БЫЛОЕ

МЕЖДУ ДВУМЯ ВОЙНАМИ

Банальный сюжет

9 ноября исполнилось бы 90 лет поэту Ананию Размыслову, которого литературные критики называли «коми Есениным» и зачинателем жанра лирической поэмы в коми литературе. Русскоязычный читатель о нем почти ничего не знает и знать попросту не может. Стихи Размыслова переводились на русский, в том числе Арсением Тарковским, но этих переводов едва наберется полтора десятка. Ни разу не издавалась и книга, которая бы рассказывала о творчестве и жизненном пути этого погибшего на войне поэта. Поэтому, когда мне поручили составить такую книгу к юбилею (она готовится в Коми книжном издательстве), я многое для себя открыл. И первым открытием стало ощущение того довоенного времени, в котором жил поэт... Господи, как много мы потеряли! Ведь мы уже не способны понять тех людей. Их мечты о всеобщем счастье кажутся сейчас скудоумием. Их чистота в отношении к женщине, вера в дружбу воспринимаются как наивность, коллективизм - как «совковость», и так далее.

Любопытный разговор произошел у нас с художником-оформителем, когда мы сели обсудить обложку книги о поэте. Для «идейной затравки» принес я иллюстрацию из единственного прижизненного издания стихов Размыслова «Первая любовь». На ней – влюбленные юноша и девушка стоят у изгороди на высоком холме, внизу течет тихая Вычегда – Эжва, как эту реку называют коми. Такой лирический рисунок...

– М-мда. Банально, – заключил художник. – Парочка у забора, речка течет... Изъезженный сюжет.

– Но этот рисунок сам Размыслов подсказал художнику в 1941 году, когда книжку издавали, – защищаюсь я.

– Все равно банально.

– Так у него и стихи, можно сказать, банальные. Главное его произведение – поэма «Первая любовь». О чем она? О жизненной ситуации, которую поэт сам пережил. Герой любит девушку Таню, а она свое сердце отдала его лучшему другу. Тот уходит служить на границу, и его убивают на Халхин-Голе. Отвергнутый герой возвращается к Тане, но девушка не принимает его руки. В конце герой восклицает: «А на Таню... нет, я не в обиде... Пусть всю жизнь она лишь счастье видит». Это в русском переводе, а на коми красивее звучит.

– Да, понимаю, – соглашается художник. – Если Есенина подстрочно перевести на коми или другой язык, такая же тривиальность получится: травка зеленеет, солнышко блестит...

После этого разговора открылись мне иначе Размыслов и его предвоенное поколение. Если вникнуть, то именно в «банальности» и кроется сила этих людей. Тот же Размыслов ничего особенного не выдумывал, писал просто о любви, о природе... То есть о том, что сам искренне переживал в своем сердце. И сколь пронзительно это было! И как не хватает этой «банальности» нашему времени! Сейчас ценится иное – попугаисто-яркое, бьющее по нервам.

Что мы утратили в последние десятилетия? Я отвечу: умение различать оттенки спокойных цветов. Возможно, утратили не навсегда. Надеюсь... Перед нашими глазами вспыхнула дуга электросварки – и мы только еще пытаемся проморгаться, чтобы восстановить душевное зрение, восстановить умение различать простые человеческие чувства, различать добро и зло.

В новейшей истории России таких электрических вспышек, выжигавших души, было несколько. И каждый раз после «короткого замыкания» душа русского человека все-таки как-то очухивалась, восстанавливалась, обретая прежнюю целомудренность. Так было, например, с отцом Анания Размыслова.

«Памятная книжка»

Редкий случай - отец поэта Размыслова тоже писал стихи. Не очень совершенные, но весьма искренние. Родился Прокопий Михайлович в 1888 году. Поскольку коми имеют не только отчества, но и "дедчества", в деревне его так величали: Левö Ваньö Мишö Проне. Это значит, если отсчитывать по именам в обратную сторону, что у него были отец Михаил Иванович, а дед - Иван Леонтьевич. То есть в имени упоминался дед и даже прадед. Родная его деревня Сотчем находилась близ села Палевицы, откуда в 1640 году в Сибирь переселился род Григория Распутина. Палевицы «поставляли» не только яркие народные характеры, но и ученых, например, в начальной школе здесь учился всемирно известный философ и социолог Питирим Сорокин.

А судьба Прокопия была обычной. Сначала с братьями помогал своему отцу обрабатывать землю, потом ушел на заработки в Ярославль, на фабрику мануфактуры, был там пять лет. В 1909-м вернулся домой, к земле. На родную пристань сошел в модных туфлях с загнутыми вверх носками, с мандолиной в руках и настенными часами с боем. Эти часы до сих пор идут в сотчемском родовом доме Размысловых.

В том же 1909-м Прокопий гонял плот в Сольвычегодск и случайно познакомился со Сталиным, который отбывал там ссылку. Весь вечер сидели в трактире, коми крестьянин играл на балалайке, затем вместе сфотографировались. Никаких последствий эта странная встреча не имела, если бы впоследствии советские историки не обнаружили фото и не обязали Прокопия Михайловича написать воспоминания (они хранятся в сольвычегодском музее).

В 1916 году Прокопия рекрутировали на войну. Воспоминания его о тех переломных годах сохранились в «Книжке для памяти минувших моих дней», которую Размыслов завел 20 июля 1917 года.

Первым делом в эту книжку Прокопий набело переписал свои вирши, написанные в окопах чуть ранее, в 1916 году. Интонация грустная, но спокойная:

В крестьянской темной избушке
Пред образами лампадка горит.
Стоит на коленях старушка
И крестное знамя творит.

Слезно святых призывает
На помощь сыну на войне.
Только молитвой себя утешает
Она всегда наедине...

Настроение резко меняется в 1917 году. Традиционная религиозность коми-русского человека вдруг как-то срастилась с верой в грязные сплетни о царской династии, распространяемые в окопах красными агитаторами, и даже с откровенным безбожием. Написано 1 сентября 1917 года в действующей армии:

Посылает Господь с неба слугу
Ангела Своего разузнать,
в чем тут дело и что просят у Него.
Вышел Ангел на границу
меж воюющих держав,
записал в книгу, в страницы,
кто виновен и кто прав.
.........................
Россией правит Григор. Распутин
аки посланец с небес.
Попал во дворец он ложными путями,
будто святой творит чудес.
Распутин Гришка в спальне царицы
бывал со царицей наедине.
А царь сидит себе с бутылкой,
шлет налоги по земле.
«Что же делает там Дума?
Иль не видит людских слез,
иль не слышит того шума?» –
задает Господь вопрос.
Дума собрана монархом,
царь закон для них издал,
что б не шли они с народом.
Совет дела их проверяет,
а бедный люд, народ он темный,
верит в Бога и царя.

В январе 1918 года Прокопий Размыслов демобилизуется, и вскоре он снова дома, в деревне, со своим хозяйством. И как резко меняется интонация – и не поверишь, что он горячо восставал против всего «Божьего» мироустройства. Вот еще одна запись из той же «Книжки для памяти», сделанная им через шесть лет после революции:

«В 1923 году. Зима была теплая, весна холодная. 26 апреля снег был на земле. Пасха была 26 марта, в церковь ездили все на лошадях, не бывало оттепели.

...Яровой засев начали до Николы, и из-за дождливой погоды затянулся до 10 июня. Засев был смешанным, все в одно время: ячмень, лен, картофель, капуста и репа. На сенокос вышли после Петрова дня. Все лето было дождливое. Дожди шли по неделям. Реки разлились до весенних размеров».

Еще в книжке сохранились разные записи-памятки, относящиеся к тому времени, например: «Серафим – самый близкий к Богу ангел. «Серафим» обозначает «пламенный»...» По воспоминаниям детей, Прокопий Михайлович иногда брал гитару и под «цимбалы» пел молитвенные песнопения.

После установления советской власти Прокопий Размыслов уговорил соседей создать кооператив. Вскладчину три семьи купили молотилку и льнотеребилку. Позже эту технику забрал себе колхоз. Сам Размыслов в колхоз «вливаться» не стал, поступив довольно умно: пошел по служебной части, сохранив за собой личный земельный надел. Работал бухгалтером, а в выходные и во время отпуска помогал жене и детям обрабатывать землю.

Отгремели революция, гражданская война, прошла коллективизация – и потихоньку стала налаживаться жизнь. Многие старики вспоминают, что перед Великой Отечественной войной были самые спокойные, благополучные годы. Вот тогда и наступило время Анания Размыслова...

Белый пароход

Мария Прокопьевна Осипова – сестра Анания, которая была младше его на три года (сейчас ей 87 лет), – вспоминает: «Помню, в светлые июньские вечера сядет, бывало, у окошка на лавку и читает до самой темноты. Однажды вечером (днем читать было некогда: надо было работать), как всегда облокотившись на подоконник, читал он очень толстую книгу, написанную мелким-мелким шрифтом. Читал ее запоем. Я попросила рассказать, о чем она. Брат ответил: «Если я расскажу содержание этой книги, то ты не только в сарай (пöсйыв), но и за дверь одна побоишься выйти». Он знал, что я была страшно боязливая и особенно боялась покойников и «шышъясысь». Так ничего и не рассказал. Зато имя великого русского поэта Есенина впервые я услышала как раз от него. Это был любимый поэт брата, он буквально зачитывался его стихами.

С Ананием и его другом Мишей частенько сидели на изгороди на берегу Эжвы на горе. И если в это время по реке шел белый красавец-пароход, мы кричали: «Капитан, капитан, подавай свисток!» И, представьте себе, некоторые капитаны откликались на просьбы детей и давали 2-3 гудка. Мы были без ума от радости.

О, Эжва, Эжва, родная река! Сколько радости ты нам приносила в детстве!»

После начальной школы Ананий поступил в среднюю, которая находилась в Усть-Выми – городке, где в древности была святительская кафедра Стефана Пермского. Жил там на частной квартире, сам готовил, харчи привозили из дома раз в неделю. Усть-Вымь находится в 40 км от Палевиц, поэтому осенью и весной Ананий ездил на пароходе, а зимой пешком, реже на лошади – через белые леса и поля. Быть может, тогда зародились его первые стихи о природе:

Древний лес, где пределы твоей
В полумрак уходящей чащи?
Сколько птиц ты вскормил и зверей,
Сколько вырастил дичи бродячей?

Впрочем, первое свое стихотворение он написал совсем по другому, несколько комичному, поводу. Мария Прокопьевна вспоминает: «Раз он приехал на летние каникулы на пароходе «зайцем», описал свои переживания в стихотворении и дал мне почитать. Содержание такое: начались каникулы, надо ехать домой, впереди радостные дни в кругу своей семьи. Кроме грязного белья, ничего с собой нет: ни продуктов, ни денег. Что делать? И решил рискнуть, будь что будет, если и арестуют, то все равно домой попадет. В Усть-Выми сел на 2-палубный пассажирский пароход (пропускали на него без билета). Всю дорогу мозг сверлила одна мысль: «Как? Как? Как выйти?» Ведь на выходе из парохода надо предъявлять билет, а его у него нет... Вот пароход медленно приблизился к родному берегу. Дебаркадера не было, и пароходы приставали носом прямо к берегу, а корма оставалась далеко от берега. Когда стали выпускать пассажиров по узкому качающемуся трапу, Ананий юркнул на корму, незаметно бросился в воду и поплыл к берегу, держа в одной руке свою котомку. Никто и не обратил на него внимания, мало ли купающихся у берега. Плавал он хорошо. Весь мокрый, явился домой. Вот таково было содержание его первой «поэмы».

Там же, в Усть-Выми, он начал писать и серьезные стихи, печататься в журнале. Затем была учеба в Вологодском автодорожном техникуме, работа дорожным мастером, затем литературным обработчиком Коми госиздата и заместителем редактора газеты «Коми комсомолец». В ту пору там же сотрудничал поэт Василий Елькин, комсомолец, отслуживший срочную службу пограничником. Он был на три года старше Анания и сознавал за собой право покровительствовать товарищу. Сидели они в одном кабинете, и часто из-за двери доносились горячие споры. Спорили, конечно, о поэзии:

– Вася, у тебя в стихах все «вперед» да «трактора».

– У меня по делу стихи. А ты рассусоливаешь про любовь, про березки и поля. Куда это годится? – отвечал Елькин. Творчество его действительно было «по делу», в стихотворении «Кык серам» («Два смеха») Елькин так обратился к коми девушке, трактористке:

Радуйся, девушка!
Трактор, пой!
Вас никогда
И никто не разлучит!

Редактором газеты был Серафим Попов, с которым Ананий учился вместе в Усть-Выми и которого сподвиг также заняться стихотворчеством. С ним, конечно, велись более душевные разговоры...

Собирая сведения о юности поэта, в интернете я нашел только одно свидетельство об этом, причем в архиве... своей же газеты «Вера». Это статья Серафима Попова о довоенных нравах и о том, как он одновременно со своим другом Ананием Размысловым женился. Стал я вспоминать: как же эта заметка попала в наш электронный архив, ведь в «бумажной» подшивке ее нет? И вспомнил. Где-то в конце 90-х народный поэт Коми АССР Серафим Алексеевич Попов (он тогда еще здравствовал, а умер в 2003 году) зашел в нашу редакцию со стихами о святителе Стефане Пермском. Заодно предложил статью против алкоголизма «Уроки отца», в которой и говорилось про свадьбу.

– Со своим другом Ананием мы решили жениться в один день, – рассказывал Серафим Алексеевич. – Какое это было время! Купили пирожных, развели костер в местечке Тентюково, заварили чай. Никакой тебе водки. Молодые жены чай пьют, а мы перед ними по очереди стихи читаем! Какая-то возвышенная дружба между людьми была, братство... Сейчас этого нет. В предвоенные годы ценилось совсем другое. А прошла война – огрубели сердца. Все иное...

(Окончание на следующей странице)

назад

вперед