Итак, сошлись две крайности. В споре вокруг имени матери Марии сошлись «филоиудеи» и ревнители чистоты православия. Какое это имеет отношение к реальному подвигу новопрославленной святой? Да, она помогала евреям, спасая их от арестов гестапо и газовых камер. Но до этого она спасла немало русских людей, вытаскивая их «со дна», вызволяя из психиатрических больниц. И на это ушло почти десять лет жизни. А евреев от преследований гестапо она прятала только один год. Почему же надо выделять в ее жизни именно этот период?

Так же непонятно, почему в обширном творчестве матери Марии нужно выделять именно дисседентские ее вещи – то есть те, в которых содержится критика «синодальной церкви». «Филоиудеи», таким образом, занимаются «подтасовыванием карт» в свою пользу и искажают образ святой.

Но и ревнители занимаются точно таким же искажением. Потому что воюют с искаженным образом как с реально существовавшей личностью. Получается, что ревнители соглашаются с теми, кто сделал имя матери Марии своим знаменем: «Да, она была именно такой, какой вы ее представляете. Потому она – еретичка, а не святая».

Но, еще раз повторим, единственно верный путь избрали те, кто проводил канонизацию, – монахиня Мария канонизирована не одна, а в соборе – вместе с теми, с кем трудилась в деле помощи обездоленным в приюте на улице Лурмель. И канонизирована не за свои богословские труды, а за исповеднический подвиг в лагере и мученическую кончину.

Как известно, и у святых могли быть ошибки, могли существовать заблуждения в умственной сфере. Непререкаемыми в этом смысле могут быть только те, кто признан «учителями Церкви». А большинство святых прославлено именно за свою деятельную, подвижническую жизнь, а не за написанные книги. Даже такой святой, как праведный Иоанн Кронштадтский, немало написавший и издавший книг, почитается не за эти книги, а за служение народу. Кстати сказать, он ведь тоже помогал и молился не только за православных, но и за иудеев, и мусульман. Такие случае описаны в воспоминаниях очевидцев.

Мать Мария, как и св.пр.Иоанн, исполняла заповедь о любви к ближнему. Тому, кто в данный момент в этом более всего нуждался. Был ли это великий русский поэт Александр Блок, которого она вымаливала годами, или пьяная матросня в Анапе, которых она смогла умирить силой слова, рожденного из молитвы, были ли это проститутки и наркоманы Парижа, или еврейские дети, согнанные на стадион для отправки к Освенциум, – она шла на помощь, в первую очередь, к тем, кто в этот момент был ее ближним.

А те, кто пытаются оспорить ее святость, – могут ли сказать, что они на деле исполняют заповеди, хотя, может быть, и говорят правильные слова и пишут правильные книги. На всю жизнь запомнила автор этих строк разговор со своим учителем – профессором Дмитрием Евгеньевичем Максимовым. Состоялся он в конце 1980-х годов, когда интеллигенция стала воцерковляться с рвением неофитов. При этом христианство в большинстве случае воспринималось как «правильная философия» – мы все тогда получали ответ на пилатовский вопрос: «Что есть истина?» и страшно радовались этому, забывая о том, что Истина не что, а Кто. И этот Кто – Господь наш Иисус Христос – требует не философствования, а жизни. Многие из таких «философствующих православных» были младшими друзьями и учениками Дмитрия Евгеньевича Максимова. Сам он был человеком трагическим. В юности он потерял веру, вернее, отошел от Церкви, продолжая верить «по-своему». А на склоне лет к нему пришло есенинское настроение: «стыдно мне, что я в Бога не верил, страшно мне, что не верю теперь». И вот он присматривался к нам, «бесстрашно» объявлявших себя православными, церковными людьми. И не находил того, чего жаждала его душа. Как-то он сказал: «Если бы я встретил такого человека, как мать Мария, я бы смог вернуться в Церковь». И на вопрос, чем именно она ему дорога, ответил: «Она возлюбила много. Ее слова не противоречили ее делам. И она была свободна».

И мать Мария именно таких людей умела привлечь, умела разговаривать на их языке. Часто это был не язык книг и статей. Так, посланная читать лекции шахтерам, она вместо этого помыла пол в их бараке, а наркоманам и проституткам она давала жилье и работу. А вот в нацистском лагере она, наоборот, читала лекции и говорила соузницам: «Думайте, никогда не снимайте мысль».

Конечно, как всякий живой, импульсивный и свободный человек, мать Мария не избежала ошибок. Часто в ее писаниях слишком много бунтарского, эсерского духа. Но еще раз повторимся: не за статьи и стихи ее канонизировали. И обращаться в молитвах к ней за помощью мне лично хочется не для решения «философских проблем» и разбора «типов религиозной жизни», а в трудные жизненные минуты. Потому что матушка в своей жизни перенесла очень много горького: смерть детей, потерю родины, одиночество, непонимание, клевету – и смогла все это преодолеть. А значит, может укрепить того, кто терпит подобное, пережитому ею.

Каждый святой являет нам определенный образ. Потому так важны иконописные изображения прославленных подвижников. Они не должны быть самочинными и идеологизированными (как это случилось с м.Марией).