ПЕРЕКРЕСТКИ
ЗА КУЛИСАМИ ВЫСТАВКИ
11 июня в Вологодской областной картинной галерее состоялась презентация большого красочного альбома «Образ святителя». Редко так бывает, чтобы по итогам одной выставки выпускались книги. А эта посвящена именно выставке, которая проходила здесь в мае-июне нынешнего года и называлась «Образ святителя Николая Чудотворца в изобразительном искусстве XIII – XXI веков». Книга знакомит с закулисами выставки – рассказывается, как искусствоведу Александру Рыбакову пришла счастливая идея собрать вместе со всего Русского Севера лучшие образы Николы Чудотворца, «народного святого», высококачественные фотографии демонстрируют экспонаты северных музеев. К сожалению, представление книги проходило «за закрытыми дверями», пускали только по приглашениям. Да и саму книгу не каждый сможет прочитать – стоит она 500 рублей. Так что повезло тем, кто побывал на самой выставке.
Мне повезло. Осмотр я начал с первого этажа, где представлен «XXI век». Чего здесь только нет – импрессионизм, абстракционизм, обычная живопись. И отовсюду смотрит Никола Чудотворец, точнее, то, что художник под ним подразумевал. Перед некоторыми картинами я долго стоял... Вот картина «На месте обретения святыни» устюжского художника Владимира Латынцева. Дремучий бор, пенек, весь утыканный зажженными свечами, – этакий церковный канун в лесу. Здесь был обретен чудотворный образ Николы Великорецкого... А вот огромное полотно Юрия Воронова «Николин день». На переднем плане женщина прядет пряжу, а за ней – голое заснеженное поле, на котором будто из воздуха появляется святитель в полном архиерейском облачении. Как художнику это удалось – передать тишину и прикровенность совершающегося чуда?
После современной живописи (я уже в зале с иконами) глаза разбегаются по сторонам, желая зацепиться за что-нибудь эффектное. Останавливаюсь перед вырезанной из сосны статуей «Николы Можайского». В одной руке у него длинный меч, в другой – храм. Как следует из подписи, взята из Никольской церкви села Койнас, что у Белого моря на Лешукони. Вот ведь, и предки наши любили художества. Любопытна и резная выносная икона с Николой на длинной ручке. Фактически это хоругвь, только она в виде обычного флага и целиком сделана из дерева. Представил крестный ход с такой хоругвью... Древняя исконная Русь. Об архаичности ее говорит и подпись: «Из дореволюционного собрания музея, г.Череповец». Получается, в синодальные времена такие «диковины» уже не держали в храмах, отдавали в музей.
От резьбы перехожу к обычным «плоским» иконам и... чувствую себя полным невежой. Другие посетители чинно ходят от экспоната к экспонату, подолгу стоят с видом знатоков, о чем-то думают. А у меня одна мысль, не очень-то умная: «Зачем столько Николаев Чудотворцев в одном месте? Вот бы отдали одного в нашу Воскресенскую церковь. Тут же их много, не обеднеют...» Пробежавшись по галерее, взялся изучать буклет. В конце его написано: «Нужны серьезные и обстоятельные иследования, нетрадиционные подходы к соединению разновременных явлений культуры и общечеловеческого духовного опыта в единую цепь мировой гуманитарной истории. Так в своей главной задаче строится выставка...» Нич-чего не понимаю. О чем это они?
– Скажите, а почему в некоторых подписях под иконами не сказано, из какого храма они взяты? – спрашиваю полусонную служительницу.
– Что? – оживает музейщица. – А зачем это? Вы не на подписи, а на сами иконы смотрите. Некоторые из музейных фондов, редко выставляются.
– А в фондах вашего музея много икон?
– Экспонируется малая часть, а сколько всего их, даже не знаю. Спросите у реставраторов.
* * *
По пути к реставраторам забежал в главную иконную галерею, перекрестился на «Зырянскую Троицу», чем, кажется, напугал музейщицу. Но вот и знакомый дворик. Дверь, что ведет в мастерские, уже другая – железная, с кодовым замком. Когда ж я был здесь в последний раз? Почти десять лет назад...
Помню, встретил меня тогда старик в кургузом мятом пиджачке, в толстых роговых очках, этакий деревенский дядя. С виду и не скажешь, что к нему приезжают ученые историки, профессора проконсультироваться, когда возникают затруднения с каким-нибудь старославянским текстом. До Федышина были широко известны 30 вологодских иконописцев, а он установил и описал в своей картотеке еще 200!
Мастерская его напоминала химическую лабораторию и самую обыкновенную столярку: едко пахло ацетоном, кругом банки, бутыли, пузырьки с растворами. Когда я спросил, как он реставрирует иконы, старик ничего говорить не стал, а просто показал, как это делается. На темную доску накладывается тряпочка, пропитанная раствором. Тряпочка впитывает копоть, грязь или краску поздних наслоений. Тампоны сменяют друг друга – и открывается кусочек образа, каким он был раньше. Кусочек за кусочком... Работа, можно сказать, малотворческая, кропотливая и вредная для здоровья – испарения от химических реактивов сжигают легкие. Расчистка одной иконы, бывает, длится около года.
«До сих пор привыкнуть не могу, как появляются на темных иконах фигуры святых, светлые лики, первозданные цвета, – рассказывал Николай Иванович. – Каждый раз по-новому... А ведь я 45 лет это наблюдаю».
Династия реставраторов Федышиных происходит от Ивана Федышина, которого в детстве по родительскому обету отдали на два года в Соловецкий монастырь. Там настоятель определил его на послушание в иконописную мастерскую. Позже писатель Гиляровский помог юноше в Москве поступить в училище живописи, ваяния и зодчества. В 1924 году Иван Васильевич пришел заведовать художественным отделом в вологодский музей. Здесь познакомился и с будущей женой, хранителем музея, которая была из священнического рода.
«Сразу, как отец поступил сюда, он отправился по разоренным храмам, часовням, опустошенным монастырям, чтобы спасти иконы от поругания и просто физического уничтожения, – рассказывал его сын, Николай Иванович. – Бывало, от деревни к деревне шел он пешком, иной раз и на крестьянской телеге. Осенью и зимой, в чахоточном состоянии... Иногда приходилось отбирать иконы прямо из рук «воинствующих безбожников». За четыре года, в разгар атеистической пропаганды, он спас почти пять тысяч образов. Это – основа нашего музейного собрания. А в 37-м его арестовали...
Когда отец умер, мне было 13 лет. Чему он успел научить меня? Как карандаш правильно затачивать, краски смешивать, как цвета сравнивать. И, главное, показал, что иконы – это не картины... Если икону не почитаешь – какой же ты реставратор? Если святого образа не видишь – разве усидишь над этой доской часами, месяцами? Простому художнику легче что-то новое намалевать, чем корпеть тут... А отец видел, какой свет из икон идет...» В музей работать Николай определился во время войны. Поначалу раскрашивал карикатуры на немцев, вырезанные из газет. Делал их цветными. Затем картинки наклеивали на щиты и устраивали выставки-передвижки для госпиталей. Позже Николая взял в ученики старинный друг отца еще с дореволюционной поры, потомственный иконописец и реставратор Брягин. Сразу после войны они подготовили выставку отреставрированных ими икон. Стали приходить люди, подолгу стояли перед образами. Но облисполком прикрыл «религиозную пропаганду», директору влетело. Брягину и Федышину запретили реставрацию икон, они же втайне продолжали...
Почти полвека Николай Иванович отдал спасению икон. Сейчас он на пенсии, а дело его продолжают сыновья Николай и Иван. Они на этот раз и встретили меня в мастерской.
* * *
Старший, Иван, внешне больше похож на отца – в таком же рабочем пиджачке, очках (слева на фото). Он в основном и отвечал на вопросы.
– На выставке «Образ святителя», наверное, есть и ваши отреставрированные иконы?
– Да, некоторые мы укрепляли. А выставка хорошая, сейчас такое редко бывает. Никола Чудотворец – самый почитаемый святой, у нас в фондах он третьим идет по количеству икон, после Спасителя и Богородицы.
– Фонды пополняются?
– Иногда приносят коллекционеры, на продажу. А экспедиции давно уже не посылали – денег нет, да и выбрано уже все. Может, только где-то в Мезенских краях, у Белого моря иконы остались. Сейчас там орудуют в основном «черные следопыты», тащат все подряд, старинные стулья, сундуки, самовары. Новым русским надо же коттеджи чем-то обставлять.
– Старый кованый гвоздь сто долларов стоит, – смеется Николай, подключившись к разговору. – Это наша месячная зарплата.
– А вы сколько получаете?
– Да столько и получаем. Три тысячи рублей со всеми накрутками, «северными» и так далее. Иногда удается подработать, чтобы семью прокормить, – коллекционер, бывает, принесет икону на экспертизу, просит подреставрировать. Но это в свободное время. Здесь же работы невпроворот. Сейчас вот укрепляем образ Богоматери. Девятнадцатый век, не такая уж древность, а сыпется. Если сейчас не укрепить, то пропадет икона. Или вот образ – вот в коридоре у нас стоит, уже готовый. Это из нашего Кремля, из Софийского собора. Не просто экспонат, а настоящая икона, на нее молятся. Ответственность большая.
В коридоре у выхода действительно стоит огромная, под стать вологодской Софии, икона. На ней цари и простолюдье тянутся к Спасителю, молят о спасении...
– А ваш отец заглядывает в мастерские?
– Как вышел на пенсию, часто приходил. Как же это все бросишь? Но в последнее время больше над бумагами сидит, пишет что-то.
– Одну статью его я уже видел, – вспоминаю. – Что-то о датировках ферапонтовских фресок.
– Это открытие он давно уже сделал. Прежде считали, что собор в Ферапонтовском монастыре Дионисий несколько лет расписывал. А отец опроверг это. Оказалось, летопись-то ученые неправильно поняли. Там над буквами, которые дату обозначают, титл был в сторону смещен, и букву «ї» десятеричное прочитали как «i» обычное, с одной точкой. К тому же ошиблись с летоисчислением. В летописи есть такая запись: роспись Рождественского собора Дионисий начал в августе и перенес ее «на второе лето». Ученые поняли, что «на второй год», то есть расписывали не один год. На самом же деле год в старину начинался в сентябре, и был просто переход с августа 1501 года на сентябрь 1502-го. Потом отец посчитал в соборе швы между кусками росписи. Дионисий ведь писал по сырой штукатурке – сделает один кусок, ему уже штукатурят другой. И вот этих кусков столько, сколько дней шла работа. Отец посчитал – получилось всего 34 дня, а не годы, как думали.
– А в вашей работе что больше запомнилось?
– Запоминается-то самое трудное. Недавно укрепляли икону с избранными святыми. Там левкас – сама основа красочного слоя – был в таком состоянии... Долго объяснять. В общем, плесень проникал в дерево. Во время войны икона хранилась в Тотьме на барже и там, у реки, простудилась. Но, слава Богу, вылечили.
– А сколько икон в фондах вашего музея?
– Более четырех тысяч.
– И двое реставраторов...
– Получается так. Если брать выпускников из художественного училища, то они сразу сбегут. У них же зарплата будет без стажевых, а это, вы не поверите, – тысяча рублей. Кто будет корпеть над досками за такие деньги? Тем более работа вредная, ацетоном дышим.
– Кроме вас, никто.
– Именно! – смеются Иван и Николай Федышины.
Как я понял из рассказа потомственных реставраторов, «за идею» работают не только они, а фактически все в музее – от охранниц до научных работников. Так что платная выставка «Образ святителя», помимо прочего, это еще и рубли – на ту же реставрацию.
Если вдуматься, чем наше время отличается от 20-х годов? Тогда Иван Васильевич Федышин спасал святые образа от богоборцев. А сейчас приходится спасать от безденежья и равнодушия.
М.ВЫГИН
 | назад |
| вперед |  |
