НА НИВЕ ГОСПОДНЕЙ
«ОДНО УТЕШЕНИЕ – ХРАМ ДА МОЛИТВА»
Серафимовский храм в центре Кирова долгие годы был единственным в городе. Через него пришло к Богу большинство вятских верующих, в том числе и ставшие потом священниками. И сейчас в эту намоленную святыню со множеством старинных икон (некоторые из них чудотворные) постоянно идут люди. Вот и мы, журналисты «Веры», в каждый свой приезд в Киров непременно заходим к преподобному Серафиму приложиться к святыням, испросить молитвенной помощи на свои труды. О приходской жизни и недалеком прошлом я расспрашиваю настоятеля храма о.Симеона Петрова. Вот уже без малого сорок лет, как служит он здесь.
Комсомольский «пожар»
Когда вскоре после окончания Московской Духовной семинарии в 1966 году я начал здесь служить, это был один-единственный храм на всю Вятку, народу – битком. Храм был и поменьше, и попроще – без боковых приделов, без настенной росписи – внутри он был выкрашен в темно-зеленый цвет. Открыли его при архиепископе Вениамине в 1942-м – холод, голод, война. Когда владыку вызвали и предложили передать Церкви на выбор Успенский или Серафимовский храм, он выбрал наш, потому что он был поменьше. «Кто его знает, вдруг снова решат закрыть, – говорил потом нам владыка, – а так к маленькому храму и внимания поменьше». Много потрудился староста Василий Васильевич Новиков, он воздвиг приделы к храму, за что и посадили его в тюрьму. С той поры запомнилась мне одна пасхальная ночь. Прямо во время праздничной службы ворвалась свора студентов из кировского пединститута, стали бить стекла, бросать зажженные гребенки. Кричат: «Пожар, горим!» Шум, гам, камни прямо на престол летели. Наши верующие стали защищаться. А через день я иду – слышу взрыв рядом с храмом в овраге. Продолжали пугать... Перед началом Великорецкого крестного хода кагэбэшники с утра около храма в оцеплении стояли, бабушек ловили, чтобы на ход не выпустить. А бабушки, уже наученные, загодя ночью уходили. Так было и во время хода. Одну нашу прихожанку, Валентину Эдуардовну, схватили, завезли далеко в лес и высадили. Она блуждала-блуждала, еле вышла. Такое не только у нас творилось. Помню, в Загорске, когда я еще в семинарии был, комсомольцы точно так же бесчинствовали, в пасхальную ночь в Успенский собор врывались, хулиганили, протодьякон от них дьяконской свечой защищался. Комсомольцы кричали: «Мы вас сотрем в порошок! Не будете здесь, дармоеды, хлеб проедать». Обзывались по-всякому. Мы им говорим: «У вас клубы, пляски, танцы, а мы-то чем вам помешали?» Но преподаватели семинарии запрещали нам вступать с ними в перепалку.
Храм в Решетниково
С малых лет я стал ходить в церковь, не пропускал ни одной службы. Родился я в Уржумском районе. Храм от нашей деревни находился в семи километрах, в селе Решетниково. Очень красивый был храм, деревянный, во имя Святой Троицы. Первый раз меня сводила туда тетя, потом сам начал ходить, хотя был еще восьмилетним ребенком. Вставал рано, в пять часов утра, и шел через лес, через поле – жаворонки вокруг поют, птицы разные, такая райская красота. После службы – обратно домой. Раньше мы в лаптях ходили, с портянками их обували. Весной на лапти колодки еще пришивались, чтобы они не стирались, так как в школу надо было ходить далеко – за пять километров.
Дед мой, Сергей Павлович Куюков, был чтецом и регентом церковного хора. У него было восемь детей, сами пахали, сеяли, убирали, даже продавали хлеб. Их раскулачили, деда сослали на Соловки. Дом отобрали и раскатали на бревна, выгнав семью на все четыре стороны. Последнее письмо от деда пришло в 30-х годах, писал, что здоровье очень плохое – домой не ждите. Там и умер. Бабушка от великой скорби скончалась сразу после его смерти. Моя мама и еще две тети вышли замуж, а остальные ходили по домам и нанимались кем придется, зарабатывали на пропитание. Как лишенцев государство на работу их не принимало. А под конец жизни все собрались вместе.
Я в то время как раз в решетниковскую церковь ходил. Еще когда я учился в школе, меня настоятель храма отец Илья оформил церковным сторожем. Он был уже хромой, старый, и вся работа по храму свалилась на меня. Я и полы мыл, и дрова колол, и печи топил, и на лошади за мукой ездил. Во время ремонта в одиночку крышу красил, кресты на куполах. В одном месте веревку плохо закрепили, гвозди вырвались, и я сорвался – болтался на веревке, пока не сняли. Помню, как все радовались, когда ремонт завершили. Это еще при Сталине было – в школе меня не раз за это прорабатывали. Директор кричал: «Лучше бы ты пил, курил, гулял, чем был верующим. Позоришь нашу школу. Да как тебе не стыдно!» А сам, между прочим, любил закладывать за воротник. Накануне Пасхи, в Великую субботу, учителя специально меня задержали после занятий, чтобы в церковь не пустить. Все собрались в директорской, усадили меня на стул и стали брошюры мне читать, что Бога-де нет, что все верующие отсталые. Где-то к полуночи отпустили. Я вышел на дорогу, и, слава Богу, тут же попалась машина в Решетниково, которая довезла меня прямо до храма. А там уже все начали волноваться за меня.
После школы хотел сразу же поступить в Духовную семинарию. Архиепископ Вениамин посмотрел на меня и говорит: «В семинарию тебе рановато. Надо вначале долг отдать родине. Вот отслужишь, тогда и поступай». И благословил идти в армию. В призывной комиссии спрашивают: «Где работаешь?» Отвечаю: «Сторожем в церкви». Военком затылок почесал и отправил меня в авиационную часть на Дальний Восток. Год учился во Владивостоке на военных курсах. А там вятских было много, старшина тоже из Кирова. По окончании курсов он походатайствовал, чтобы меня через сопку направили в ремонтные части. И вот политрук вызывает меня: «Поставили тебя на такую должность, а ты не в комсомоле. Надо вступать!» – «Но я же все делаю нормально, добросовестно, закона не нарушаю, – отвечаю. – Меня ОТК проверяет. Я присягу принимал». – «Или вступишь в комсомол, или мы тебя в стройбат отправим». «Ну, – думаю, – в стройбат так в стройбат». И молюсь, чтобы все обошлось. И тут, на мое счастье, сын полковника, секретарь комсомольской организации, убежал в самоволку ночью. Там напился, набезобразничал, пытался изнасиловать женщину. Утром в часть приходит эта женщина, вся исцарапанная. Она и его успела поцарапать и укусить за руку. А политрук снова вызывает меня, требует опять вступить в комсомол. Говорю: «Что, мне таким же быть комсомольцем, как он?» Больше политрук ко мне не приставал.
Когда в отпуск из армии приехал, даже дома не ночевал, сразу же в церковь пошел. Так соскучился по службе. Собрались все певчие, обрадовались мне. Как раз праздник был, и так хорошо мы тогда пели, такой духовный подъем! Хор у нас хороший, все голоса: и тенор, и бас, и сопрано. Бабушки даже плакали – такая благодать. После армии снова пришел в церковь – священник обрадовался. Стал я заниматься прежней работой. Вот тут-то и начались искушения. Не успел вернуться, вызвали на переподготовку. Написал заявление в семинарию, а вызова оттуда нет. Взял благословение у батюшки, осенью поехал узнать, что да как. Выяснилось, что мое заявление туда не поступало. Год меня потрепали, опять в военкомат вызывают. Дело дошло до уполномоченного, ему сообщили, что я в церкви работаю.
На обратном пути из военкомата останавливаю машину, сажусь, а в ней секретарь райкома едет в решетниковскую церковь. Спрашивает меня: «Знаете ли вы там такого-то молодого человека, в церкви работает?» – «Да, знаю, работает». А сам делаю вид, что уснул, – сижу ни живой ни мертвый, аж пот прошиб. Они же с водителем шутят меж собой, верующих на смех пускают. Доехали мы до сельского совета, я поблагодарил и... бегом к батюшке: так и так, секретарь райкома за мной приехал! Пока говорили, смотрим в окно – он уже идет к церкви.
Отец Илья меня в подполье спрятал. Секретарь заходит: «У вас работает молодой человек Петров». – «Работает, ну и что. Он совершеннолетний, помогает мне, закон не нарушает. А я хромой, ничего делать не могу». – «Знаешь, – говорит секретарь, – на меня сверху давят, и мое дело проверять. Если что, скажешь, что я у вас был... У вас вина нет выпить?» – «Есть». А матушка: «Да вы раздевайтесь, я пельмени сварила, покушайте с дороги». Налили ему стакан вина, он выпил, закусил. Еще бутылку в дорогу дали. А я в это время в подполе сидел и все слышал. Дальше – хуже, начались хрущевские гонения. Космонавты полетели, стали говорить, что Бога они в космосе не видели. Уполномоченный вызвал отца Илью, спрашивает: «Ты на дому крестил?» – «Нет». Так несколько раз переспросил, а тот все отрицал. «Вот если бы ты сказал, что крестил, то бы остался служить, а так – больше служить не будешь». На самом деле, если бы батюшка сказал, что крестил на дому, то была бы причина его снять, а так пришлось изгонять без причины. После этого атюшка отправился к архиерею. Владыка развел руками: «Я ничего не могу сделать». Поехали мы к уполномоченному Куроедову в Москву. Там секретарь принял наше заявление, сказал: «Ждите, ответ вышлем почтой».
Отец Илья, хромой от рождения, много пережил в своей жизни. Его так и не восстановили в нашей епархии. Пришлось ему уехать в Ивановскую область. Там он продолжил служить священником. Я к нему приезжал, когда уже учился в семинарии и сам был священником. Он очень обрадовался моему приезду, заплакал и сказал: «Теперь можно и умирать. Хоть после себя молитвенника оставил». Там он и умер. А церковь в Решетниково закрыли, внутри сделали клуб, потом и его разломали. Сейчас в селе вообще ни одного дома нет. Раньше от села сплошные деревни в сторону областного центра тянулись: Кисели, Андреевское, Сивково, Федоровское, Шапша, Пирогово... Все смели, ничего нет.
Тропка Серафима
– В Загорске тоже было трудно, – продолжает рассказ отец Симеон. – Первое время не прописывали. Год проучились, а на следующий год нам сказали: «За 24 часа убраться из стен семинарии». Поехали к Патриарху. Патриарх позвонил в Лавру: «Почему вы докладываете, что у вас все нормально? У вас вон сколько не прописано». И нам: «Езжайте назад, продолжайте учиться». Дай Бог здоровья митрополиту Филарету Белорусскому, он тогда был инспектором семинарии. «Будешь, – сказал, – у меня уставщиком. Оставайся на лето. Насчет прописки не волнуйся, пропишут. Работай в монастыре, в просфорне».
В семинарии мы учились вместе с будущим владыкой Хрисанфом. Тогда я был уставщиком, а он регентом. Вместе из одного котла кашу ели, жили в одной комнате. Он тоже много пережил.
Там же, в семинарии, я встретил свою матушку. Она жила в Москве, работала в детском садике и постоянно в Троице-Сергиеву лавру приезжала. Там мы и обвенчались. Сейчас оба наших сына служат со мной: один дьяконом, другой чтецом.
По окончании семинарии я вернулся в Киров. Дали нам недалеко от Серафимовского храма деревянный дом. Вначале крестить маленьких детей в отсутствие отца и матери запрещали. Как-то я крещу мальчика, рядом только его отец стоит. А уполномоченный стоит рядом и наблюдает: «Почему матери нет?» – «Ей нельзя в храм входить». – «Почему нельзя?» – «Да потому что нельзя. Она около храма стоит». Запрещали причащать маленьких детей. И проповеди проверяли. Сначала нужно было написать, а потом уже говорить по-написанному. Храм вначале вмещал человек 50, а когда расширили, стал вмещать в десять раз больше. Еще мы, священники, ездили по приходам по всей Кировской области, окормляли более тридцати общин. При владыке Хрисанфе начали открываться новые храмы. В нашем разместили Духовное училище. Я был его преподавателем, ректором. Все батюшки здесь практику проходили. Когда же открылся Успенский монастырь, училище перенесли туда.
Дом преподобного Серафима
Наш храм освящен в честь преподобного Серафима Саровского. Не я здесь настоятель, а он. Он сам всем руководит, все промыслительно устраивает и все покрывает. А мы – грешные, немощные, непотребные рабы. Вот был такой случай. У нас трубу водопроводную прорвало. Воды нет, и денег нет, чтобы ее сделать, а рабочие требуют определенную сумму. Я взмолился: «Преподобный, это твой дом, помоги, без воды сидим». Вдруг приходит человек и приносит ту сумму, которую нужно заплатить рабочим. И они быстро, через день-два, все сделали. Преподобному Серафиму молюсь я с детства. Когда пел в Троицком храме в Решетово, то всегда стоял у его иконы, той, на которой он молится на камушке. У нас в храме здесь есть старинный, XVIII века, образ с частицами мощей преподобного, его нам владыка Александр Костромской привез. Когда мощи батюшки Серафима обрели, мы всем приходом поехали в Елоховский собор в Москву. Там около мощей помогали служить, читали акафисты, для нас открыли мощи, я приложился. Сбылись слова преподобного, что среди лета запоют Пасху. Так все и было, кто бы мог подумать. Когда стали переносить мощи из собора, тут Пасху-то и запели. Потом встречали святые мощи в Дивеево... Такое не забывается.
Из святынь у нас в храме есть частицы святых мощей святителя Тихона. Есть икона Иверской Божией Матери с мощами. От нее многие получили исцеления, в знак благодарности приносят золотые кольца и серьги. Исцеляются многие также от Тихвинской иконы. Одной верующей – рабе Божьей Анисье – врачи сказали, чтобы готовилась к смерти. Она причастилась со словами: «Как Богу будет угодно». Потом приползла в храм накануне Пасхи, приложилась к Тихвинской иконе. Я удивляюсь: «Анисья Захарьевна, вас ведь уже похоронили!» – «Да вот, слава Богу, жива». Встретила Пасху и лишь после нее умерла.
Служить Богу
|
Хочу рассказать об удивительном угоднике Божием наших дней о.Симеоне Горьковцеве, который служил в Уржуме. Я его хорошо знал, часто приезжал к нему в гости, останавливался на квартире у хозяйки, у которой он снимал угол. Он мне много дал как истинный пастырь и духовник.
Вот с кого пример-то брать надо! Несмотря на то, что за веру он много пострадал в своей жизни, прошел тюрьмы и лагеря, претерпел всяческие лишения, неоднократно умирал от голодной смерти и болезней, он ни на кого не озлобился, всех любил настоящей Христовой любовью. Когда он был еще диаконом, его арестовали за принадлежность к Церкви, дали лагерный срок. Он рассказывал мне, как в заключении от смерти спасся. От голода уже кожа да кости остались. А был еще лютый мороз. Думал, вот этой ночью умру. И тут пришел какой-то старичок с бородой, весь укутанный в тулуп, и дал каравай хлеба. Сказал: «Всем разделите». Видно, по молитве о.Симеона он приходил. И там, в лагере, он пообещал Господу, что если выживет, то всю жизнь будет служить Богу.
Прошел срок, его выпустили. Он к одному священнику попросился, тот испугался бывшего зэка, не взял. А другой взял, одел, обул, накормил, пожалуйста: «Пой, читай». Через месяц повез к архиерею, тот рукоположил о.Симеона и направил на самый бедный приход – в Уржум. И когда в храм ни зайдешь, постоянно его там видишь, с раннего утра и до поздней ночи, – так он служил Богу. Народ к нему повалил, всегда полный храм верующих. А тот священник, который его не принял, выйдя за штат, сам пришел: «Отец Симеон, примите меня». Батюшка ничего ему не сказал, взял на приход, сам за ним, стариком, ухаживал, кормил, сам похоронил.
Когда я приезжал к отцу Симеону, то всегда находил его в храме со своим диаконом. Тот тоже за веру сидел, хромой и седой старец. На ночевку отец Симеон определял меня к себе домой. И вот, как обычно, возвращается он из храма в девятом часу вечера. А у него и дома свой храм – иконы, постоянно лампадки горят. «Семушка, – говорит, – пора спать, ложись на диванчик, поспи». Я лежу, а он все молится, молится. Просыпаюсь, первый час ночи, он еще молится. «Давай, Семушка, спать будем». И вот с часу до четырех поспит. В четыре встает и опять к иконам – поклоны класть. А в шесть утра первым автобусом едет в храм. И так изо дня в день. Водители знали батюшку, останавливались, ждали его и до храма везли.
Постоянно он ходил в сапогах без носков, даже в сорокаградусные морозы, и много раз обмораживался. Такой, незаметный для других, подвиг на себя взял. И скончался он в алтаре, во время молитвы. Упал головой к престолу. Мы его и отпевали в 1978 году, ему за семьдесят уже было. Весь город пришел провожать. Заказали машину, чтобы гроб на кладбище отвезти, так верующие не дали – на своих руках отнесли. А сколько при жизни на него всяких кляуз сочиняли, что он и пьет, и с молодыми девушками блудом занимается! И вся эта грязь к нему пристать не могла. «Одно утешение у меня, Семушка, – говорил, – храм да молитва». О материальном не заботился, кушал, что верующие принесут. Предсказал мне, что меня еще вызовут, потрясут. Как сказал, так все и сбылось. Сейчас к могилке о.Симеона верующие постоянно приходят, берут песочек. Вот как надо служить Господу.
Записал Е.СУВОРОВ
 | назад |
| вперед |  |
