НАУКА И ХРИСТИАНСТВО Вид из «брейгелевского» окна Совсем не научные заметки Один известный академик сказал: «Загадки природы можно познать, глядя в окно своего дома». Понятно, что корифей науки дискутировал с кем-то и просто использовал красивый образ. Мол, слишком уж притязательны стали эти молодые исследователи – вынь и положь им дорогостоящую лабораторию, чуть ли не молятся на все новые и новые точные приборы. Но помогут ли технические подпорки, если нет пытливого, проницательного ума... И так далее. Впрочем, это неважно.
В разные годы у меня были разные окна. Сейчас живу в Сыктывкаре в длиннющем, вытянувшемся вдоль ул. Коммунистической, панельном доме, за которым находится ледовый трек. По вечерам на льду полно людей: одновременно на нескольких пятачках мальчишки гоняют шайбы, между ними кружится девочка в белых коньках, в ее сторону продвигается мамаша, смешно перебирая ногами по скользкому льду, мимо этаким Чарли Чаплином катится мой сынишка, только еще встал на коньки, а вон там, на краю катка, кем-то забытая детская коляска... Каждый по отдельности, и все в одной гурьбе. Стою я на кухне и с высоты шестого этажа любуюсь на эту праздность. Быстро вечереет, в воздухе появляется... что-то невыразимое. Зеленоватый лед катка, черные фигурки людей, вдруг прояснившееся небо, которое сейчас погаснет... В этот миг мироздание становится прозрачным, и ты что-то понимаешь. Но, словно собака, сказать не можешь. Это понимание не то что математическими формулами, даже приближенными человеческими словами не опишешь. Вселенская немота. Что успокаивает – не один я такой безъязыкий. Сегодня воскресенье, но приходится сидеть за столом – застрял на «литературной обработке» одной научной рукописи. Битый час пытаюсь проникнуть в смысл написанного. Читаю: «Проблема сингулярности является лишь частью более общей проблемы, проблемы возникновения Вселенной. Если какая-либо модель Вселенной постулирует сингулярность, это, несомненно, создает очень большие теоретические трудности. Но даже если сингулярности можно избежать, то основной вопрос по-прежнему остается без ответа: откуда собственно появилась Вселенная?» Сдавшись, берусь за трубку телефона. Автор этой работы – пенсионер, поэтому должен быть дома. – Константин Николаевич? – Да, слушаю. – У меня к вам просьба. Не могли бы в двух словах объяснить, о чем ваша статья? – Ну, вы ставите передо мной невозможную задачу. – Хорошо, в чем главная идея? – Посмотрите главу «Две вселенные». Наш кругозор охватывает только видимое, то, что можно пощупать. А все остальное мы называем словом «ничто». Но это не правильно. «Ничто» вообще не существует. Просто есть две вселенные – первопричинная и наша, которая как бы сгустилась... Первая Вселенная является причинной сутью второй, а также ее вместилищем. Так что Сотворенная Вселенная, то есть наша, находится в пространстве первой – в виде небольшого материализованного островка, затерявшегося в безбрежном океане духовной природы. Вот механизм этой материализации я и рассматриваю. Продолжаю расспрашивать самодеятельного ученого. По телефонным проводам, которыми опутан наш город, бегут электрические сгустки, складывающиеся в слова «вибрационные процессы», «протекание прошедшего», «первая волновая структура», «семеричный код». Странное изобретение – телефон. Разговариваешь, не видя человека, и даже не знаешь, где он находится, какой у него дом, какой вид из окна. Может быть, окна смотрят на парк, и осенью в открытую форточку слышно, как переговариваются деревья. Или упираются окна в нашу сыктывкарскую ТЭЦ с двумя черными трубами, и клубы дыма занимают полнеба, и думаешь: это по языческому похоронному обряду на большом костре сжигается вся наша земля... – Спасибо, Константин Николаевич. Положив трубку, возвращаюсь к рукописи, ищу главу «Две вселенные». Она начинается так: «Существует лишь Единая, Абсолютная Действительность, которая предшествует всему проявленному и условному Сущему – это бесконечная и вечная причина, которая является «Бескорним корнем» всего, что было, есть или когда либо будет...» Кажется, пока все понятно. Переходим к описанию сотворения «второй», материальной, вселенной. И тут снова теряю нить... Чувствуется: человек что-то понял, увидел в природе, но сформулировать не получается. * * * Константин Николаевич трижды приносил нам свой труд со словами: «Вот я все заново переписал». А на днях положил на стол дискету с еще одним вариантом, «сокращенным». – Помилуйте, – говорю ему, быстренько подсчитав в компьютере объем файла. – У вас 231776 буквы, не считая пробелов между словами. Это же объем двух номеров нашей газеты. – Так сократите или дайте с продолжением. Вот вы напечатали радиофизика из Вологды, а я с ним не согласен. Он пишет, что по мере расширения круга знаний с геометрической прогрессией расширяется и граница непознанного, и схему приводит: круг, за периметром которого лежит Непознанное. Чем больше круг, тем протяженнее периметр и тем больше соприкосновения с Непознанным. – С чем же вы не согласны? – С выводом. Будто наступит такое время, когда круг настолько расширится, что Непознанное задавит нас, постижение его станет бессмысленным. Все это так, если в Непознанном видеть примитивную, тупую, не сотворенную, а само собой возникшую материю. – Что-то я не понимаю... – Ну вот вы подняли с земли камень и представили, что он не сотворен Богом, а как бы сам по себе. Если это так, то перед вами «вещь в себе», которая уже по определению непознаваема. Этот камень существует сам для себя, как его можно постигнуть? Если же его создал Бог, то дело другое: появляется смысл, зачем он был создан, в каких процессах и для чего участвует и так далее. Значит, если мы признаем возможность познания, признаем и Творца. А коли так, то познание уже понимается по-другому... Есть два вида познания. В одном случае мы ходим по земле и наклоняемся у каждого камня, описываем его, атрибутируем. И так можно бесконечно ходить. Это познание безбожное, ориентированное на тупую, самовозникшую материю. Но стоит лишь понять, что все сущее явилось по воле Творца, и направления поисков сразу меняются. Уже не нужно поднимать каждый камень, потому что знание о всех этих бессчетных камнях и песчинках сосредоточено в другом месте – в Творце. – Постойте, но вы начали с радиофизика, который сомневается в возможности постичь природу, и сказали, что с ним не согласны. И тут же предлагаете постигать Бога. Но Он тем более непостижим! – Это как посмотреть. Изучение «несотворенной» природы абсолютно тупиково, там вариантов нет. А вот к пониманию Бога мы еще можем как-то приблизиться, поскольку сами сотворены по Его подобию. Это не будут совершенно точные знания, но хоть что-то... Вот, например, интересная вещь, я вам сейчас нарисую. Гость рисует схему, внешне похожую на семисвечник, какой стоит в церковных алтарях, объясняет: – Еще Гелленбах удивлялся, что число вибраций, составляющих ноты музыкальной грамоты, строго аналогичны шкале химических элементов и также гамме цветов, как она раскрывается спектроскопом. В радуге мы видим одну октаву из семи цветов, а в в музыке и химии – серия из семи октав. Если посмотреть на другие физические явления, то обнаруживаются троичный, семиричный и двенадцатиричный коды. В плане материя представляет собой... Позже я спросил Константина Николаевича, как он до всего этого додумался. «Читал научные книги, а большей частью интуитивно дошел». * * * И вот сижу я дома в выходной день над «сокращенным» вариантом рукописи. Понятно, что научные журналы ее не примут – потому что в ней интуиция, а не точные данные опытов. Для нас же эта работа слишком «научна» и объемна. Но сам автор мне симпатичен. Всю жизнь он наблюдал природу и, выйдя на пенсию, решил оформить это письменно. «Всю свою сознательную жизнь, – пишет он, – я был занят изучением вопросов, связанных с познанием устройства естества природы. Это почти стихийное увлечение прочно жило во мне и было моим обычным состоянием, а потому заставляло меня аналитически относиться ко всем явлениям, попадавшим в поле моего внимания и подолгу размышлять над скрытой сутью их природы...» Кто знает, может, в его работе что-то и есть. Но кому это нужно? А может, Господь радуется, видя пытливый ум, что восхваляет Его творение? Иду перекусить на кухню, бросаю взгляд в свое «брейгелевское» окно. Белый снежный день. Каток только что почистила уборочная машина, лед зеркален, и только двое спортсменов-конькобежцев кружат по треку. Мосластые ребята, неестественно склонившись вперед, словно тени, скользят друг за дружкой. Они за стеклом, но я слышу, как размеренно и сухо шоркают стальные лезвия по крошащемуся льду. Я любуюсь ими, как совершенными животными. Движения их точны и математичны. Они, как танцоры, телом своим выражают формулу сочлененности мироздания. Постижение мира происходит не только в лабораториях. И я верю, как и Константин Николаевич, что познание бесконечно, что бы ни говорили скептики-ученые. Сейчас много пишут о кризисе науки, о том, что с помощью новейших приборов достигли таких тонких материй, описание которых уже не поддается логическому анализу. Но о кризисе КАКОЙ науки идет речь? Той науки, что существует всего 200-300 лет. А до нее была космология, ставившая на первое место не «объективные» приборные наблюдения, а понимание сущего, подчас чисто интуитивное. И в будущем, я думаю, ученым будет еще много работы: любоваться тем, как растут деревья; исследовать веселое жужжание пчелы в цветущем поле; измерять глубину сонаты Моцарта... Предмет исследований – Премудрость Божья, она же Красота – бесконечен и столь содержателен, что работы хватит до скончания времен. М.ВЫГИН
На глав. страницу.Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив.Почта.Гостевая книга |