Пару дней спустя снова навещаю четвероногих мальцов. Гляжу – один «рыжик» болен: сидит, понуро опустив головку, из носа течет жидкость... Взял его на руки и прижал к себе. Его крохотное тельце, почуяв тепло, задрожало; сердечко котенка забилось чаще.

«Как быть? – думаю. – Взять себе нельзя: у меня уже трое таких; а мой тесть, хозяин квартиры, предупредил, что следующего не потерпит. Отвезти бабе Шуре? Она, по своей сердобольности, конечно, не откажет принять звереныша. Однако в ее тесной однокомнатной квартире нашли приют уже около двух десятков котят и кошек, которых пожилая женщина содержит на свою мизерную пенсию...»

Полчаса метался я туда-сюда, не в силах принять решение.

– Какой красавец, – подошла ко мне одна из моих знакомых прихожанок и погладила котенка.

– Вот, – говорю, – захворал, бедный. Надо бы его куда-нибудь пристроить: синоптики обещают в эти ночи заморозки.

– Что поделать, – вздохнула женщина, – это же не человек, а к твари слишком привязываться нельзя. Главное – не обижать их, а дальше как Бог даст...

Согласившись, я положил звереныша назад в коробку, решив в следующий раз напоить его и остальных котят теплым молоком. А когда направился к выходу, бедолага выбрался из своего жилища и, хрипло замяукав, быстро поковылял следом за мной.

– Ах ты, сорванец! – сердито крикнул я и, схватив его за шкирку, отнес обратно в коробку...

...А через день в обглоданных рыбьих костях копошились только двое котят. Я налил им в миску молока и пошел искать больного...

Он лежал в грязи возле небольшой лужицы. Притрагиваюсь. Тельце его уже твердое и холодное...

Когда я шел назад, у меня внутри было пусто.

«Да, это верно, – подумалось мне, – я не поднял на несчастного палку, не причинил ему умышленного вреда. И совесть вроде бы должна быть спокойна. Только почему ощущение такое, будто я на земле самая последняя сволочь?»

И вдруг как обухом по голове: «Да человек ли я, если эти две ночи мог спокойно спать, в тепле и уюте, зная наверняка, что в этот самый момент Божия тварь гибнет от холода и болезни? Христианин ли я, если бросил беспомощного мальца на произвол судьбы, когда тот бежал за мной и буквально плакал, прося помощи? Неужели одно то, что я его «не обидел», способно привести меня к нравственному совершенству? И разве может Дух Святой «прийти и вселиться» в того, у кого в груди вместо сердца камень, – сколько бы этот человек за свою жизнь ни поставил в храме свечек и ни отдал поклонов?

Да, этот котенок не «образ и подобие Бога», он не имел интеллектуального и духовного развития. Но ведь он в этом не виноват! Значит, согласно Божиему замыслу, он необходим на земле именно такой, каков есть! И в глазах Творца так же бесценен, как и человек («Ты любишь ВСЕ существующее и НИЧЕМ не гнушаешься, что сотворил», – сказано в «Премудрости Соломона» (гл. 11, стих 25). И потому никто из людей не вправе превозносить себя над остальным творением Господа – тем более, что разум и дух, коими мы так любим гордиться, являются вовсе не плодами наших трудов и усилий, а исключительно даром Всевышнего!

Но, главное, разве несчастный звереныш испытал голод, холод и физическую боль меньшую, чем может чувствовать человек? Ведь любая тварь, подобно нам, состоит из плоти и крови! А если он еще и понял, что я его предал? (В последнее время доказано, что такое осознание у высших животных имеется!) Каково же было ему вместе с физическими муками ощутить и ужас покинутости, обреченности?