ПАЛОМНИЧЕСТВО
ЛИСТАЯ СТАРУЮ ТЕТРАДЬ,
или Тем же маршрутом девять лет спустя
Плач по России
Из дорожного дневника М.Сизова:
Просматривая оглавления старых наших редакционных паломничеств, обнаружил я странную вещь: в большинстве случаев заголовки дорожных заметок ни о чем не говорят. Вот, скажем, «Вычегодские берега» – о чем это велосипедное путешествие? Понятно, что ехали мы по берегам реки Вычегды, сначала по правому, потом по левому, а смысл-то в чем? Или вот еще шедевр: «Под большим шатром голубых небес». Поди догадайся, что под этим названием кроется. А как еще назвать тот наш долгий путь по реке Вятке, когда мы на лодке приставали к берегу, встречались с разными людьми, потом плыли дальше, снова причаливали... Встречи были столь непохожи, что и вправду иного названия и не подберешь – только высокое небо, под которым разворачивались события, все это объединяло вместе.
Тем и отличаются наши редакционные экспедиции (лучше их так назвать) от обычных журналистских командировок: мы как бы выхватываем из бытия России кусок жизни, а жизнь, как известно, не втиснешь в рамки одной темы, не опишешь одним именем. Некоторые такие путешествия начинают уже забываться. Наткнувшись в газетной подшивке на очерк «Старая тетрадь», публиковавшийся из номера в номер, стал я гадать: «При чем же тут «тетрадь»?» Вспоминается, как девять лет назад мы выехали на велосипедах с железнодорожной станции Буй, посетили село Сусанино и болото, в котором народный герой потопил поляков, затем ночевали под стенами Ипатьева монастыря в Костроме, плыли на теплоходе в Юрьевец, переправлялись на другую сторону Волги, где стоит деревня Шалыгино, откуда пошел мой род... Вспомнил! Переворошив свои архивы, нахожу эту самую тетрадь.
В обычном черном клеенчатом переплете, она внутри исписана круглым почерком моей покойной крёстной, тети Наташи. Молитвы, тропари, духовные песнопения. Эту тетрадь мы с Игорем нашли в предпоследний день нашего пути – в той самой деревне Шалыгино, в пустом голубеньком доме, который выставлялся на продажу. Тетрадка лежала в красном углу за иконой. В нее неведомым человеком был вложен листок: «Наталье Арсеньевне. Прощальное слово... Снарядилась ты да лебедь белая, все свои дела ты переделала. Ты своих родных всех отправила, в страну дальнюю, всех оплакала. В путь последний отправляешься, мы навек с тобой все прощаемся...»
Плач по крёстной матери так совпал с нашими впечатлениями от поездки, что и решили назвать ее «Старой тетрадью». Тогда, в 1996 году, в пик ельцинских «реформ» и страшной разрухи, казалось, наступила погибель Русской земли. Так что воспоминание о русском герое Иване Сусанине, истории восшествия на престол династии Романовых (об этом мы писали в очерке) стало плачем по всей нашей России. И вот нынче, спустя почти 10 лет, Игорь предложил повторить ту поездку – только уже на машине, быстрым автопробегом. Посмотреть, что изменилось за годы.
В путешествие отправился я с радостью и с некоторой опаской. Умом-то понимал, что все там осталось на прежних местах, но картина разрухи 90-х годов стояла перед глазами. Вдруг там уже пустыня, все люди повымерли? Что-то вроде «чернобыля» нам и вправду встретилось в начале пути...
«Зона»
Из путевых заметок И.Иванова:
Чистые Боры – как это мы в прошлый раз не заметили и проехали мимо целого города!? Представьте: чудный сосновый лес, тенистое шоссе – внезапно лесные великаны отступают в стороны и вперед выдаются городские многоэтажки – много домов, и безо всякого перехода – никаких там бараков, традиционных складов и грязной промзоны в качестве прелюдии к собственно жилым кварталам. Этакий город будущего – экологичный и со всеми удобствами, – вышел из подъезда и прямо в лес попадаешь. Рай, если б не комары…
Чистые Боры – детище последних лет существования советской власти – городок для строителей атомной электростанции, которую предполагалось возвести в этих местах. Со всей страны в начале 80-х съезжались сюда люди на ударную комсомольскую стройку, в город, даже название которому придумывали по конкурсу. Но потом накатили события известные – развал страны, крах экономики, областной референдум, на котором жители высказались против АЭС, – и проект Костромской АЭС, и без того буксовавший последние годы, в 1997 году был остановлен. Всю минувшую зиму дети мерзли в школе, которую пришлось закрывать, но и в квартирах не лучше. Вот только их не «закроешь». Последнее десятилетие так же ударно с замороженной стройки тащили все подряд, что можно унести. И людей трудно обвинить: представьте тысячи людей, враз оставшихся без работы, без внятных перспектив.
Несмотря на все беды, на то, что самым примечательным событием в жизни Чистых Боров в последнее время стало убийство женой бывшего мужа – сковородкой по голове, – без усилий обнаруживаешь светлое: и во дворах тут полно детей, и на мосту через Тебзу вдоль перил тоже дети во множестве – точно галки на проводах, видно, это здешний «невский проспект». Вот живое опровержение либеральных россказней о том, что люди не заводят детей из-за нехватки средств: здесь когда-то был разом решен жилищный вопрос, и вместе с ним решился вопрос демографический. А что до денег, так их не было, и теперь нет: вот женщина, с которой мы разговорились, едет на станцию Буй, где работает в депо за две тысячи в месяц, при этом билет до Буя в один конец – 14 рублей. И так сегодня тут все – выкручиваются, кто как может.
Мы едем по «убитой» бетонке в сторону монастыря, и первая ассоциация с фильмом Тарковского «Сталкер». Настоящая «зона»: среди зарастающих кустарником пустырей – остовы чудных строений, трубы, бетонные корпуса, зияющие пустыми глазницами. Пересекаем железную дорогу и с удивлением обнаруживаем, что рельсы лежат только под бетонкой (не смогли выдрать), по сторонам же, на насыпи, рельсы срезаны и сданы в металлолом, и даже шпалы унесены. Кажется, лет десять назад здесь произошло нечто, отчего все живое вымерло, а камни остались. Вот он, «чернобыль» перестройки. И сколько же их! Только вот таких брошенных площадок под АЭС с советских времен аж 40 по стране. Поистине имперский размах! По амбициозности проект сродни Вавилонской башне – те же масштабы, тот же многоязычный вызов Богу… Впрочем, нет, ведь Бога «не было». Тогда кому?
Среди леса вдруг натыкаемся на электроподстанцию – кружево проводов и геометрический узор высоковольтных конструкций. Впервые за многие километры встречаем живую душу: рабочие. Это сооружение оказывается фрагментом все той же грандиозной стройки, но, в отличие от других объектов, ее приспособили под текущие нужды областной энергетики. В словах, в интонациях рабочих то же самое отчаянное веселье, что мы встретили и в Чистых Борах, и встречаем по всей матушке-России: живем плохо, а будет еще хуже… Мало кто в глубинке после нашего долгого лихолетья верит в лучшее. А ведь это – основа всего. Великие империи всегда держались на вере в непоколебимую мощь, превосходство и безграничную будущность. Ничего этого нет сегодня и в помине. Измельчал русский человек, скептичен стал без меры.
Спрашиваем дорогу на Макариево-Писемский монастырь. «Вам туда!» – делает отмашку тот, что хохмил поменьше и расслышал нас.
На письме-реке
Мы едем по следам Ивана Осиповича Сусанина – вновь, как и 9 лет назад. В прошлый раз в селе Домнино (родовая вотчина Романовых) мы оказались на подворье как раз этой обители, и кому как не настоятельнице игумении Ангелине знать последние новости – продвигается ли дело по прославлению Церковью Ивана Сусанина и пр. Забегая вперед, замечу, что как раз по этому вопросу мы промахнулись, – подворье в Домнино уже давно передано другому монастырю. Но что не подлежит сомнению, так это то, что именно прп.Макарию молились и Сусанин, и юный Михаил Романов в дни смертельной опасности, – ведь преподобный в здешних краях издавна почитался главным небесным заступником. Так что Сам Бог велел и нам поклониться его честным мощам.
Преподобный Макарий Писемский подвизался в этих местах шесть веков назад. О нем известно мало, и, помню, в университете Писемский для меня был только русским писателем XIX века, повествовавшим о «загнивании дворянства», да и его-то фамилия казалась лишь литературным псевдонимом. Как оказалось, на самом деле костромская семья Писемских с древними боярскими корнями (к которой принадлежал и писатель А.Ф.Писемский) почитала преподобного Макария как одного из своих предков.
Здесь, на реке Письме, прп.Макарий родился и, пройдя школу прп.Сергия Радонежского, здесь же закончил свой путь в окружении учеников, в основанной им обители. После 20-летнего совместного с прп.Павлом Обнорским подвижничества прп.Макарий с братией из «старой пустыни» перешли на новое место – возвышенность на берегу Письмы километром выше по течению. Это именно то место, где теперь и расположен монастырь, прежде именовавшийся Макарьевой пустынью, а теперь Спасо-Преображенским Макариево-Писемским монастырем.
Мы так старались не проехать мимо монастыря, расположенного, как нам сказали, у дороги, что едва не пролетели мимо, приняв его за сельский погост. Действительно, кладбище, причем со свежими еще могилами, с висящими на крестах венками, расположено в самом центре монастыря и занимает как бы господствующее в нем положение – такое мне довелось увидеть впервые. Как потом выяснилось, все дело в том, что до последнего времени окрест это была единственной не закрывавшейся приходской церковью. И на всей Костромской земле это было единственным местом, где можно было поклониться мощам св. угодника, – здесь, в подклети храма, находилась рака с мощами прп. Макария и почивали его мощи.
Заходим через ворота. Пустынно. У входа в храм разбит сад. Нельзя не заметить чистоту и порядок, так выдающие всегда именно женский монастырь, в отличие от мужского. Контраст с разрухой только что преодоленной нами зоны строительства АЭС настолько разителен, что мы даже остановились, заглядевшись. Мимо могил идем к храму, а затем и к сестрическому корпусу. Настоятельница игумения Ангелина (Травина) согласилась принять нас, несмотря на недомогание (шутка ли, 85-й год идет). Входим, представляемся. Зачем пришли? Ах, православные журналисты? Хорошо, только давайте очень недолго. Нет, не вспомнит нас. Но сам вид настоятельницы, строгость ее речи невольно заставляют вспомнить то наше давнее путешествие, по следам которого мы сегодня движемся. Тогда нас, велопаломников, очень настороженно встретили на подворье Макариево-Писемского монастыря в селе Домнино (это километрах в тридцати отсюда) – тогда матушка Ангелина только год как возглавила обитель. Как оказалось, буквально перед нами на подворье побывал проходимец, представившийся паломником, и украл всю наличность из монастырской кассы. Помню, тогда мы, бросив рюкзаки, кинулись его догонять – и ведь догнали, и, по молитвам матушек за нас во время этой неожиданной погони, смогли вернуть все, что он не успел потратить. Мы догнали вора на автобусной остановке – сделав дело, он спокойно дожидался автобуса на Кострому. Нашего появления на остановке он никак не ожидал – было жалко смотреть на него: глаза бегающие, встревоженные, а взгляд – как сейчас помню – совершенно пустой. Сколько после этого я видел таких взглядов – и на телеэкране, и в жизни, у самых жутких убийц и лиходеев! И, кажется, понял – самые страшные дела вершатся в мире не со зверским, а именно с этим, бессмысленным, выражением лица, когда не божественное в человеке злобой искажено, а когда человеческое в человеке отсутствует...
Деньги мы тогда вернули в монастырскую кассу, насельницы сменили настороженность на традиционную обходительность и благоприветливость – так что и переночевали мы на подворье, и, помню, съели большущую миску творога с вкуснейшими сливками. А вечер я посвятил размышлениям над акафистом преподобному Макарию. И вот Господь вновь привел нас к нему.
Матушка Ангелина начинает разговор с сетований на современных паломников, от которых одни убытки, ладно бы только материальные, но и душевные: «Вот мать Серафима давеча просила меня больше не посылать к ним, чуть не плачет – трудно водить по монастырю».
– Приезжала тут одна семья на машине, – рассказывает игумения, – пьяные, мы их просим в святом колодце воду не мутить, а они – ноги в нем мыть, нарочно мутят. Батюшка у нас потом трижды колодец переосвящал… У нас икона Николы Чудотворца тогда благоухала, а сразу после этого – перестала.
– Но если человек приезжает помолиться, мы с любовью привечаем, – спохватывается матушка игумения. – А то для чего и монастыри-то существуют, как не для верующих людей… Вот воскресная школа из Костромы приезжала, пожалуйста, и молочком угостили.
Разговор наш коротким не получился, несмотря на давление, которое то и дело матушке, по ее словам, «в голову било»: слово за слово, рассказала она о трудах в обители («У нас тут не посидишь, сестры день и ночь работают, идет – и вдруг на пороге присядет или на лестнице – от усталости») и нас расспросила о жизни в миру, будут ли новые паспорта с кодами выдавать. Ответили, что только на зарубежных паспортах будет личный код. На что матушка заметила: «Ну что ж, значит, наездились по заграницам, теперь сидеть надо у себя дома, спасаться».
Под конец разговора мы упросили матушку все же рассказать о себе, несмотря на то, что в начале беседы она решительно отказалась это делать.
Как рассказала игумения Ангелина (в миру Валентина Ивановна Травина), родилась она недалеко отсюда, в деревне Лобановке. В семье было 7 детей. С шестилетнего возраста Валя вместе с родней посещала богослужения на Макариевом погосте, духовно окормлялась у известных всем жителям Буйского уезда подвижников – иеромонаха Иаково-Железноборовского монастыря Иоасафа (Сазонова) и монахини Свято-Троицкой Сумароковой обители Веры (Меркуловой). Работала в колхозе «Удгода», 14-летняя складом заведовала.
– Кто трудиться умеет и хочет, он и сейчас живет, – ответила игумения на наше замечание о том, что сегодня молодым на работу не устроиться. – Я государство, страну нашу любила и люблю – с детства никогда без билета не ездила. В войну мы, голодные, стога метали, лес валили, – матушка показала на руке следы от порезов, полученных в детстве: – Это когда лен собирали, спешили, чтобы не пропало. А сейчас на молодых смотреть тяжело – за что ни возьмутся, будто не свое.
Достала хранящуюся в коробке медаль ордена «За заслуги перед Отечеством» второй степени, полученную за труды в 2000 году. Из стопки выпало поздравление от Жириновского с Пасхой – показала с улыбкой и его.
Оставшись сиротой, перед войной переехала Валя к теткам в село Княжево под Костромой и там окончательно посвятила себя служению Церкви – стала псаломщицей в местном храме. На восьмом десятке лет, когда ее родная дочь, игумения Иннокентия (Травина), стала настоятельницей возрожденного Костромского Богоявленско-Анастасииного женского монастыря, ее поставили восстанавливать подворье в Домнино, а в 1995 году Господь судил ей вернуться в родные места – на Макарьев погост, чтоб возродить здесь женскую обитель.
Начали с восстановления закрытого в 51-м году храма над мощами преподобного Макария. «Что тут было! – вспоминает она. – Белый грибок все стены изъел, пол провалился… Восстановили все, здоровья тогда было побольше, беспрестанно благотворителей теребила… А теперь вот три яруса на храме покосились, надо поправлять, хотя уж и сил нет…»
Прощаясь, матушка Ангелина вручила нам иконки прп. Макария, хотела дать и акафист святому, но мы сказали, что храним акафист еще с прошлого раза, когда нам подарили его в Домнино. Вспомнили, как в пути, застигнутые ливнем, стояли мы со своими велосипедами под навесом на совхозном току и читали этот акафист Макарию Писемскому. «Ну что, дождь-то закончился?» – спрашивает матушка. «Закончился. Через полчаса». – «Ну вот, видите... Когда с верой к нему обращаются, разве ж он не поможет!..»
Идем к мощам преподобного, спускаемся в подклеть храма (светским языком – в полуподвал), где стоит рака преподобного. Всю прошедшую войну шли сюда молиться угоднику оставшиеся в тылу матери и дочери сражавшихся на фронтах, пропавших без вести или уже погибших.
Но спустя пять лет после победы власти, прежде не обращавшие внимания на затерянный в лесах Макарьев погост, решили-таки «изолировать подход к могиле, а также и в церковь». На престольный праздник Преображения 1951 года входы в подклеть к мощам и в сам деревянный храм были заколочены. Вскоре умер служивший здесь священник, и церковь совсем осиротела.
Лишь в 1971 году Преображенский приход, наконец, обрел своего постоянного настоятеля – священника Михаила Беляева. Уроженец Буйского района, участник Великой Отечественной войны, награжденный одиннадцатью правительственными наградами, он в 1949 году был арестован по обвинению в «контрреволюционной агитации и пропаганде» и семь лет провел в лагерях. В 1971 году отец Михаил приехал на Письму и с того времени уже более тридцати лет служит у мощей преподобного. Ныне он – духовник обители.
Монастырская сестра, ведущая нас через кладбище к святому колодцу (матушка благословила), рассказывает:
– В 2000 году, когда отмечалось 600-летие нашего монастыря, было чудо от мощей преподобного. Приехала семья из Ярославля, у дочери – незарастание пяточной кости, она не могла ходить. Девочка тоже присутствовала на праздничной службе, причастилась. Сам владыка Александр причащал. Потом мы узнали, что она исцелилась.
Колодец оказался на самом деле целым «городком» – лестница ведет к заботливо выкрашенной голубой краской избушке-купальне, сам колодец, дальше еще какие-то строения.
– Первый колодец выкопал преподобный Макарий своими руками, об этом и в акафисте сказано. Его чистили, он веками поддерживался, даже в советское время – потому что вода имеет целебную силу – для тех, кто с верой приходит. А купальню в прошлом году матушка затеяла, и сделали. Но не над колодцем, а чуть в стороне, чтобы источник не мутить, воду нужно носить ведрами. А второй колодец – подальше, на тот случай, если много людей приедет…
Девять лет назад мы пили эту воду – ее в Домнино специально привозили во флягах. А теперь вот и искупаться в ней Господь сподобил. Зайдя в избушку, мы хотели, было, полить лишь головы, но Михаил увидел вдруг оставленную кем-то на подоконнике икону его ангела хранителя и решился на полное троекратное обливание ледяной водой. Я – за ним.
…После освежающего душа уже за оградой я сладко улегся на ласкаемую солнцем травку и склонился над картой – любимое мое занятие. Ниточки дорог, сетки болот, кружочки населенных пунктов – живых и все больше «нежил.». Разглядываешь окрестные места и читаешь названия селений, словно судьбу. Деревни Лужок, Борок, Жарок, сельцо Воронье и откуда-то – Слон. Здесь начинается Русская Фиваида, уходящая на Север, в Вологодские пределы, и названия рек – Нурма, Монза, Обнора – многое говорят слуху православного человека, знающего Святцы. А рядом деревня с двусмысленным названием Пилатово, тут же – Царево, Новографское; ласкают слух Пречистая, Спас, Троица, рядом – Мотово, Хреново, Упыревка, Лоходомово. Глубинная Россия. Красота бескрайних лесов и излучин рек, и только их названия выдают доисторическую седину этой земли, хранят наречие исчезнувших, а некогда живших здесь племен: Шача, Уча, Кега... И заползают в голову мысли о том, что, быть может, и от нас, русского племени, когда-то останутся только названия урочищ на чьей-то карте? Но гоню прочь эти мысли. Выкарабкаемся! Не хватает нам сил пока обустроить всю землю, которую Господь нам даровал, так ведь по силам хотя бы малые очаги, как эта обитель, обустроить с любовью – можем! Только нужно любить ее – родину свою. И Господь добавит сил.
В Железном Борке
Из дорожного дневника М.Сизова:
Полотенец с собой не было, и решили мы лишь ополоснуться, чтобы потом, мокрыми, не прилипнуть к сиденью машины. Скинули рубахи, затем туфли, дабы не замочить, а потом увидел я на стене раздевалки маленькую иконку архангела Михаила. Эх, да чего ж это мы?! Разоблачившись полностью, окатываемся жгучей, пронизывающей до костей водой. Посвежевшие, садимся в машину – совершенно сухие, влага словно испарилась с тела.
Дальше по пути в Сусанино у нас еще Иоанно-Предтеченский Железноборовский монастырь. Девять лет назад на велосипедах мы прокатились мимо, не ведая о его существовании. Впрочем, его тогда и не было, стояли только стены, а первый монах появился лишь через год после нашего путешествия. Но все равно стоило его тогда посетить, ведь Яково-Железноборовский монастырь напрямую связан с нашей темой – спасением Михаила Романова и восшествием его на престол. По одной из легенд, юный Михаил прятался за его стенами, и Сусанин посылал гонца с сообщением об опасности именно сюда.
А «железным» Борок зовут с незапамятных времен, археологи находили здесь ямы, в которых наши предки выжигали железо. Монастырь и сам добывал руду, выплавлял железо, из которого ковал все, что требовалось тогда в хозяйстве, – от гвоздей до топоров и лемехов. Благодаря монастырю здесь возникла богатая слободка ремесленников – мастеров на все руки.
Свернули с шоссе, и вскоре в глубине села за домами выросла высоченная колокольня без креста. А рядом увидели в небе сверкающие облачки новеньких железных куполов. При приближении оказалось, что, кроме маковок, в монастыре почти ничего не отремонтировано. Самое крепкое здание в монастырском комплексе – двухэтажный келейный корпус с балкончиком. Но на нем табличка «Муниципальная общеобразовательная школа». На колокольне тоже табличка, только слов не различить, стерлись от времени. Видимо, было написано «охраняется государством». Наверху в кирпичной кладке зияет дыра, контуром в точности повторяющая абрис колокола, – явно в 20-30-е выломали, чтобы скинуть главный колокол, да так и оставили. Как только Игорь достал фотоаппарат и прицелился на «памятник архитектуры», в глубине двора собака подняла уши, заворчала и потрусила в нашу сторону. Под эскортом хвостатого стража идем на звук позвенькивающей электропилы.
Диск брызжет опилками, и за ними едва различимо бородатое лицо пожилого послушника. Наконец, заметив нас, машет рукой: один момент...
– Работать приехали? – спрашивает.
– Да мы из газеты, паломничаем. А начальство где?
– Игумен Ферапонт с помощником в Москву уехали, так что я здесь парадом командую. Есть еще монахи, трое человек, но они в селе живут. Купили небольшой домик, поскольку здесь места мало, не оборудовали еще под жилье.
– Решили сначала храмы восстановить?
– Так точно. Вишь, крышу уже покрыли, в Рождественском и Трехсвятительском теперь можно молебны служить. Скоро дойдет очередь и до Иоанно-Предтеченского храма: государство, вроде бы, собирается выделить деньги на реставрацию. Как крыши закроем, стекла вставим, сразу братский корпус возводить начнем. Сюда ведь еще монахи обещаются приехать, да селить их некуда.
По словам Георгия (так зовут послушника), обычные службы братия совершает пока что в сельском храме. Вериги св.Иакова Железноборовского и сегодня, по древнему обычаю, накладывают на больных людей. Кто с верой их надевает – тот излечивается. Приходят больные и к целительным мощам преподобного, что находятся под спудом в монастырском пятикупольном Рождества Богородицы храме. Еще на территории обители есть два святых «озера», выкопанных собственноручно прп.Яковом.
– Да, много у вас святынь! – удивляемся. – Три действующих монастыря на один Буйский район...
– А вы у Макария были?
– Только что оттуда.
– Как у матушки Ангелины здоровье? Прежде она очень болела. А отец Михаил совсем уж слабенький. Он теперь игумен, уже больше тридцати лет при храме. Хотя уже не служит по дряхлости, вдруг Чашу с причастием не удержит. А прежде он двужильный был, в Киев пешком несколько раз ходил, странничал. Он, как и я, местный, родом из Буя.
– Странником он ходил, уже будучи монахом?
– Нет, монашество потом принял. Он ведь пострадал за веру свою, хотя одиннадцать государственных наград имеет. Рассказывал, бывало, как идет паломником в монастырь зимой, в лесу ночь застигает, он в снег зарывается, потом среди ночи просыпается – а вокруг него стая волков на задних лапах сидит. Страх такой, а батюшке хоть бы что, потому как вера в нем была. Волчица смотрит на него, потом встает и уходит, а за ней вся стая.
Я скажу вам, отец Михаил – настоящий прозорливец, в Костромской области выше жизни нету батюшки. Человек к нему приходит – и он сразу видит, с каким вопросом, что у того на душе. Иногда, едва завидев, сразу поворачивается и уходит – знает, что с пустым вопросом к нему идет человек, ради любопытства. Наложением рук и молитвой болезни лечил. Ему и Богородица являлась... Мне было 6 лет, когда я отца Михаила первый раз увидел – родители к нему привели. Мои родители ведь были верующие, особенно мать. Отец Михаил маму очень привечал – в память о ее отце, моем деде-священнике, которого расстреляли в Котельниче.
– Где? – удивился я совпадению.
– В Кировской области, в Котельниче. Моя фамилия Криулин, а по матери – Образцов. Так вот, в Котельниче был расстрелян о.Петр Образцов.
Совпадение заключалось в том, что совсем недавно наш корреспондент ездил в Котельнич и написал статью о местных новомучениках (На смерть, как на Пасху, «Вера», № 474). По его записям и публикации В.Семибратова в «Вятском епархиальном вестнике» («Победивший в споре», № 3 1992 г.) мы позже выяснили, что Георгий был несколько неточен. Его деда, о.Петра, расстреляли не в самом Котельниче, а в Кирове. Петр Образцов был сыном сельского священника из с.Катрома Вологодской губернии, в 1911 году закончил Вологодскую Духовную семинарию, затем вплоть до революции преподавал в духовном училище на Вятчине. Первый раз его арестовали в 1931 году после диспута с котельническими атеистами, окончившегося убедительной победой о.Петра, который «доказал, что Бог есть». После диспута о.Петра под аплодисменты буквально на руках вынесли со сцены переполненного зала городского клуба. Ценой этого были 5 лет лишения свободы с конфискацией имущества. Всю семью о.Петра выселили из собственного дома, а самого его отправили на Беломоро-Балтийский канал. Через три с половиной года в связи с сильным истощением и острым заболеванием его досрочно отпустили «умирать домой». С Божьей помощью о.Петр встал на ноги, и в конце 1935 года он был приглашен служить в с.Федосеевское Свечинского района. Лагерь не сломил священника, он продолжал подвижнически служить, проповедовать и очень скоро приобрел у прихожан большой авторитет. В 1937 году его снова арестовали и расстреляли в Кирове.
И вот сейчас невзначай мы познакомились с внуком священномученика Петра.
– В нашей семье не было принято рассказывать о смерти дедушки, – говорит Георгий. – Не знали даже, какого числа его расстреляли. Но мама помнила, что как-то 14 октября в доме случилось странное: двери в комнату были заперты, и там сама собой икона переместилась из божницы к двери, как бы по воздуху перенеслась. А икона была святителя Петра, епископа Аргосского – небесного покровителя нашего дедушки. И только в начале 90-х из газеты мы узнали, что в этот день – 14 октября – священник Петр и был расстрелян.
– Так вы не случайно здесь, в монастыре, оказались? И дед, и прадед у вас священники...
– Господь ведет по жизни. Правда, падать приходится часто, враг искушает здорово, когда к Богу идешь. В церковь-то я совсем недавно пришел: сначала помогал восстанавливать храм в Буе, второй год уже здесь. Прежде в Архангельской области, потом в Якутии механизатором на бульдозерах работал, а здесь на все случаи: я и плотник, и портной. И при деле, и со святыней рядом... Подождите, ключ возьму, к преподобному вас свожу.
Внутри храма полумрак – стекла только начали вставлять, большей частью окна забиты досками. На фоне щербатых кирпичных стен полог над гробом преподобного похож на белоснежную кувшинку. Пока мы прикладывались к раке, Георгий озабоченно ощупывал стены:
– Фрески здесь были прекрасные, да все поотбивали, сейчас придется штукатурить. После того как монахов расстреляли, в храме коммунальные квартиры устроили, второй этаж сделали – видите, вверху балки остались? А здесь вот дырку в стене пробили – труба отопительная была.
– А как монахов расстреляли, известно?
– Советская власть окончательно монастырь закрыла весной 1929 года. Поначалу судили только настоятеля о.Серафима и старца Сергия, которого народ очень почитал. Остальную братию – человек 20 – прогнали, но монахи уходить не захотели. Поскольку все их жилье было занято, они попросили себе подвал под храмом, поближе к мощам преподобного. В нем и жили, пока не приехали чекисты, не вывели их оттуда и не расстреляли прямо на месте. Мало кто выжил. В нашей Костромской епархии служил схиархимандрит Серафим (Борисов) – так он был иноком этого монастыря. Старшие монахи наказали ему покинуть обитель, и его расстрел миновал. Зато восемь лет отсидел в Архангельской области. Он долго прожил, в 1994 году только похоронили.
Георгий показал нам и подвал, где жили новомученики. Внутри в полутьме лежат какие-то железяки, колеса от телег.
– Говорят, отсюда начинается старинный подземный ход, который выходит на ту сторону реки Тебзы, – вполголоса говорит наш гид. – Местные мальчишки пытались по нему пройти, но он частично завален.
– На случай осады был построен?
– Наверное. Видели ров вокруг монастыря? Раньше была и высокая крепостная стена. Тут же в старину много разбойников шныряло, поляки и прочие. Отрепьев, боярский сын между прочим, после нескольких лет испытания был пострижен в монахи с именем Григорий именно здесь, и уже потом он перешел в Суздальский монастырь, а потом – в московский Чудов. А когда он стал царем-самозванцем Лжедмитрием, его ватаги разорили родную обитель: монастырь сожгли дотла и часовню над мощами преподобного. Как татары когда-то. По легенде, будущий царь Романов прятался здесь, когда от Ивана Сусанина прибежали сообщить. Не знаю, правда ли это, но в газете я читал, что сохранилась челобитная железноборовского игумена, по которой царь Михаил Романов выделил монастырю земли и разные блага, чтобы возместить ущерб от поляков.
– Сейчас в газетах всякое пишут. Вплоть до того, что Сусанина вообще на свете не существовало.
– А уж это брехня, – веско ответил послушник. – Как же не существовало, если недавно его могилу нашли?
– Как нашли?!
– А вот так и нашли. В Сусанино поезжайте, сами все увидите.
(Продолжение следует)
Фото И.Иванова.
157020, Костромская обл., Буйский р-н, с.Борок, ул.Колхозная, 43. Свято-Предтеченский Иаково-Железноборовский монастырь. Тел. (09435) 3-31-80.Наместник – иеромонах Ферапонт (Кашин).
157040, Костромская обл., Буйский р-н, п/о Гавриловское. Макариево-Писемский монастырь. Тел. (09435) 3-33-70.
Настоятельница – игумения Ангелина (Травина).
 | назад |
| вперед |  |
