ВЕРТОГРАД
ЧЕЛОВЕК ЦЕРКВИ
Главы из воспоминаний о митрополите Никодиме (Ротове)
«Поминайте наставников ваших…»
(Евр. 13, 7)
В «застойные» годы было такое «воспоминание о будущем». Где-то в ХХII столетии на уроке истории школьник спрашивает Марь Иванну: «Кто такой Брежнев?» Раскрыв энциклопедию, учительница читает: «Брежнев Л. И. – мелкий политический деятель, живший в эпоху Сахарова – Солженицына».
История безжалостно «отфильтровывает» проходные фигуры и пешки. Кто такой Григорий Романов – об этом через столетие будут знать лишь узкие специалисты. Сначала придется долго объяснять, что был такой пост: первый секретарь Ленинградского обкома КПСС. И что означает «обком», и что такое «КПСС». И что «персек» – не из династии Романовых, и не Гришка Отрепьев – Григорий жил в эпоху митрополита Никодима.
|
Про Патриарха Никона (ХVII в.) слышали все. А кто «навскидку» назовет имена его современников-опричников? Имя митрополита Никодима (1929-1978) на века вписано в историю Русской Православной Церкви. Доктор богословия, председатель Отдела внешних церковных сношений, Патриарший Экзарх Западной Европы, президент Христианской Мирной Конференции, президент Всемирного Совета Церквей – это лишь основные его титулы, должности и звания.
К 20-летию со времени кончины святителя увидела свет книга «Человек Церкви. Памяти митрополита Никодима» (М., 1998). А через четверть века после его смерти в ряде городов СНГ и в дальнем зарубежье прошли конференции, посвященные памяти владыки. В октябре 2004 года ему исполнилось бы 75 лет…
Предисловие
Почему появились эти «затеси»? Бежит время, из памяти уходит многое; «иных уж нет, а тех долечат». Автор понимает уязвимость своего положения – ведь многие из здравствующих клириков, облеченные высоким саном, знали владыку гораздо лучше и общались с ним теснее и доверительнее. И казалось бы: им и перо в руки! Но налицо замкнутый круг: чем выше сан и должность, тем меньше свободного времени. Ведь личные воспоминания – это не доклад, составление которого можно поручить референту-спичрайтеру. Как говорят в армии, «тут вам не институт, здесь головой работать надо!» А если «голова» (украинск. – председатель) привыкла только править готовый текст и ставить под ним свою подпись?
Вот и предлагается серия отрывков из воспоминаний о «человеке Церкви». Предвижу упреки в наличии неточностей – ведь не случайно есть парадоксальное выражение: «врет, как очевидец». Кто-то может воскликнуть: «Владыка такого не мог сказать!» В ответ на эти возражения можно привести эпизод, имевший место в 1920-х годах. Тогда в советской России устраивались диспуты на разные темы; особенно любил в них участвовать нарком просвещения А.В.Луначарский. Однажды в ходе спора он сослался на какие-то слова Ленина (не к ночи он будет помянут). И тут же с места вскочила социально озабоченная дамочка-марксистка и истерично закричала: «Ленин этого не говорил!» Нарком спокойно парировал: «Вам, уважаемая, не говорил, а мне – говорил».
…Когда-то один византийский летописец составлял два варианта «Истории»: официальной и «как все было на самом деле». Важно, чтобы такие факты не были преданы забвению, – иначе историю легко можно свести к «Краткому курсу» сами знаем чего… Будущие историки лет через 50 в сравнении с нами будут обладать преимуществами: к этому времени откроются архивы, уйдут из жизни все «заинтересованные лица» и можно будет писать о делах минувших лет объективно и непредвзято. Но вряд ли, читая архивные бумаги, можно будет ощутить ту живую атмосферу, в которой мы жили, с ее невосполнимыми чертами. В предлагаемых заметках речь пойдет именно о «мелочах архиерейской жизни», из которых складывается живой портрет владыки Никодима.
Знакомство с митрополитом
Как состоялось мое знакомство с митрополитом Никодимом? Ведь к деятелям такого ранга с улицы не попадают. Свел нас случай; знакомство состоялось благодаря… «Реквиему» Моцарта.
Cамое начало 1970-х годов. В Большом зале филармонии исполняется «Реквием», естественно, на латыни. Впереди сидит слушатель, в руках у него – рукописный латинский текст с переводом на русский язык. В перерыве подхожу к нему с просьбой: нельзя ли как-нибудь переписать слова? Он дает мне номер своего домашнего телефона, адрес. Через неделю наношу визит. В квартире – иконы, лампады. Спрашиваю о профессии и в ответ слышу: «Священник».
Отец Игорь Ранне, настоятель Свято-Троицкого собора (в те годы – бывшей) Александро-Невской лавры, секретарь епархии, «правая рука» митрополита… И когда некоторое время спустя я заикнулся о своем желании поступить в семинарию, он устроил мне «уединенцию»…
Конечно, я видел владыку и раньше, присутствуя в ленинградских храмах, за архиерейскими богослужениями. Но один эпизод был особенно необычен. Москва, 3 июня 1971 года. В кафедральном Елоховском Богоявленском соборе – интронизация новоизбранного Патриарха Пимена. Вход по пригласительным билетам, а все «посторонние» приникли к железной ограде и наблюдают за прибытием гостей. Среди особо важных персон – архиепископ Макариос, президент Кипра. По протоколу его следует встречать у входа в собор, но почему-то у церковных врат никого нет. Медленно подъезжает длинный лимузин с флажком на капоте, дверца распахивается, и глава Кипрской Православной Церкви выходит из машины. И тут из собора стремительно выбегает митрополит Никодим, в полном архиерейском облачении, после чего следует братское лобызание. Теперь трудно сказать, из-за чего чуть было не произошла «накладка», но, несомненно, это стоило владыке нервов. Мог ли он тогда предполагать, что через 8 лет его жизнь оборвется при сходных обстоятельствах?
Но вот все гости прибыли, милиция снимает внешнее оцепление, в то время как церковные врата только еще начинают закрываться. В образовавшийся «зазор» хлынуло десятка два «необилеченных»; половине из них удалось просочиться в храм. А уж пройти поближе к алтарю совсем просто. В храме довольно просторно и нет обычной праздничной давки. Но, конечно, при первой встрече с митрополитом я похваляться этим не буду.
Первая встреча с владыкой Никодимом в митрополичьем кабинете. Энергичные движения, неподдельный интерес к новичку. Не дослушав фразу до конца, прерывает: «Все ясно, понял». И шутливо: «У меня есть один недостаток: я быстро соображаю».
Вскоре я подал прошение о допуске к вступительным экзаменам в семинарию. Митрополит проявил особый интерес к абитуриенту с высшим техническим образованием и, несмотря на свою загруженность, присутствовал на устном экзамене. Члены комиссии погоняли меня по семинарской программе, после чего владыка решил: зачислить прямо на первый курс академии. Тогда же он включил новоиспеченного первокурсника в свой штат иподиаконов, но без места – в «лист ожидания».
Вакансия открылась при необычных обстоятельствах. Книгодержцем у митрополита был семинарист по фамилии Ждан. Однажды владыка должен был в Троицком соборе Александро-Невской лавры прочесть молитву, не входящую в обычное чинопоследование богослужения. Скажем, помянуть за здравие тезоименитого иерарха. Но книгодержец перепутал страницы и открыл заупокойную молитву. Владыка, читавший текст громко, на весь храм, дошел до «усопшего раба Твоего…» Пауза… Затем он легонько хлопнул Ждана по лбу и в сердцах воскликнул: «Ты не Ждан, а жбан!» Это был серьезный «прокол», и книгодержец был отправлен «за штат». Этот урок запомнился мне надолго и, будучи книгодержцем, я всегда «смотрел в святцы», прежде чем «бухнуть в колокола». А Ждан пошел на повышение и стал первым иподиаконом у викарного епископа Мелитона (Соловьева).
Серебряный Бор
Резиденция в подмосковном Серебряном Бору была выстроена как загородный дом председателя ОВЦС. В 1970 гг. там жил не только митрополит Никодим, но и два его заместителя по отделу: архиепископ Ювеналий (ныне – митрополит Крутицкий и Коломенский) и епископ Хризостом (ныне – архиепископ Виленский и Литовский). Резиденцию в обиходе так и называли: «Три святителя».
Резиденция в Серебряном Бору располагалась на 2-й Парковой аллее (улице). На этот адрес посылали свои письма те прихожане, с которыми владыка состоял в переписке. Некоторые из них по душевной простоте выводили на конверте: «Серебряный Бор, 2-я просека…»
Однажды резиденцию митрополита в Серебряном Бору посетили родственники владыки, в то время как он совершал там литургию в полном архиерейском облачении. Маленький мальчик, присутствовавший при этом, рассказывал потом: «Я был у царя!»
Владыка запросто общался не только с «царями», но и с императорами. Так, он побывал в Эфиопии еще до переворота, который возгласил «друг страны Советов» Менгисту Хайле Мариам. И митрополит Никодим имел встречу с императором Хайле Селассие, после чего в Ленинградскую Духовную академию начали прибывать на учебу посланцы с «черного» континента.
Начало 1960-х гг. – это разгар гонений на Церковь, бесчинства местных «хунвейбинов». В Ленинграде уполномоченный пытался сорвать крестный ход в первую Пасху служения митрополита Никодима на Ленинградской кафедре. Как обеспечить безопасное проведение пасхального богослужения в Свято-Николо-Богоявленском кафедральном соборе? А вот как. В страну с официальным визитом прибывает королева Нидерландов. Поставим ее на клирос, а потом пригласим участвовать в крестном ходе. И комсомольских «активистов» милиция ближе чем на километр не подпустит.
Владыка Никодим благожелательно относился к старообрядцам и искренне сожалел о том, что они воздерживаются от сближения с Русской Православной Церковью. У владыки была митра, изготовленная на старообрядческий манер, с меховой опушкой. У себя в резиденции, в Серебряном Бору, владыка часто носил старообрядческое «оплечье». По инициативе владыки Поместный Собор 1971 г. принял решение о снятии клятв со старообрядцев.
Обладая неограниченным влиянием в Московской Патриархии, владыка продвигал своих ставленников в епископат, на должности, связанные с долгосрочным пребыванием за границей. (Это была вынужденная мера. В те годы Совет по делам религий препятствовал обновлению епископата Русской Православной Церкви на территории Советского Союза. А рукоположить архиерея для служения за границей – это пожалуйста: «с глаз долой, из сердца вон». Но вот отслужит епископ несколько лет на чужбине и возвращается на родину из «долгосрочной командировки». Как говорится, «не ждали». И тут уж власти волей-неволей соглашаются на его «трудоустройство» в епархии). И уж, конечно, митрополит Никодим мог бы в этом смысле «озолотить» своего племянника Георгия, который иногда гостил у владыки в Серебряном Бору. Но владыка был в этом отношении чрезвычайно щепетилен и непотизма не поощрял. И Жора пошел по медицинской части.
Энергия владыки была неисчерпаемой. Даже одержимый сердечными недугами, он разрывался между обеими столицами. Лежа на одре болезни в Серебряном Бору, он постоянно работал с бумагами. Иногда что-то срочное нужно было отправить в Питер. И тогда начинал работать «воздушный мост». Иеромонах Лев выезжал на архиерейской «Чайке» в Шереметьево (Шереметьево-2 тогда еще не было) и вылетал в Ленинград. Секретарь епархии протоиерей Борис Глебов встречал его в Пулково, и епархиальная «Волга» следовала к адресату. Иногда вдогонку следующим рейсом посылали кого-нибудь из иподиаконов. Затем бумаги (и отец Лев при них) возвращались в первопрестольную – к митрополиту. Бывали дни, когда иеромонах Лев делал за день две «ходки» туда и обратно. В шутку его называли аэромонахом.
Но были «аэромонахи» и посолиднее. Как-то владыка летел в ГДР с о.Маркеллом – «особой, приближенной к святителю» еще в конце 1960-х гг. (ныне архимандрит Маркелл – настоятель Софийской «государевой» церкви в Царском Селе /г.Пушкин/). В салоне 1-го класса с каждой стороны – по два кресла; владыка сидит у окна. Подходит стюардесса и приглашает митрополита пройти в кабину пилотов. Вспоминает о.Маркелл:
– Сижу долго, святителя все нет. Начинаю беспокоиться, стучу в кабину, мне открывают дверку. (Тогда, в дотеррористическую эпоху, это было просто). Смотрю: святитель в рясе, с бородой, сидит за штурвалом. На голове наушники, сбоку, на подставке, как положено, командирская чашечка кофе.
Потом владыка объяснил изумленному о.Маркеллу, что его как постоянного, «знатного» пассажира узнали пилоты и любезно пригласили «порулить» воздушным лайнером. А чтобы самолет не свалился в «штопор», святителя усадили за штурвал дублера.
А обратный путь владыка проделывал в «разобранном виде». Там, в ГДР, у него случился очередной инфаркт, и о.Маркелл буквально спас святителя от смерти. Накануне поездки «медбрат» получил подробные инструкции от врача, постоянно лечившего архиерея, а также чемоданчик с набором медикаментов. Когда владыке стало плохо и каждая секунда была на счету, отец Маркелл делал ему внутримышечные уколы через подрясник. Иглы гнулись, но, к счастью, выдержали. Владыку срочно отправили в Москву; в Шереметьево архиерейскую «Чайку» подогнали прямо к трапу самолета, а оттуда святителя отправили в Серебряный Бор.
Можно себе представить, сколько еще мог бы сделать полезных дел для Церкви митрополит Никодим, если бы дожил до эпохи факса и электронной почты! Представим себе ряды келейников, секретарей и иподиаконов, сидящих за компьютерами, как в Центре управления космическими полетами… А сотовые телефоны, а пейджеры?
А в те годы все было гораздо скромнее. Чтобы не беспокоить владыку частыми телефонными трелями, аппарат перенесли в его кабинет и трубку снимал дежурный иподиакон. Если звонок действительно был важным, телефон переносили в архиерейскую спаленку и включали в параллельную розетку. И вот – мое первое дежурство в качестве «оператора». Владыка ожидал звонка из Рима и просил меня сразу же «перебросить» телефон в его спальню, без лишних «согласований».
Звонок, голос телефонистки: «Рим заказывали? Соединяю!» Выдернув шнур, бегу с аппаратом в руках к изголовью святителя. Лежа на одре, владыка мирно беседует с одним из иподиаконов. А тут врывается еще один и с криком «Рим!» втыкает телефонную вилку в розетку на… 220 вольт! Треск, дым, святитель хватается за сердце. Отец Маркелл бросается к стеклянной пробирке с нитроглицерином и протягивает ее владыке. А он мне слабым голосом: «А еще физик!»
От святительского гнева меня спасли три обстоятельства: 1) на «боевое дежурство» я заступил впервые; 2) не было инструктажа от «бывалых» сменщиков; 3) телефонная и электрическая розетки были одинаковы по всем параметрам.
Высокое положение обязывало владыку быть в курсе текущих политических событий. В Москве он начинал свой рабочий день в «Чайке», везущей его из Серебряного Бора на улицу Рылеева, где тогда находилось здание ОВЦС. За полчаса езды он просматривал свежие центральные газеты, чтобы «держать руку на пульсе». В Ленинграде таких регулярных длинных «ездок» у владыки не было, и как-то он попросил меня просматривать прессу и отмечать наиболее важные материалы. Это было тяжелым моральным испытанием: приходилось перелопачивать кучи советской макулатуры, чтобы отыскать «жемчужное зерно», которого там быть не могло. К счастью для меня, владыка отправился в очередную поездку, и послушание временного «пресс-секретаря» как-то само собой отпало.
Иеромонах Лев (Церпицкий) был келейником, а потом и личным секретарем митрополита Никодима (ныне – архиепископ Новгородский и Старорусский). Но владыка иногда поручал часть работы «вторым секретарям». Так, однажды он передал мне для отзыва сценарий телефильма о гражданской войне в Сибири. Телевизионщики хотели, чтобы митрополит был консультантом по церковным эпизодам фильма. Прочитав сценарий, я отметил такие фрагменты; некоторые из них были явно антицерковными. Сценарий вернули киношникам без комментариев: бегло взглянув на «развесистую клюкву», святитель «умыл руки» и «поставил крест на синагоге».
В редкие минуты отдыха владыка любил гулять по берегу реки. В Ленинграде вдоль Обводного канала не очень-то погуляешь (грузовики, шум, грязь). Но в Серебряном Бору условия идеальные. Здесь все дышит историей и настраивает беседу на этот лад. Рассуждая об эпохе Бориса Годунова, о Смутном времени, владыка вряд ли мог предположить, что где-то здесь в реке «искупается» другой Борис, после чего на Руси снова будет смута…
Архимандрит Августин (Никитин)
 | назад |
| вперед |  |
