ПРАВОСЛАВИЕ И ЛИТЕРАТУРА
НЕ НАДО СТРЕЛЯТЬ В ЕГО ТЕНЬ
С воскресной школой мы поехали на литургию в поселок Рождествено, в храм Рождества Пресвятой Богородицы. Здесь от настоятеля храма протоиерея Владимира Ноздрачева мы узнали о знаменательной его истории. Оказывается, места эти помнят опального царевича Алексея Петровича. Здесь прежде стоял «дворец» (а на самом деле обыкновенная деревянная изба), куда Державный Родитель – Петр I – заключил своего сына. Сделано это было для того, чтобы изолировать царевича от тех сил, которые были недовольны петровскими реформами.
Но, как бы там ни было, царевич, по его собственному свидетельству, был счастлив здесь в своем свежесрубленном доме «в два жилья», среди грядок с гарлемскими тюльпанами и среди развешанных прямо на деревьях колоколов, на которых играть он был большой любитель и искусник.
В 1713 году на холме близ усадьбы была поставлена церковь в честь Рождества Богородицы. В 1883 году купцом Рукавишниковым была построена каменная церковь. Рядом с храмом возведена усыпальница «в виде пасхи» Рукавишниковых из белого мрамора, которая и сейчас хранит останки представителей этого рода – предков писателя В.Набокова по материнской линии.
В 1937 году церковь закрыли, настоятель и активные прихожане были арестованы. Восстановили церковь уже в послевоенное время. Храм в Рождествено, что называется, «намоленный» – литургия пролетела «на одном дыхании», дети даже не заметили усталости.
|
«Идите к Набокову, погуляйте в парке», – напутствовал нас батюшка. Дети с радостью побежали под горку к мосту через речку Грезну, на берегу которой, прямо напротив храма, стоит усадьба писателя.
А вот с родителями вышла заминка – некоторые из них стали сомневаться, нужно ли «приобщать детей к этому безнравственному писателю», лучше бы они о нем вообще ничего не знали. Кто-то даже сказал, что и в парке гулять не хочется, потому что он связан с «таким человеком» и благодати там быть не может. Так проявилась активная культуроборческая работа некоторых православных СМИ, которые объявили настоящую войну русской литературе. У них и Тютчев, и Лермонтов, и Ахматова, да и почти все русские классики находятся под сомнением, что уж говорить о Набокове, одно слово – «растлитель»… Потом оказалось, что противники Набокова вообще ничего, из им написанного, не читали и так плохо думают о писателе лишь потому, что в православной газете прочитали, что нужно о нем плохо думать…
Но потом, когда мы все-таки углубились в тенистые аллеи парка, когда дошли до таинственных пещер, произошла неожиданная перемена. Настороженность, некая запрограммированность ушли, душа раскрылась перед красотой Божьего мира и трудами рук человеческих.
Оказалось, что места эти связаны с древнейшими преданиями, а о пещерах в парке говорили, что они образовались на месте стоявшей здесь в XIII веке и ушедшей под землю древней новгородской церкви «Велика Никола на речке Грезне». По преданию, храм ушел под землю накануне прихода сюда шведов, которые на долгое время стали хозяевами этих мест. Про эту церковь в народе говорили, что она – одна из тех, которой «запечатали Русь» то ли при Ярославе Мудром, то ли при Владимире Мономахе, – на окраинных границах Руси с четырех сторон поставили «храмы-часовые». На северо-западе это, по преданию, и был ушедший под землю храм св.Николая Чудотворца.
Конечно, все это – народные легенды, но в них отразилось именно то, что всю жизнь воспевал в России Набоков – ее таинственность, загадочность, ее неземной идеал.
Так, неожиданно для себя, из парка мы все ушли примиренными с Набоковым. Здесь мы забыли о том, что он – автор скандальной «Лолиты» (однако и про этот роман нужно сказать, что скандальность ему создали и создают многочисленные интерпретаторы. Писатель-то не воспевает в своем романе грех, он, наоборот, показывает одержимость человека страстью, грехом и так искусно это делает, так разоблачающе описывает гибель души, что в наши дни роман может служить психологическим материалом для теперь уже распространенных, увы, судебных процессов по поводу совращения малолетних).
В набоковском парке вспоминалось, что знаменитый романист был еще и поэтом. И его стихи о России никаких претензий даже со стороны православных читателей вызывать не должны. Так как подозреваю, что не только участники нашей прогулки в Рождествено получили негативный настрой по отношению к Набокову как к «писателю антиправославному», процитирую многочисленные (но далеко не все) стихотворные строки, посвященные России, которые это опровергают.
Возвращение
Я всем вам говорю, о странники, –
нежданный глубокий благовест прольется над туманной
землей, и полный птиц, волнистый встанет лес,
черемухой пахнёт из влажного оврага,
и ветру вешнему неведомый бродяга
ответит радостно: «Воистину воскрес».
В полях, на площадях, в толпе иноплеменной,
на палубе, где пыль толпы неугомонной
бессонного кропит, – да где бы ни был он, –
как тот, кто средь пустой беседы вдруг приметит
любимый лик в окне – так встанет он и встретит
свой день, свет ласковый и свежий, свет и звон.
И будет радостно и страшно возвращенье.
Могилы голые найдем мы – разрушенье,
неузнаваемы дороги, – все смела
гроза глумливая, пустынен край, печален…
О чудо. Средь глухих, дымящихся развалин,
раскрывшись, радуга пугливая легла.
И строить мы начнем, и сердце будет строго,
и ясен будет ум… Да, мучались мы много,
нас обнимала ночь, как плачущая мать,
и зори над землей печальные лучились,
и в дальних городах мы, странники, учились
Отчизну чистую любить и понимать.
1920 г.
«Владимир Набоков пел Родину как мог, не надо стрелять в его тень», – написал прихожанин храма в Рождествено, директор и восстановитель набоковской усадьбы Александр Александрович Семочкин. Нам удалось прослушать часть его рассказа в доме-музее, и главное, что мы почувствовали в нем: «...Было что-то неуловимое, ускользающее в той жизни, что делало ее более настоящей, чем наша жизнь, более русской. Невзирая на их англо- и франкофильство».
Родина
Бессмертное счастие наше
Россией зовется в веках.
Мы края не видели краше,
А были во многих краях.
Но, где бы стезя ни бежала,
нам русская снилась земля.
Изгнание, где твое жало,
чужбина, где сила твоя?
Мы знаем молитвы такие,
что сердцу легко по ночам;
и гордые музы России
незримо сопутствуют нам.
Спасибо дремучему шуму
лесов на равнинах родных,
за ими внушенную думу,
за каждую песню о них.
Наш дом на чужбине случайной,
где мирен изгнанника сон,
как ветром, как морем, как тайной,
Россией всегда окружен.
1927 г.
Неужели мы, православные, должны отдать творцам мифов о «Набокове-растлителе» такие стихи? Слово о любви к России именно такого писателя, как Набоков, сейчас может задеть за живое наших детей. Это не Есенин, не Рубцов, не другие исконные русофилы – а человек западной культуры по воспитанию и образованию, исколесивший весь мир, приобретший при жизни всемирную славу, сказал о себе:
Слепец, я руки простираю
и все земное осязаю
через тебя, страна моя.
Вот почему так счастлив я.
Это ему всю жизнь снились сны о том, чтобы хотя бы умереть на родине, даже быть убитым:
Но, сердце, как бы ты хотело,
чтоб это вправду было так:
Россия, звезды, ночь расстрела
и весь в черемухе овраг.
Но не только в стихах, но и по всей прозе Набокова разбросано это щемящее чувство России.
«Тоска по родине. Она впилась, эта тоска в один небольшой уголок земли, и оторвать ее можно только с жизнью. Ныне, если воображаю колтунную траву Яйлы, или Уральское ущелье, или солончаки за Аральским морем, я остаюсь столь же холоден в патриотическом и ностальгическом смысле, как в отношении, скажем, полынной полосы Невады или рододендронов Голубых Гор; но дайте мне на любом материке лес, поле и воздух, напоминающие Петербургскую губернию, и тогда душа моя вся перевертывается» (роман «Другие берега»).
Стихи Набокова учат смотреть и видеть зачастую незамечаемую нами красоту родной земли. А.А.Семочкин прекрасно об этом сказал: «Миссия гениев, в сущности, скромна: они рождены петь свою землю, ласкать ее словами, или кистью, или звуками сладкими, чтобы она, земля, эти ласки равнодушно принимала… Потому что земля знает – придут новые мальчики, готовые любить и страдать, будут ткаться новые волшебные слова и звуки… Ведь слава относительна, как и бесславие: вчера и твое имя было неведомо в Отечестве, а сегодня – оно как пароль для умеющих читать и писать. Что будет завтра?»
И все-таки хотелось бы, чтобы «завтра» мы не затаптывали в грязь каждого гения или талантливого человека, который неизбежно совершал и совершает в своей жизни ошибки и падения. Чтобы в наследии нашем старались искать и хранить не отрицательное (подсчитывая скрупулезно, в чем и как согрешил тот или иной писатель, поэт или художник против истины), а положительное (видеть то, что было светлого, благого в творчестве).
Не будем книжниками и фарисеями, будем себя сознавать грешниками и учиться и в себе, и в других «ненавидеть грех, но любить грешника». Ведь к каждому из нас могут относиться слова, написанные Набоковым почти столетие назад:
Что скажет о тебе далекий правнук твой,
то славя прошлое, то запросто ругая?
Что жизнь твоя была ужасна? Что другая
могла бы счастьем быть? Что ты не ждал другой?
Что подвиг твой не зря свершался – труд сухой
в поэзию добра попутно обращая
и белое чело кандальника венчая
одной воздушною и замкнутой чертой?
Увы! Что б ни сказал потомок просвещенный,
все так же на ветру, в одежде оживленной,
к своим же Истина склоняется перстам,
с улыбкой женскою и детскою заботой,
как-будто в пригоршне рассматривая что-то,
из-за плеча ее невидимое нам.
Истина – Господь, и Он рассматривает каждую душу, Он видит в ней не видимое нам, Ему предстанет она на суд, когда
И душу из земного мрака
поднимет, как письмо, на свет,
ища в ней водяного знака
сквозь тени суетные лет.
И просияет то, что сонно
в себе я чую и таю,
знак нестираемый, исконный,
узор, придуманный в раю.
Людмила ИЛЬЮНИНА
 | назад |
| вперед |  |
