МУЧЕНИКИ

«БРЕМЯ ЖЕ ДИВНО ЛЕГКО...»


Есть много названий, занятий и дел,
Но выбор пути одинок,
И нашему знанью положен предел,
Как ни был бы разум глубок.
Пусть дело великое сильный берет –
Пойдем незаметным путем.
Не будет нам славу пророчить народ,
Не будет проклятья кругом.
Зачем наше имя потомкам хранить?
Мы малое дело возьмем,
Которое сердце бы стало любить,
И честно всю жизнь проживем.
Пускай одинокий, тернистый наш путь –
Бодрее вперед до конца!
Пусть скорбную чашу до дна отхлебнуть
Нам дерзко желает судьба.

Это стихи Татьяны Гримблит. Ее «малое дело» в глазах Божиих, видимо, оказалось не таким уж малым, ибо за него она удостоилась мученического венца. Этот рассказ – о ней.

О мученице Татиане Гримблит я впервые услышал от Геннадия Зверева, члена Фонда «Память мучеников, исповедников и подвижников Русской Православной Церкви». О ней он рассказывает воистину вдохновенно, словно читает поэму:


Татьяна Гримблит, после ареста

– Она же с детства посвятила себя Христу, осталась девственницей! С юности решила помогать ближним. Как только начались репрессии и вся Сибирь стала местом заключения и ссылок, 17-летняя девушка, душа которой горела любовью к Богу и желала подвига, отдала все силы помощи заключенным. Время тогда было нелегким. Милосердие отнесли к пережиткам прошлого, буржуазным предрассудкам. И она ведь прекрасно понимала, что ее за это ждет. Но сознательно на это шла, потому что иначе жить не могла. И когда ее мучили на многочисленных допросах, то она ни разу не отреклась от веры и от Бога...

Чем больше я узнаю о жизни Татьяны Гримблит, тем больше и я проникаюсь к ней чистой и восторженной любовью, которой пламенеет к этой подвижнице Геннадий Владимирович. Такое же чувство у меня было при знакомстве с жизнью и мученическим подвигом Великой Княгини Елизаветы Федоровны. Их исповеднический подвиг во многом схож. Только одна была вознесена судьбой на вершины социальной лестницы и во многом благодаря своему положению могла заниматься социальным служением, создав Марфо-Мариинскую обитель. А вторая с детства была простой христианкой, как миллионы россиян.

Родилась Татьяна Гримблит 14 декабря 1903 года в городе Томске. День рождения святой мученицы совпал с днем памяти святого Филарета Милостивого, известного своей любовью к несчастным и обездоленным. Любовь к Богу и Церкви Татьяне с детства привил ее родной дедушка, уважаемый томичами протоиерей Антонин Мисюров.

После окончания в 1920 году Томской гимназии она поступила воспитательницей в детскую колонию «Ключи». В том же году умер ее отец, и юная девушка стала сиротой. Репрессированные, нуждающиеся, дети-сироты – все они стали для нее ближними. Татьяна постановила себе за правило все заработанные деньги, а также все средства, которые она собирала в храмах г.Томска, менять на продукты и вещи и передавать их заключенным в Томскую тюрьму. Приходя в тюрьму, она спрашивала, кто из заключенных не получает продуктовых передач, – и передавала принесенное им.

За это в 1923 году она и получила свой первый срок. Взяли ее, когда она повезла передачи нуждающимся заключенным в г.Иркутск. Обвинили в контрреволюционной деятельности. К этому времени Татьяна познакомилась уже со многими выдающимися архиереями и священниками Русской Православной Церкви, томившимися в тюрьмах Сибири. В Иркутске она и отбывала первый срок – четыре месяца.

В 1925 году ОГПУ снова арестовало девушку. На этот раз ее освободили через семь дней. «Пришить» ей было нечего. Но сама по себе активная благотворительная деятельность неустрашимой христианки вызывала злобу у безбожников. Решив посадить ее всерьез, стали собирать досье. В ее личном деле, подготовленном сотрудниками ОГПУ, появилась характеристика:

«Татьяна Николаевна Гримблит имеет связь с контрреволюционным элементом духовенства, которое находится в Нарымском крае, в Архангельске, в Томской и Иркутской тюрьмах. Производит сборы и пересылает частью по почте, большинство с оказией. Гримблит во всех тихоновских приходах имеет своих близких знакомых, через которых и производятся сборы...»

* * *

         ВСЕНОЩНАЯ

«Слава Тебе, показавшему Свет...»
Возглас святой в алтаре, –
Этим словам, так любимым, в ответ
Дрогнуло сердце во мне.
Молча, с молитвой, встаю на колени
Я пред Распятьем святым,
Быстро скользят по лицу Его тени,
Кажется мне Он живым.
Кажется мне, что уста дорогие
Вымолвить слово хотят
Или закрытые очи святые
В душу с укором глядят.
Совесть сурово укор повторила,
Глаз не могу я поднять,
Страсти земные тревожные всплыли,
Душу пустить не хотят.
«Боже мой, Боже, все сердце с Тобою!
Славу Тебе не пою,
Сжалься, молю я, над грешной душою,
Видишь Ты, слезы я лью.
Слезы те, Боже, – раскаянья слезы:
Душу мою исцели,
Ночью пошли Ты ей светлые грезы,
Мир в мое сердце всели».
                                     
1921 г.

7 Мая 1925 года она вновь была арестована «как вдохновительница тихоновского движения в губернии». Приговор: высылка на три года в Зырянский край. 1 июля 1926 года Татьяна Гримблит по этапу была доставлена в Усть-Сысольск (Сыктывкар). Затем из Усть-Сысольска ее переправили в далекое село Руч Усть-Куломского района, расположенное на высоком берегу Вычегды. Тогда в Усть-Куломском районе уже находилось много ссыльных архиереев и священнослужителей-тихоновцев. Так что она попала в свою среду, хотя и находилась под неусыпным оком ОГПУ.

В ссылках Татьяна писала стихи. Больше всего стихов, дошедших до нас, как раз было написано в Зырянском крае. Все ее творения проникнуты любовью к Богу.

– Обратившись к ее поэтическому наследию, – говорит Геннадий Зверев, – понимаешь, что это своего рода дневник, страницам которого она поверяла, только в стихотворной форме, свои размышления и переживания, факты своей такой недолгой, незаметной, но яркой жизни. Вот строки одного из них, написанного в Вишерском лагере в 1931 году:

Вычегда плещет о берег крутой,
Жадно смотрю на струи:
Быстро проходят далекой мечтой,
Кину им мысли мои.
Пусть унесутся на север волной,
Я же на юг улечу,
Чтобы не встретиться с думой лихой,
Путь ей слезой оплачу.
. . . . . . . . .
С северной, дикою, яркой красой
Сердцем, любовью слилась...
Лес непрерывной лежит полосой,
Речка змеей извилась.

Человек такого поэтического настроения, как Татьяна, не может писать стихи на досуге. Да и понятия о досуге у таких людей не существует. Вот почему ее поэтическое настроение прочно срослось с христианским в нерасторжимое целое и все чаще становилось в стихах молитвой.

– О том, как провела время в ссылке в Зырянском крае Татиана Гримблит, у меня нет достаточных сведений, – продолжает свой рассказ Геннадий Владимирович. – Михаил Борисович Рогачев, возглавляющий Коми республиканское общество «Мемориал», говорил мне, что как раз в отдаленном Усть-Куломском районе среди ссыльных архиереев и мирян тихоновцев была организована некая группа людей, реально боровшаяся за чистоту православия. Это был, по мнению Михаила Борисовича, пожалуй, единственный случай в стране в то время. Но состояла ли в этой группе Татьяна Николаевна, неизвестно. Возможно, состояла, поскольку особым совещанием при коллегии ОГПУ для окончания срока ссылки она была выслана из Зырянского края через всю страну в Казахстан.

* * *


ПОСВЯЩЕНИЕ В.П.К.

Вот и закат догорает...
Молча владыка сидит,
Родину он вспоминает
И на иконы глядит.
Тихо лампада сияет,
Образы ярко плывут,
Сердце в тиши созерцает
Душу, а мысли зовут
Вдаль, к белокаменной милой
Или в Чернигов родной.
Если б неведомой силой
Хоть бы минутой одной,
Этой минутой Пасхальной,
Там с дорогими пожить,
С радостью песнью похвальной
В храме Господнем служить!
В этом далеком селенье
Радостной грустью горит
Сердце, а лик Воскресенья
Мирную бодрость дарит.
«Ярче сияй мне, лампада,
Радостью душу согрей
О Победителе ада,
Смерти, греха и скорбей»,
Вот и молитва, слетая
С уст, ко Христу полилась, –
Пасха, о Пасха святая,
Миру спасеньем зажглась.
Ярко лампада лучится,
Лаской сияют глаза,
Мягко в короткой реснице
Светится к Богу слеза.
Пусть ты в разлуке суровой –
Пасха! Воскресший Христос
Подал венец Свой терновый,
Чтобы и ты его нес.

                      село Руч. 1927 г.

Отбывать последние два года ссылки Татиана прибыла в Туркестан 15 декабря 1927 года. Освобождена была досрочно, но только в марте 1928 года смогла выехать в Москву.

В Москве она поселилась неподалеку от храма святителя Николая в Пыжах, в котором служил хорошо ей знакомый архимандрит Гавриил (Игошкин). Там она стала петь на клиросе. Храм этот находится недалеко от Марфо-Мариинской обители, где незадолго до этого вершила свои великие дела милосердия Великая Княгиня Елизавета Федоровна. В земной жизни две великие угодницы Божии не встречались, но ходили по одним тропинкам и следовали одним путем в вечность через служение Богу и ближним.

Вернувшись из заключения, Татьяна Николаевна еще активнее стала помогать оставшимся в ссылках и находящимся в тюрьмах заключенным, многие из которых были ее близкими знакомыми. В подвиге милосердия и помощи, в безотказности и широте этой помощи ей не было равных.

Начало 30-х годов – очередная волна гонений на верующих. 14 апреля 1931 года последовал ее новый арест. На этот раз ее приговорили к трем годам заключения в Вишерском исправительно-трудовом лагере Пермской области. За колючей проволокой она изучила медицину и стала работать фельдшером, что как нельзя лучше соответствовало выбранному ею пути служения ближним. Из лагеря освобождена была также досрочно на следующий год, но с запретом жить в двенадцати крупнейших городах России до окончания срока заключения.

* * *


          ВЕСНА

Весна, золотая весна!
Пришла, победила
И думы мои унесла
Волшебная сила.
Душа успокоилась вдруг,
И, мира полна,
От горя, от скорби, от мук
Далеко она.
О, этот чарующий сон!
Весь мир позабыт,
Слезой, как вином, упоен,
Страданьем омыт.
А думы мои унесло,
Забылась душа;
Кругом так шумливо, тепло –
Весна хороша.
О, не будите меня,
Хочу я уснуть.
Весна, дай мне света, огня, –
Согрей ты мой путь!

                     село Руч. 1927 г.

Местом жительства она избрала город Юрьев-Польский Владимирской области. После окончания трехлетнего срока переехала в город Александров, где устроилась фельдшером в больницу. В 1936 году переехала в село Константиново Московской области, где стала работать лаборанткой в Константиновской больнице. Все это время она не переставала помогать заключенным в тюрьмах и лагерях – духовенству и православным мирянам. Поддерживала не только материально, но и духовно – словом утешения, одобрения. Ее письма помогали оставшимся в заключении выживать и переносить скорби.

Епископ Иоанн (Пашин) писал ей из лагеря: «Родная, дорогая Татьяна Николаевна! Письмо Ваше получил и не знаю, как Вас благодарить за него. Оно дышит такой теплотой, любовью и бодростью, что день, когда я получил его, – был для меня один из счастливых, и я прочитал его раза три подряд, а затем еще друзьям прочитывал: владыке Николаю и отцу Сергию – своему духовному отцу. Да! Доброе у Вас сердце, счастливы Вы, и за это благодарите Господа: это не от нас – Божий дар. Вы – по милости Божией – поняли, что высшее счастье здесь – это любить людей и помогать им. И Вы, слабенькая, бедненькая – с Божьей помощью, как солнышко, своей добротой согреваете обездоленных и помогаете, как можете. Вспоминаются слова Божии, сказанные устами святого апостола Павла: «Сила Моя в немощи совершается». Дай, Господи, Вам силы и здоровья много-много лет идти этим путем и в смирении о имени Господнем творить добро. Трогательна и Ваша повесть о болезни и дальнейших похождениях. Как премудро и милосердно устроил Господь, что Вы, перенеся тяжелую болезнь (имеется в виду арест и заключение), изучили медицину и теперь, работая на поприще лечения больных, страждущих, одновременно и маленькие средства будете зарабатывать, необходимые для жизни своей и помощи другим, и этой своей святой работой сколько слез утрете, сколько страданий облегчите...»

Больше всего Татьяна Николаевна любила посещать Дивеево. Часто ездила не только на поклонение к святыням своего любимого святого Серафима Саровского, но и к своему духовному отцу протоиерею Павлу Перуанскому. В одном из писем, написанном 5 сентября 1937 года архиепископу Аверкию (Кедрову), она писала: «Дорогой мой Владыка Аверкий! Что-то давно мне нет от Вас весточки. Я была в отпуске полтора месяца. Ездила в Дивеево и Саров. Прекрасно провела там месяц. Дивно хорошо. Нет, в раю не слаще, потому что больше любить невозможно. Да благословит Бог тех людей, яркая красота которых и теперь передо мной. Крепко полюбила я те места, и всегда меня туда тянет. Вот уже третий год подряд бываю там, с каждым разом все дольше. Навсегда б я там осталась, да не было мне благословения на то...»

* * *


       ПОМОГИ

Я Тебя и умирая,
Мой Господь, благословлю,
Ты мне дал блаженство рая,
Радость подарил Твою.
Я спокойна – что мне надо?
Ничего я не ищу,
И Тебе, моя Отрада,
Дней остаток посвящу.
Я любви Твоей не стою
И завета не храню,
Только всей моей душою
На кресте Тебя люблю.
Вечно бы в груди носила
Красоту Твою с мольбой.
Помоги, чтоб и могила
Не закрыла образ Твой.

                          1931 г.

В день, когда она писала это письмо (к архиеп.Аверкию), последовал новый ее арест. Когда пришли ее арестовывать сотрудники НКВД, она, сохраняя в своей душе мир и спокойствие, пишет записку подруге: «Ольга, родная, прости! Прибери все...» – далее следует перечень наказов, которые необходимо сделать. Заканчивается записка такими словами: «Ну, всех крепко целую. За все всех благодарю. Простите. Я знала, надев крест, тот, что на мне, – опять пойду. За Бога не только в тюрьму, хоть в могилу пойду с радостью».

Примечателен перечень «противоправных деяний» в ее Деле. Сообщены они были следствию ее сослуживцами. Так, врач больницы, в которой она работала, показал: «Мне известно, что Гримблит посетила больного, лежащего в госпитале, к которому Гримблит не имела никакого отношения по медицинскому обслуживанию. В результате на другое утро больной рассказал врачу, что ему всю ночь снились монастыри, монахи, подвалы и так далее. Этот факт наводит меня на мысль, что Гримблит вела с больными беседы на религиозные темы...»

Медсестра рассказала о следующих «злодеяниях» подсудимой: «Гримблит зимой 1937 года, сидя у тяжелобольного в палате, в присутствии больных и медперсонала после его смерти встала и демонстративно его перекрестила... На вопрос о носимом ею на шее кресте Гримблит неоднократно отвечала: «За носимый мною на шее крест я отдам свою голову, и пока я жива, с меня его никто не снимет, а если кто попытается снять крест, то снимет его лишь с моей головой, так как он надет навечно»... Находясь на дежурстве, Гримблит выдачу лекарств больным сопровождала словами: «С Господом Богом». И неоднократно крестила больных. Слабым же больным Гримблит надевала на шею кресты». Моя девятилетняя дочка рассказывала мне, что Гримблит ее выучила креститься, за что дала ей гостинцев».

Следователь: Обвиняемая Гримблит, признаете ли вы себя виновной в ведении вами антисоветской агитации за время служения в Константиновской больнице?

Татьяна: Никакой антисоветской агитации я нигде никогда не вела. На фразы, когда, жалея меня, мне говорили: «Вы можете тратить деньги на красивую одежду и на сладкий кусок», я предпочитаю поскромнее одеваться, а оставшиеся деньги послать нуждающимся в них.

Следователь: Как вы проявлялись как религиозный человек относительно советской власти и окружающего вас народа?

Татьяна: Перед властью и окружающими я старалась проявить себя честным и добросовестным работником и этим доказать, что и религиозный человек может быть нужным и полезным членом общества. Своей религии я не скрывала...

Она была расстреляна 23 сентября 1937 года и погребена в безвестной могиле на полигоне Бутово под Москвой, там, где были расстреляны тысячи и тысячи безвинных жертв богоборческой советской власти. Прославлена как мученица Архиерейским Собором Русской Православной Церкви в 2000 году.

* * *


                 ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ

Ложь, клевета благодарностью будут
Мне за любовь, за труды.
Пусть меня каждый и все позабудут, –
Помни всегда только Ты.
Вечную память мне дай, умоляю,
Память Твою, мой Христос.
С радостью светлой мой путь продвигаю,
Муку мою кто унес?
Кто всю тоску, что мне сердце изъела,
Счастьем, любовью сменил,
Труд мой посильный в великое дело,
Благостно в подвиг вменил?
Кто же полюбит, в грехе без просвета,
Грязную душу мою?!
Только Твое сердце вечно согрето, –
Ближе к Кресту припаду.
Иго Твое – это благо святое,
Бремя же дивно легко,
Время молитвы – всегда дорогое,
Злоба и мир далеко.
Молодость, юность – в одежде терновой,
Выпита чаша до дна.
Вечная память мне смертным покровом,
Верую, будет дана.

                                 1932 г.

Е.СУВОРОВ

назад

вперед


На глав. страницу.Оглавление выпуска.О свт.Стефане.О редакции.Архив.Форум.Гостевая книга