ИСТОРИЯ
ЦАРЬГРАД И РОССИЯ
Должен ли Константинополь быть нашим?
(Продолжение. Начало в № 472)
Никон
Лишь в царствование Алексия Михайловича совпали три условия, необходимые для того, чтобы мечта о Константинополе начала облекаться плотью. Были: желание монарха, законность его пребывания на троне и согласие Патриарха на исполнение этого плана.
* * *
В Риме по-прежнему не понимали, с кем имеют дело, мечтали убить двух зайцев: одолеть турок и подчинить себе русское государство. Первое было насущной задачей, второе – непременным ее условием. Православный царь в Константинополе был для Ватикана хуже султана. Это не преувеличение. Когда в 1878 году мы, освободив Болгарию, встали под стенами Царьграда, Папа Пий IХ велел молиться о победе турецкого оружия над «схизматиками». Память о том, что Византия – «вотчина русских царей», изгладилась к тому времени полностью.
|
Но в XVII веке иллюзии еще оставались. Участие в реформе Русской Церкви при Никоне целого ряда католических агентов типа Паисия Лигарида общеизвестно. Известна и инструкция иезуитов самозванцу, где предлагалось привести русский обряд в соответствие с греческим, сложившимся накануне падения Византии. Смена обряда – акция незаурядная. Возможно, она, по мнению латинов, должна была сбить с русских спесь, сделать их сговорчивее.
Незадолго до этого им почти удалось добиться своего на Украине. И дело вовсе не в унии, которая была слишком грубо задумана и исполнена. Епископат, в массе своей, ей поддался, но народ встал на дыбы, и дело не выгорело.
Однако папство быстро учло свои ошибки. В лице митрополита Петра Могилы оно нашло организатора, который формально об унии даже не заикался. Но сумел подавить очаги сопротивления Риму, ликвидировав православные братства и заменив архиереев, борцов с унией, на выучеников католических академий. В этот момент и произошло воссоединение Великой и Малой Руси, что, с одной стороны, положило предел латинизации, а с другой – «модернизированное» киевское православие начало проникать в Москву.
Ориентация на него Патриарха Никона прослеживается довольно отчетливо. Это заметно, например, по такой немаловажной перемене. До него основой отношений иерархии со священством и мирянами было у нас уважение, пусть и подвергавшееся иногда суровым испытаниям. Именно Никон первым начал говорить даже с епископами, не говоря о священстве в приказном тоне: это было явным прорывом латинства в русскую церковную жизнь. Раскол начался с жалоб вчерашних единомышленников Первоиерарха на то, что он презирает духовных лиц, и с жестокой расправы Никона над епископом Павлом Коломенским. Так создавались предпосылки для возникновения церковной организации столь же монолитной административно и политически значимой, как католическая.
В этом виде Церковь, по мнению Никона, могла достойно противостоять претензиям светской власти. Нужда в этом была. Главной движущей силой для Патриарха была, наверное, обида на Земской собор 1649 года и царя, которые своим «Уложением» попытались ограничить права Церкви. В этой ситуации захват Царьграда мог де-факто поставить Московского Патриарха выше других глав церквей, использовать их для давления на монарха.
Речь Никона при поставлении в Первоиерархи стала настоящей политической декларацией. Собравшиеся услышали его прошение к Богу о том, чтобы Он распростер московскую державу «от моря и до моря, и от рек до конца вселенныя...». Всячески подогревался интерес Алексия Тишайшего к Константинополю, но думал Никон при этом, конечно, о своем.
Патриарх верно понял, что 49-й год может оказаться началом новой эпохи. Но упустил из виду нечто другое. Лишь до тех пор, пока он опирался на всю полноту Церкви, худые замыслы царя Алексия были обречены на поражение. Но вот Никон, увлеченный своей идеей, пожертвовал и друзьями, и народом, соборным духом православия, и с этого момента был обречен. Оставшись в одиночестве, Первоиерарх стал игрушкой в руках царя и вскоре потерял для него всякую ценность. В этот момент отвернулись от Патриарха и в Ватикане, решено было «топить» его безо всякого снисхождения.
* * *
Это была не первая и не последняя попытка прорыва в русскую историю. Ни одна из них, несмотря на затраченные усилия, не принесла католицизму значительной выгоды.
Возглавители Римской Церкви, возможно, никогда не сумеют понять, насколько глубоко и серьезно, до какой степени мы не выносим их навязчивости, муравьиной приверженности Папе, идеологии, столь непроницаемой для Духа, что даже схождение Благодатного огня латины способны совершенно игнорировать.
Какая-то мучительная гримаса исказила некогда прекрасное лицо западного христианства. Мы это видим так же, как и то, что иногда оно вновь проясняется, идет ли речь о докторе Гаазе, Гилберте К.Честертоне, архиепископе Дублинском Тренче или матери Терезе.
Увы, понять, что среди двенадцати учеников Христовых не было ни главных, ни второстепенных, Рим не в состоянии. Как он пришел к этому – понятно. На примере Никона мы видим пути и мотивы совращения Церкви. Но никониане так и остались у нас даже внутри Московской Патриархии сильной, но не единственной партией – народ эту идею отвергнул. То же произошло в византийских пределах, и думается, что именно та сила, которая мешает нам окатоличиться даже изнутри, делает столь бессмысленными все усилия Ватикана на Востоке.
Чем был Царьград для Алексия Тишайшего?
|
Мы назвали те причины, которые двигали Патриархом Никоном. По какому-то стечению обстоятельств они в течение ряда лет полностью совпадали с планами Алексия Тишайшего. Есть точка зрения, что царя подталкивали к этому католики, желая использовать его в своих целях. Но все было как раз наоборот – Тишайший государь заставил работать на себя и Никона, и греков, и латинов. Он не был русским Макиавелли, действовал часто из искренних побуждений, временами проявляя наивность. Но однажды догадался, что легче всего запрягать тех, кто сам мечтает на тебе поездить. И с тех пор справиться с ним стало невозможно.
Личность этого человека приводит в изумление. Неутомимый государственник, душевно щедрый, богобоязненный, деликатный – он сделал все, чтобы его правление принесло России великие беды.
Пока жив был старый Патриарх Иосиф, царь не решался на крутые перемены. Смерть Первосвятителя развязала ему руки, причем подробности этой смерти значимы. Патриарх пребывал почти в бессознательном состоянии, когда его вывели преподать последнее благословение царю. Святейший не узнал монарха и благословил дворецкого.
Этот досадный эпизод произошел в Великую среду. На следующий день Первоиерарх скончался. Государь рыдал, но далее произошло нечто неожиданное. Когда царь пришел ко гробу в пустую церковь, когда следы тления стали слишком заметны, Алексий пережил приступ ужаса: «И мне прииде, – писал он, – помышление такое от врага: побеги де ты вон, тотчас де тебя, вскоча, удавит!.. И я, перекрестясь, да взял за руку его, света, и стал целовать, а во уме держу то слово: от земли создан, и в землю идет; чего боятися?»
Когда читаешь это, возникает такое чувство, будто хоронили не Патриарха Иосифа, а старую Русь, и страх, что она восстанет из гроба и удавит его, не оставлял Тишайшего царя на протяжении всей жизни, отданной реформам.
* * *
Ко времени похорон Святейшего Иосифа мысль о Константинополе уже несколько лет владела царем и через дипломатов дошла до греков. В 1649 году Патриарх Паисий Иерусалимский писал Алексию: «Пресвятая Троица да... сподобит Вас восприяти Вам превысочайший престол великого царя Константина, прадеда Вашего, да освободит народ благочестивых и православных христиан от неверных рук... Да будиши новый Моисей, да освободишь нас от пленения».
Царь принял греческие словеса, в которых, быть может, ничего не было, кроме лести, за чистую монету, заявив публично, что ради освобождения Востока он принесет «в жертву свое войско, казну и даже кровь свою».
Согласно Павлу Алеппскому, государь дознавался потом у греческих купцов в Москве: «Желаете ли, чтобы я освободил вас от неволи?», мечтал вслух, что Патриарх Никон сможет послужить в царьградском храме Святой Софии. Никон в ответ стал ярым поборником войны. Но он не был Сергием Радонежским, и его благословения приносили армии сплошные несчастья.
Вышло так, что итогом церковной реформы стало не приобретение Царьграда, а потеря Москвы. Власть буквально бежала из нее, потеряв всякую связь с русским прошлым. Последним, кто помянул тогда Филофея, стал протопоп Аввакум. Затем на два столетия имя псковского инока и его заветная мысль были полностью забыты.
Никон желал объединить Православные Церкви, царь мечтал воссоздать Восточную Римскую империю. Временами казалось, что два этих замысла – церковный и светский – согласны друг с другом, что в них заложен великий смысл. Но не было ни согласия, ни смысла – Вавилонская башня была задумана как храм, да только ничего, кроме срама, не вышло. Самозванец Лжедмитрий не успел набросать ясных планов похода на Царьград, это сделал Алексий Тишайший. Петр Великий продвинулся еще дальше – до реки Прут. Так развивалась эта идея.
Прутская катастрофа
Не следует видеть в царе Алексии Тишайшем и его сыне Петре западников. Интерес к прогрессу естественен для людей, желающих сохранить независимость страны, выйти на мировые просторы. Взгляды на Запад не влекут за собой у них ни особого раболепия перед Европой, ни даже простого уважения к ней. Для Алексия, настроенного ортодоксально, европейцы были еретиками. Петр отводил школярскому периоду своего царствования лет двадцать, после чего надеялся покончить с западным влиянием раз и навсегда.
Это была хорошая новость той эпохи. Плохая заключалась в том, что Россию Петр ценил еще меньше Запада. Несочувствие русских обмирщению власти стало главной причиной раскола XVII века и последующих блужданий. Конфликт затронул намного более широкие слои русского общества, чем принято считать. Старообрядчество – это только верхушка айсберга, на самом деле в борьбу за традицию вступили все лучшие силы нации, и древняя лестовка в руках преподобного Серафима Саровского стала символом первой победы.
Над чем?
В XVIII веке архиереи-великороссы у нас были редкостью, а в какой-то момент и вовсе исчезли на целые десятилетия. Само исповедание веры было переименовано в греко-российское: русский путь упразднялся. Но вовсе не в пользу какого-то лучшего направления. Это хорошо понимал, в числе других, Патриарх Иерусалимский Досифей – человек высокой духовной жизни. Он горячо просил Петра не ставить в России архиереев из греков, украинцев и белорусов, испорченных, в лучшем случае, латинским влиянием, в худшем – вольнодумством. Но уже царь Алексий опирался на малороссов, греков, немцев и т.д. Эти люди были столь же бесприютны, дезориентированы, оторваны от национальной почвы, как и те русские монархи, которые привлекали их к себе на службу.
Престол, впрочем, держался, но этого было явно недостаточно Петру для того, чтобы чувствовать себя настоящим царем. Освобождение православного Востока и ключи от Босфора могли в этой ситуации разом решить многие задачи. Фельдмаршал Миних говорил Екатерине Великой: «Великий Петр с 1695 года, когда в первый раз осаждал Азов, и вплоть до своей кончины не выпускал из виду своего любимого намерения – завоевать Константинополь, изгнать турок и татар из Европы и на их место восстановить христианскую греческую империю». И, конечно, не Петербург, с его странным местоположением, а Константинополь должен был стать нашей столицей. Но что дальше? Блестящую оценку возможного развития событий дал в своем «Дневнике писателя» Достоевский:
«Уж когда в чухонском Петербурге мы не избегли влияния соседних немцев, хотя и бывших полезными, но зато и весьма парализовавших русское развитие... то как в Константинополе, огромном и своеобразном, с остатками могущественной и древнейшей цивилизации, могли бы мы избежать влияния греков, людей несравненно более тонких, чем грубые немцы, людей, имеющих несравненно более общих точек соприкосновения с нами, чем совершенно непохожие на нас немцы, людей многочисленных и царедворных, которые тотчас же бы окружили трон и прежде русских стали бы и учены, и образованны, которые и Петра самого очаровали бы в его слабой струне уже одним своим знанием и умением в мореходстве, а не только его ближайших преемников. Одним словом, они овладели бы Россией политически... и уж, конечно, этого не вынесла бы тогдашняя Россия. Ее русская сила и ее национальность были бы остановлены в своем ходе. Мощный великорус остался бы в отдалении на своем мрачном снежном севере, служа не более как материалом для обновления Царьграда...»
* * *
Поход на Восток начался в 1711 году. Отправляя армию к южным границам, Петр не имел детального плана кампании. Был отдан приказ достигнуть к 20 мая Днестра, но не объяснялось каким образом. Неурожай на Украине оставил 40-тысячную армию фельдмаршала Бориса Петровича Шереметева без хлеба. Когда мы достигли Днестра, турки уже пересекли Дунай и полным ходом двигались навстречу. Царь бросился вослед за армией и вскоре убедился, что положение ее отчаянное. Датский посол Юст Юль писал: «Царь передавал мне, что сам видел, как у солдат от действия жажды из носу, из глаз и ушей шла кровь, как многие, добравшись до воды, опивались ею и умирали, как иные, томясь жаждою и голодом, лишали себя жизни».
5 июня армия подошла к Пруту. Численность турок никому не была известна. Полагали, что их 40-50 тысяч. Долгорукий, приставленный подгонять Шереметева, заявлял, что «турки не имеют куражу и сами себе пророчествуют погибель».
Лишь 8 июля обнаружилось, что турок 170 тысяч, они совсем рядом и готовы к сражению. Вчетверо превосходя нас в живой силе, османы атаковали. Бой длился 36 часов, мы оказались в полном окружении. Петр плакал, писал завещание. Спас положение Петр Павлович Шафиров, о котором потом много худого будет сказано за то, что он еврей, а значит, личность сомнительная. Однако этот человек был глубоко предан России. Поначалу его переговоры не имели успеха. Наше войско начало готовиться к прорыву, однако шансов на успех имелось ноль без малого. Даже если бы атака удалась, все равно переправы через Прут были в руках турок, а дальше лежала голодная, безводная степь. С врагами на спине мы пересечь ее не могли. Это было не просто окружение – смерть.
Но Шафиров продолжал убеждать великого визиря и, наконец, добился своего. Османы приняли наше предложение вернуть им Азов и прочее, и прочее. Шафиров и сын фельдмаршала Михаил Шереметев согласились стать заложниками и были отправлены в Константинополь. В плену они повели себя на редкость мужественно. Смогли отправить письмо в Россию с мольбой не отдавать Азов, хотя прекрасно знали, что, если царь прислушается, их ждет мучительная смерть. Из неволи два этих патриота вернулись только через три года. Михаилу Шереметеву плен стоил жизни, он надорвал там здоровье и умер по дороге в Москву, так и не повидав отца.
Другой жертвой этой войны оказался визирь Балтаджи, заключивший с Петром договор. Он был казнен за то, что не истребил русскую армию: «Положа на шею ево чепь, пешего и босого через одного турка конного по улицам в станбуле водили и потом удушен».
Что хуже всего, накануне войны турки нас боялись до смерти и, как пишет историк А.А.Керсновский, предлагали превосходные условия мирного договора: провести границу по Дунаю, передать нам Новороссию с Очаковым, Молдавию, Валахию, Бессарабию. Закрепись мы там, и Суворову пришлось бы штурмовать не Измаил, а Константинополь. Все наши победоносные войны второй половины XVIII века не смогли восполнить урон от прутской авантюры.
Планы Екатерины
Впрочем, удержать русских турки все равно не могли. В 30-е годы восемнадцатого столетия Османской империей занялся фельдмаршал Иван Богданыч Миних. Историк Костомаров отзывался о нем восторженно, Керсновский – с негодованием. Причины этого лежат на поверхности.
Миних был никудышным стратегом. Никто не знает, зачем ему понадобилось брать Крым, откуда русскую армию быстро, но с большими потерями выгнали не татары, а голод, жажда и болезни. Желания закрепиться на полуострове у России не было, т.е. речь шла лишь о бессмысленной демонстрации, которая подорвала нашу мощь.
В то же время фельдмаршал был великолепным тактиком, обладая к тому же большим хитроумием. Сколько раз ему потребовалось во время кампании обмануть турок, столько раз он это и сделал, то распуская ложные слухи о своих намерениях, то совершая отвлекающий маневр.
Двигаясь в Молдавию, Миних громил одну турецкую армию за другой, брал крепость за крепостью, но австрийцы, также воевавшие с турками, были менее удачливы. После нескольких поражений они запросили мира, в результате которого мы потеряли все, что приобрели ценой 150 тысяч жизней наших солдат. Фельдмаршал считал, что мы и без Вены сможем побить османов, но завистники в Петербурге были раздражены победами военачальника, а сторонники – смущены их ценой. Обескровленная армия вынуждена была остановиться.
Лишь много позже выяснилось, что Иван Богданыч надеялся осуществить мечту своего благодетеля царя Петра и приобрести для России Царьград. Проект этот он сделал достоянием общественности в царствование Екатерины Великой, пообещав следующее:
«Когда великий князь (Павел – В.Г.) достигнет семнадцатилетнего возраста, я бы мог поздравить его генералиссимусом российских войск и проводить в Константинополь, слушать там обедню в храме Св. Софии. Может быть, назовут это химерою, так же, как называли химерою строение балтийского порта в Рогервике. Я могу, Всемилостивейшая государыня, предложить план этого обширного и важного предприятия. Я несколько лет над этим планом трудился в моем изгнании; к несчастию, он, уже написанный, пропал вместе с моею новою системою фортификации».
* * *
Однако и без пропавших планов Миниха Екатерина была полна решимости овладеть Константинополем. Этот эпизод нашей истории прекрасно осветил Андрей Зорин в статье «Русская ода конца 1760-х — начала 1770-х годов, Вольтер и «греческий проект» Екатерины II».
Рождение «греческого проекта» можно отнести, по всей видимости, к середине 60-х годов XVIII века. По словам Зорина, он был одной из самых масштабных, детализированных и амбициозных внешнеполитических проектов, которые когда-либо выдвигались правителями России.
Одним из инициаторов его был, как ни странно, Вольтер, писавший: «Если они (турки – В.Г.) начнут с Вами войну, мадам, их постигнет участь, которую предначертал им Петр Великий, имевший в виду сделать Константинополь столицей Русской империи...», «Я прошу у Вашего императорского Величества дозволения приехать, чтобы припасть к Вашим стопам и провести несколько дней при Вашем дворе, когда он будет находиться в Константинополе...»
Разумеется, вольнодумец пекся не о торжестве православия, которое ненавидел.
Мысль Вольтера была в том, что в освобожденной Греции начнется возрождение античной культуры, и Россия, оказавшись в эпицентре этого явления, сможет вырваться из-под влияния христианства. Вольнодумец так увлекся языческой стариной, что настаивал на том, чтобы Екатерина использовала в своих походах колесницы, которые, с его точки зрения, особенно хороши в степях Причерноморья. Он также писал государыне: «Вы, конечно, возродите Олимпийские игры, на время которых римляне публичным декретом даровали грекам свободу, и это станет самым славным деянием Вашей жизни».
* * *
Следует, однако, сказать, что, кроме стариков, Вольтера и Миниха, были люди иного, гораздо более прагматичного склада, мечтавшие о Царьграде: Потемкин, например, да и Алексей Орлов, заявлявший перед морским походом: «Если уж ехать, то ехать до Константинополя». Однако война наша с Турцией была не столь удачна, как хотелось бы. Виновны в этом были, в первую очередь, греки, не сумевшие оказать русскому флоту в Средиземноморье достаточной помощи.
Постепенно менялись и планы императрицы относительно Константинополя. От мысли присоединить его к своей державе она отказалась в пользу воссоздания Византийской империи. Вся соль была в том, кому ею править.
Россию царица намерена была, через голову своего сына Павла, завещать внуку – Александру Павловичу. Но в 1779 году у нее родился второй внук, имя которому выбрано вовсе не случайно. Он назван был Константином, и в честь его появления на свет была выбита памятная медаль с античными фигурами и надписью: «Назад в Византию». Этот ребенок, а также его потомки и должны были, по мнению императрицы, править Греческим царством. Даже кормилицу-гречанку выбрали ему не без умысла. Как писал из Петербурга английский посол Харрис, «идея, которая господствует сейчас здесь и заставляет забыть обо всем остальном, – это установление новой империи на востоке в Афинах или Константинополе». В Греческую империю, помимо греков, должны были быть включены румыны, болгары, сербы и, как грезил ученик Ломоносова Петров,
На храм Софийский се нисходит
Дух Божий в образе огня.
Прими, несчастна Византия,
Тот свет от Россов, кой Россия
Прияла прежде от тебя.
Именно в соборе Святой Софии Вселенский Патриарх должен был венчать Великого князя Константина на царство, но мечтам этим не дано было осуществиться.
На Вольтере закончился тот этап, когда Европа смотрела на нас как на законных наследников Царьграда. В 1790 году была создана коалиция из Англии, Пруссии и Голландии в пользу сохранения Османской империи. Вскоре к ней примкнула Австрия. Екатерина вынуждена была свернуть свои планы, полагая, что речь идет о временном и случайном союзе, но это было не так. Запад, напуганный Суворовым, Орловым, Потемкиным, твердо решил, что турки – это реальный противовес русским на континенте. Одними нашими военными успехами этого поворота не объяснить, было еще что-то...
Спустя несколько десятилетий французский историк Жюль Мишле, глядя на портрет Екатерины в имении Вольтера, произнесет: «Я видел в дикой природе монстров, огромных тропических пауков, черных, с длинными волосатыми лапами. Я видел ужасных осьминогов... видел их хоботцы и щупальцы, что тянутся к вам, трепеща. Но я не видел ничего подобного гнусному русскому минотавру, чей образ находится в Ферне».
В огонь этой ненависти будут брошены судьбы балканских народов, армян, православных арабов, миллионы погибнут, все будущие войны и революции отчасти станут ее итогом. Сначала мы воспримем эту злобу с недоумением, не поверим в нее. А потом... Поворот Пушкина к народу, а в конце жизни к православной вере – не игра случая, а движение, которое захватит лучшие наши умы и натуры. Это был русский ответ «клеветникам России», так Царьград не только опалял, но и возрождал нас, и об этом его свойстве также необходимо помнить.
Пророчества о Константинополе
Будущее всегда было приоткрыто для православного мира благодаря пророчествам. Однако важность этих «разведданных» оказалась значительно обесценена многочисленными фальсификациями.
Из числа достоверных предсказаний можно выделить сделанное Львом Премудрым, что русий народ одолеет измаильтян. Оно было сделано задолго до падения Царьграда, то есть мы издревле знали о своей миссии. Беда в том, что нам никак не удавалось понять, где заканчиваются наши амбиции и начинается понимание воли Божией. Начиная с XVII века, в России стали появляться ложные обетования относительно восточного вопроса, которые преследовали откровенно пропагандистские цели. Самое известное из них было приписано св.Мефодию Патарскому:
«Восстанет Христианское колено и будет ратоборствовать с Бусурманы, и мечом своим погубит я... Мурины (турки) верят, яко полуночный некий Самодержец святой град Иерусалим и все кесарство Турецкое в державу свою мечом своим приимет; полуночный сей Самодержец Царь и Великий Князь Московский, сей бусурманскую Мегметскую скверную ересь и богопротивный закон истрит (уничтожит), и потребит и погубит до конца».
Невежество авторов этой подделки совершенно очевидно. Св.Мефодий принял мученическую кончину в начале IV века. Даже если допустить, что он за тринадцать веков предугадал появление у нас самодержца царя и задолго до рождения Магомета изобличил «мегметскую ересь», то все равно святой никак не мог утверждать, что мурины его времени во все это верили. Их тогда еще попросту не существовало.
Изначальный текст этого обетования был создан Псевдо-Мефодием – анонимным автором VII века, очень популярным в Древней Руси. В его прозрении говорилось, что сыны царя греческого отвоюют в конце времен у измаильтян Святую Землю. Постепенно эти слова начали обрастать подробностями, каждый новый «перевод» отличался от предыдущего. Пока однажды, очевидно, при царе Алексии Михайловиче, на свет не появилась приведенная здесь версия, которая, как ни странно, до сих пор пользуется популярностью в определенных православных кругах.
* * *
Искажение текста Псевдо-Мефодия Патарского стало первым ударом колокола, предупреждающим о том, что мы встали на опасный путь. В дальнейшем положение дел оставалось столь же двойственным.
Хорошо известно обетование, приписанное прп.Серафиму Саровскому. Звучит оно многообещающе:
«Россия сольется в одно море великое с прочими землями и племенами славянскими, она составит одно море или тот громадный вселенский океан народный, о коем Господь Бог издревле изрек устами всех святых: «Грозное и непобедимое царство всероссийское, всеславянское – Гога Магога, пред которым в трепете все народы будут»... Соединенными силами России и других (народов) Константинополь и Иерусалим будут полонены. При разделе Турции она почти вся останется за Россией...»
Этот текст хранился в архиве философа о.Павла Флоренского как диковинка. Кто его составил, неизвестно, но знакомство автора со Священным Писанием явно не было избыточным. «Гога Магога», т.е. Гог из земли Магог с воинством – это, согласно Библии, полчище сатаны, которое будет истреблено во Святой Земле в ходе Апокалипсиса («И дом Израилев семь месяцев будет хоронить их, чтобы очистить землю»). Сколько пядей во лбу нужно иметь, чтобы вложить это в уста святого Серафима, а затем публиковать без конца и радоваться предсказанию нашей погибели?
Недавно появился еще один «шедевр», создание которого было подстегнуто, по всей видимости, тем национальным унижением, через которое нам пришлось пройти. Приписывается он неким «санаксарским старцам». Каким конкретно, неизвестно:
«...Со временем в состав Священной Русской империи войдут полностью территория Северной Америки и Евразия... На Ближнем Востоке Россия буквально ввалится в Индийский океан... В Европе к России присоединятся исконно Славяно-Русские земли — часть Турции, Болгария, Югославия, Албания, Австрия, Венгрия, Чехия, Словакия, Польша, Восточная Германия (Бавария), Скандинавия, а также Греция и Италия ниже реки Арно... Противящиеся будут выселяться на пустынные пространства на милость Божию... Русь, воцарившаяся со Христом на тысячу лет, так и не поклонившись зверю, упасет народы жезлом железным».
Ныне всякому, кто сошлется на старцев, многое может сойти с рук. Но почему Восточная Германия названа здесь в скобках Баварией – вот загадка. Прежде, чем браться за предсказания о судьбах мира, хорошо бы изучить географию.
* * *
Чем же отличаются те предсказания, которые можно рассматривать всерьез, от ложных обещаний? Четко установленным авторством, согласованностью между собой и, наконец, известной сдержанностью. Широко известно одно из них, сделанное старцем Алексием Валаамским, говорившим, что Россия в конце времен восстановится на малое время, что вновь ею будет править Царь, предызбранный Самим Господом. Россия воскреснет из мертвых, и весь мир удивится. Православие в ней возродится и восторжествует. Но того православия, что прежде было, уже не будет. О Константинополе здесь, как и у Льва Премудрого, ни слова.
Попробуем объяснить это, обратившись к обетованию старца Паисия Афонского, почившиго в 1994 году. По словам батюшки, «будет возрождение православия не только в России, но и по всему миру большой всплеск православия. Господь дает Свое благоволение, благодать так, как это было в начале, в первые века, когда люди с открытым сердцем шли к Господу. Это продлится три-четыре десятилетия, и потом быстро наступит диктатура антихриста».
И вот что в связи с этим, по словам старца, ждет Царьград: «Средний Восток станет ареной войн, в которых примут участие русские... В Константинополе произойдет великая война между русскими и европейцами, и прольется много крови. Греция не будет играть в этой войне первенствующую роль, но ей отдадут Константинополь. Не потому, что русские будут благоговеть перед греками, но потому, что лучшего решения найти не удастся...»
Духовная высота отца Паисия позволяет нам отнестись к его видению будущего с уважением и вниманием. В его прозрении можно выделить следующие мысли: положение дел в России лучше, чем кажется, в Турции – хуже, а Константинополь в конце концов будет греческим... Или все-таки общим достоянием православного мира? Здесь многое зависит от точки зрения.
Владимир ГРИГОРЯН
(Продолжение следует)
 | назад |
| вперед |  |
