленно приехать к ней. Тот отказался, тогда договорились встретиться следующим утром, в канун Рождества. «На другой день, – пишет политик, – на завтраке у Великой княгини я застал ее вместе с ее сыновьями, как будто бы они собрались для семейного совета. Они были чрезвычайно любезны, и о «важном деле» не было произнесено ни слова. Наконец, когда все перешли в кабинет и разговор все еще шел в шутливом тоне о том, о сем, Кирилл Владимирович обратился к матери и сказал: «Что же вы не говорите?» Великая княгиня стала говорить о создавшемся внутреннем положении, о бездарности правительства, о Протопопове и об Императрице. При упоминании ее имени она стала более волноваться, находила вредным ее влияние и вмешательство во все дела, говорила, что она губит страну, что благодаря ей создается угроза Царю и всей царской фамилии, что такое положение дольше терпеть невозможно, что надо изменить, устранить, уничтожить... Желая уяснить себе более точно, что она хочет сказать, я спросил: – То есть как – устранить? – Да я не знаю... Надо что-нибудь предпринять, придумать... Вы сами понимаете... Дума должна что-нибудь сделать... Надо ее уничтожить... – Кого? – Императрицу». Александр Закатов, пытаясь дезавуировать этот текст, задается вопросом: почему Родзянко «вспомнил» об этом разговоре лишь после того, как Кирилл Владимирович объявил себя императором? Можно ли верить столь запоздалому признанию? Этот аргумент лишен всякой ценности. Родзянко проговорился обо всем практически сразу после беседы в доме Марии Павловны. Историк С.Мельгунов в своем серьезном исследовании «На пути к дворцовому перевороту» пишет: «Слухи о разговоре М.П. с Родзянко проникли широко в общество – они тогда же были зарегистрированы Карриком». Историк добавляет также: «Совещания в салоне М.Павл. продолжались. Из других источников я знаю о каком-то таинственном совещании на загородной даче, где определенно шел вопрос о цареубийстве: только ли императрицы?» Разумеется, слепо верить всем этим разговорам и памяти Михаила Родзянко не стоит, нужно знать контекст происходящего. Согласно записи в дневнике Великого князя Андрея Владимировича, председатель Думы был вызван не для разговора о перевороте, а с тем, чтобы помочь убийце Распутина – Великому князю Дмитрию Михайловичу. В отношении этого родственника Государь проявил тогда «невиданную жестокость» – решил сослать его в Персию. Разговор об Императрице, быть может, вовсе не планировался. Родзянко сам признается, что Мария Павловна разгорячилась и потеряла над собой контроль в определенный момент - при упоминании имени Царицы. Нельзя буквально понимать и слово «уничтожить». Из других источников известно, что речь шла о желании запереть Александру Федоровну в монастырь. Определенно можно сказать только то, что отношение к Императрице в семье Кирилла Владимировича было резко отрицательным. Это объясняет поразительное небрежение Великого князя о Царице (и ее детях) во время революции. Март 17-го Поборники Кирилловичей тщательно избегают этой темы. Игнорируют вопрос – как мог Великий князь увести свой Гвардейский экипаж из Царского Села в те дни, когда семья Государя особенно нуждалась в защите. Начало волнений в Петрограде застало Кирилла Владимировича, как, впрочем, и всю Россию, врасплох. Открытого бунта почти никто не предполагал, хотя что-то назревало. В середине месяца Великий князь Кирилл подал Царю Записку со всякими остроумными советами. Из нее можно было узнать, как переделать Россию на конституционный манер, как упрочить власть. Предлагалось, например, прекратить добычу золота, чтобы высвободить в военное время рабочую силу, занятую на рудниках. И действительно – зачем нам золото? Это вполне характеризует государственные способности Кирилла Владимировича. В тот момент народу в армию было призвано сверх всякой меры, тот же Петербург был забит запасными войсками под завязку. Правительство не знало, что с ними делать – хоть по домам отправляй, чтобы сами себя кормили. 26 февраля министр Протопопов видит Великого князя в Мариинском дворце внимательно наблюдающим за началом революции. 27 февраля Великий князь, озабоченный стрельбой на улицах, появляется в кабинете петроградского градоначальника А.Балка с тем, чтобы устроить ему разнос. На вопрос, что делается для подавления бунта, Балк вразумительного ответа дать не смог. Тогда Кирилл Владимирович обещает прислать на подмогу две верные роты. К вечеру его моряки-гвардейцы пришли из Царского Села, потолкались без толку и исчезли в неизвестном направлении, отозванные Великим князем. Так Царская Семья начала лишаться охраны. 28 февраля мятежники осадили Александровский дворец, где находилась Государыня с детьми. Вот как напишет об этом фрейлина, подруга Императрицы Анна Вырубова: «Никогда не забуду ночи, когда немногие верные полки (Сводный конвой Его Величества, Гвардейский экипаж и Артиллерия) окружили дворец, так как бунтующие солдаты с пулеметами, грозя все разнести, толпами шли по улице ко дворцу». Но даже после этого мысль о необходимости защитить если не Царицу, то хотя бы Наследника, явно не овладевает Кириллом Владимировичем. 1 марта он уводит уже большую часть Гвардейского экипажа из Царского Села – с тем, разумеется, чтобы «спасти Россию». На этом фоне опасность, которая нависла над Государыней и ее детьми, казалась будущему императору Кириллу I второстепенной проблемой. Анна Вырубова сделала тогда запись в дневнике: «На следующий день полки с музыкой и знаменами ушли в Думу». Государыня писала мужу: «Экипаж покинул нас сегодня вечером – они совершенно ничего не понимают, в них сидит какой-то микроб». Эти две цитаты выписаны мною из монографии Александра Закатова. Ознакомив нас с этими фактами, историк почему-то резюмирует: «Итак, мы выяснили, что Великий князь из Царского Села экипаж не уводил». Эта фраза разумному объяснению почти не поддается. Возможно, имеется в виду, что князь не лично вывел экипаж из Царского, а вызвал с помощью распоряжения. Почувствуйте разницу... Что было дальше? В.Григорян (Окончание следует) На глав. страницу.Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив.Почта.Гостевая книга |