ЭКСПЕДИЦИЯ

МЕЗЕНСКИЕ ОБЕТЫ

(Продолжение. Начало на предыдущей странице)

Из дневника Михаила Сизова:

...Дождь совсем разошелся, пляшет не только по крыше, но, кажется, тарабанит и в дверь часовни. Мы примостились у единственного маленького окошка, пережидаем непогодь. За стеклом дрожит от холода прилипшая к подоконнику паутина – серебристая, вся в водяной пыли, – а нам тепло и сухо. Согревают развешенные по стенам узорчатые шерстяные носки, платки, рукавички – дар Аникею от благодарного люда. Скольких он, оказывается, исцелил!

При бледном свете из окошка и мерцании свечных огарков (давно уж помолились, а они все не гаснут) пытаемся разобрать записи в «гостевой тетрадке». Эта обычная тетрадь в клеточку оставлена на видном месте в часовне, на столе, и, должно быть, предназначена для сбора сведений о чудотворениях преподобного. Кто-то большими буквами вывел на первой странице: «Просьбы – не писать!» Но большая часть тетрадки как раз из просьб и состоит. Кто-то молит преподобного помочь ему бросить курить. Рядом другое, более масштабное ходатайство: «...И татшöм просьба: ме кöсъя лоны президентöн Российской Федерации... медым ладмöдны олым йöзыслысь. Медым налы овны бурас, а эз сiдз, кыдз öнi! Сергей, 18.08 2002». (Примерный перевод с коми: «И такая просьба: я хочу быть президентом РФ, чтобы упорядочить жизнь людей. Чтобы им жить хорошо, а не так, как сейчас»). Не знаю, насколько серьезен был этот парень, но остальные просьбы в тетради очень искренни и жизненны. Хоть и необычна такая молитвенная «книга жалоб и предложений», но мне кажется, простодушная вера этих людей сможет найти отклик у преподобного.

Помоги и нам, отче Иоанникие, пособи в предстоящем путешествии! Один раз ты уже выручил: в пути застал нас дождь, и здесь, посреди тайги, на самом краю Коми земли, дал ты нам крышу в своей часовне.

Дождь утих, возвращаемся к лодке. В наше отсутствие на корме «товарища Сухова» появилось сиденье – та самая доска, что исчезла в Латьюге. В придачу на днище лежит трак от гусеницы, в здешних местах его обычно используют как якорь. Ну, спасибо кировчанину Геннадию (сиречь – Иоанникию)! На таком сиденье грести удобнее, меньше спина болит. Отталкиваемся от берега, и легонько понесла нас река в сторону Белого моря.

На меже

Ничто не сравнится с речной дорогой. Когда едешь на машине или идешь пешком, в любой момент можешь остановиться. А здесь ты в природном непрерывном потоке, словно откачнуло тебя не просто от берега, а от всего того миропорядка, в котором человек чувствует себя хозяином. Этот речной мир – сам по себе, совершенно равнодушен к тебе и имеет какую-то свою цель. Люди строят дамбы, пытаются повернуть русло, а река знай делает свое дело – просачивается сквозь все преграды и течет в одном, ведомом ей направлении. Не дай Бог отдаться на волю этой стихии, заслушаться тихим журчанием – такое начнет мерещиться...

Четырнадцать лет назад, в 91-м году, мы уже плыли по этой реке, в самых ее верховьях. Тогда мы попытались пройти старинным, давно уже заброшенным трактом с печорской староверческой Пижмы на Мезень и Пинегу. После десяти дней пути по таежным предгорьям Тимана еле живые вышли к истоку Мезени, из последних сил связали плот – и он понес нас вниз, к обитаемой земле. То ли от недосыпа (к берегу из-за тьмы комаров не пристать, а на плоту спать негде), то ли от таежного безлюдья и тишины уже на вторые сутки по берегам стали появляться «люди», машущие нам руками, оводы заговорили человеческими голосами... В воду смотреть я боялся, поскольку сразу начинались «мультики»: облака, отраженные в зеркальной речной глади, вдруг трансформируются в живые фигурки и кажут представления. И так они притягивают, что хочется прыгнуть в реку. А то вдруг за проплывающим мимо лесом начинают слышаться городские звуки: людские голоса, урчание моторов. Хотели было бросить плот, пойти на голоса в таежную чащобу, но вовремя опомнились: ведь загибнем там... К счастью, за нас молились в эти часы – и через ущелья, через пенистые пороги (неведомо, как их проскочили), через нежить лесную благополучно доплыли мы до первого жилья – поселка болгар-лесозаготовителей. Это был цветущий Верхнемезенск, ныне тот самый город-призрак, о котором мы уже вспоминали. На этом наше путешествие тогда и прервалось...

В среднем течении Мезень не такая, как в верховье: вода несет медленно, то и дело утыкая в отмели. Так что приходится безостановочно грести веслами. Труд монотонный, и чтобы отвлечься, вспоминаем...

– А помнишь, как в 91-м по пути к Мезени заплутали в тайге, в такую деберь забрались! – говорит Игорь. – На десятки километров полное безлюдье, кажется, вообще в тех местах нога человека не ступала. И вдруг... в траве клочок бумаги. Может, какой геолог самокрутку скручивал или охотник-промысловик обронил. Кто ведает...

– Еще бы! Кусок газеты с двумя словами в уголке: «Вера»-«Эскöм». Вообще увидеть среди тайги газету было невероятно, а тут еще и своя... Тогда, к лету 91-го, всего несколько номеров-то и вышло. До сих пор не верится.

* * *

По всем расчетам, мы уже в Архангельской области. В Латьюге Виталий Михайлович Букин так объяснял: «Как у Аникея побываете, через 10 километров будет граница с русскими. Землю делили по речке Курмыш, что в Мезень впадает. Нам правый берег достался с лугами, а им левый – с лесом. Мы, значит, сено косим, а на той стороне, глядим, лешуконцы лес тушат...»

Вроде 10 километров проплыли, но где же Курмыш, проскочили, что ли? Впрочем, Виталий Михайлович еще одну примету дал, как определить, что мы уже на той стороне. «По пути моя избушка будет, но вы ее не увидите, в глубине она. А как от нас к русским переедете, избушки на каждом взгорке станут встречаться». Удивились мы тогда: «Больше народа там, что ли?» – «Нет, просто не прячутся в лесу, в отличие от коми».

Избушку первым заметил Игорь. Типичная охотничья заимка с лабазом на высоких столбах. Входим в избу: несколько сухих смолистых поленьев у печки, мешочек с сухарями под потолком, соль на столе. В изголовье топчана к бревенчатой стене прикноплено фото священника с наперсным крестом, видно, вырезано из какого-то журнала. Лицо вроде знакомое... Подпись: «Протоиерей Виктор Потапов, г.Вашингтон, РПЦЗ». Вот так встреча! С этим американским священником нам доводилось переписываться. Надо бы сообщить ему, что его портреты в таежных избушках вешают, то-то удивится там у себя, в Вашингтоне! На столе расстелена комиязычная газета «Выль туйöд» – что, и в Архангельской области по-коми читают?

Отплывали уже, как вдруг на берегу показалась собака – не залаяла, просто посмотрела на нас и исчезла. Вслед за ней появился мужик с туесом за спиной. Оказывается, мы еще в Коми! Сам он латьюжский, пришел сюда по лесной тропинке.

– Избушка эта Мишки Устинова, он тоже с Латьюги. А граница с Архангельской областью тут совсем рядом, я за 20 минут дойду по лесу. А по реке вам делать большой крюк, может, к вечеру на веслах и доплывете.

Доплыли мы всего за два часа, когда солнце было еще высоко. Вот она, межа: слева на берегу Курмыша пограничным столбом возвышается сухое дерево, а справа рыжеет оставленная на мели баржа-понтон – памятник минувшей судоходной эпохи... По сию пору по берегам Мезени стоят знаки речной обстановки. Их деревянные щиты еще не сгнили, даже краска не облезла – но это обманка. Держишь нос лодки на знак, по фарватеру, значит, и... бац, садишься на мель. Русло давно изменилось, а обстановка показывает прежние, еще «доперестроечные» глубины.

Выбравшись из лодки, бредем к барже по белым барханам отмели, следы за спиной почти сразу же затягиваются песком – как в фильме «Белое солнце пустыни». Баржа огромная, вполне исправная, только ржавчину отбить – и хоть сейчас в навигацию. Стучу по борту, и гулким эхом отвечает железная утроба. «Федор, Петруха с тобой?» – «Убили Петруху, Абдула зарезал...» Почему вдруг вспомнились эти кадры из знаменитого фильма: песчаный берег, пустые ржавые цистерны и растерянный Верещагин, бывший таможенник великой Империи? Может, потому, что сегодня так же, как после революции, «за Державу обидно»?

По трапу взбираемся на баржу: сверху синяя лента Мезени кажется узкой. Вот слева Коми земля, справа – Архангельская. Тишина и безлюдье. Только на берегу кто-то лежит, словно товарищ Сухов прохлаждается, опустив ноги в реку. Так это ж наша лодка! Подхожу – Игорь уже внутри, консервной банкой вычерпывает из «товарища Сухова» воду.

– Протекает?

– Нет, веслами набросали. Не утонем, река-то по колено.

Впоследствии наша посудина вполне оправдала данное ей гордое имя «Сухов» – не раз волочили ее посуху, преодолевая мели брошенной людьми реки.

Русская Мезень

У нас на Севере административная граница между регионами – это настоящий край света, страна Гога и Магога. Вторые сутки гребем, и хоть бы какой признак цивилизации. Избушек много по берегам, но ни одной живой души. На реке встретилась стая диких лебедей. Игорь направил лодку в самую их гущу, а я достал камеру, снять, как они взлетят с воды. Но лебеди горделиво отплыли в сторону, нисколько нас не испугавшись.

Монотонная гребля изрядно нас вымотала. «Родома, Родома, где же ты?» Интересно, что в названии первой по Мезени русской деревни слились славянский и финский корни: «род» и «ма» (земля). Родная земля... По плану мы должны миновать эту деревню, затем еще Вожгору, Лебскую и в Кыссе оставить лодку, чтобы дальше в быстром темпе на попутках добраться до Лешуконского. Но, похоже, в Родоме придется перейти к «плану Б» – сразу же спешиться. Конечно, жалко разлучаться с «товарищем Суховым», полюбили мы эту лодчонку, а куда деваться? Веслами 200 километров не намашешь... Крыши Родомы появились за речным поворотом неожиданно, нереальные, как мираж (на фото слева). У пристани одинокий рыбак возится с мотором, причаливаем:

– Бог в помощь. Не подскажете, в какой цене у вас лодки?

– Смотря какие, – рассудительно отвечает мужик. – В Койнасе хорошие мастера за свою работу 4 тысячи берут.

Неплохое начало – свою-то мы купили существенно дешевле.

– А эту за сколько бы взяли?

Мужик критически оглядывает нашего «Сухова»:

– Эта, видно, в Коми сделана, «комяками» мы их называем. Ходкая лодка, только не для низовой Мезени. У нас днище в три доски и борта наращены, а у этой две доски – вертлявая, в первый же шторм опрокинется.

– А у вас штормы бывают?

– Бывают, волна под два метра. Пока до Лешуконска доплывешь, так укачает...

– Так в плохую погоду в райцентр и на автобусе можно. Часто он ходит?

– Что ты, парень! Автобуса у нас отродясь не было.

– А на попутках?

– Какие попутки? Дороги в райцентр вообще нету.

– Позвольте! – изумились мы. – Вот на карте в дорожном атласе обозначена грунтовка...

– Так это ж советский атлас. Даже в ту пору только зимник был. А сейчас вообще никто не ездит.

Новость оглоушила. Впрочем, нет худа без добра: хоть водным путем и медленнее, но сможем зато побывать во всех деревнях по Мезени и больше увидеть.

(Продолжение следует)

назад

вперед