ПОДВИЖНИКИ

НЕБЕСА ДА ПОВЕДАЮТ СЛАВУ...

25 декабря монахине-подвижнице Елене (Казимирчак-Полонской) исполнилось бы 104 года. Ее именем названа космическая звезда, ученый мир знал ее как выдающегося астронома, КГБ – как клерикальную проповедницу, а православные люди – как сестру и матушку.

Действие благодати

«О действии благодати Божией в современном мире» – так назвала свою автобиографическую книгу монахиня Елена (Казимирчак-Полонская), которая, к сожалению, известна не всем российским читателям. Как настоящая христианка, свое добровольное (а не вынужденное, что часто случалось при богоборцах) исповедничество она объяснила именно действием Божьей благодати. Но мы – ученики и друзья матушки Елены, которые были свидетелями ее подвижничества последних десяти-пятнадцати лет ее земного странствования, – всегда понимали, что без личного подвига матушки, ее самоотречения не было бы и «действия» Божьего.

Родилась Елена Ивановна Полонская в 1902 году на Волыни. Уже в раннем детстве и девичестве она проявила незаурядные способности, причем в разных областях знания – ей прекрасно давались иностранные языки и точные науки. Семья Полонских не была религиозной, и потому именно «действием благодати Божией в современном мире» можно объяснить то, что юная Елена, при всей успешности своих научных занятий, красивой внешности (на фото справа ей 16 лет) и материальной благоустроенности, стала мучиться вопросом о смысле земного бытия. Не находя ответа на путях рационального знания, она однажды в молитвенном порыве обратилась к Небесам: «Во имя чего дана жизнь?» И тогда произошло чудесное явление, которое предопределило всю дальнейшую судьбу.

В момент этого душевного смятения и горячего вопрошания к Богу Елена находилась в большом парке фамильного имения Полонских. И вдруг несказанно преобразилось все вокруг: деревья, кусты, цветы, вода в озере, облака на небе. В один миг она увидела преображенную красоту земли и почувствовала в этом ответ, который потом выразила словами псалма: «Небеса да поведают славу Божию, творение руку Его возвещает твердь» (она любила их повторять, когда рассказывала о своих астрономических исследованиях).

Тогда, в момент Богоявления в волынском парке, было принято решение, что отныне все научные занятия будут посвящены доказательству бытия Божия через премудрое устроение мира.

Монахиня Елена была трижды профессором, – пожалуй, единственный случай в мировой истории. Диплом доктора философии она получила в Варшавском университете, доктором физико-математических наук и доктором астрономических наук стала уже в России. Таким образом, вся ее жизнь была исполнением обещания, которое она дала Богу в юности, – служить Ему «всею крепостию, всем умом и помышлением».

Елене Ивановне принадлежало множество астрономических открытий, за что она была награждена престижной премией имени Ф.А.Бредихина, ее именем названа космическая звезда. Но нас – тех, кто лично знал матушку, – потрясала, в первую очередь, не ее ученая эрудиция, а сердечная широта, житейская практичность, удивительная цельность. Это настоящее чудо: хотя матушка и считалась ученым-теоретиком, она никогда не была отвлеченным «кабинетным человеком». Ради сострадания ближнему (и дальнему) была готова оставить любимое дело, науку, исследования, готова была даже жизнью пожертвовать.

И это стало проявляться уже в юности. Когда Елена училась в Львовском университете, имение родителей пришло в страшный упадок. Не раздумывая она оставила успешную учебу и вернулась в родные пенаты. Ей, совсем еще молодой девушке, удалось в короткий срок привести в порядок запущенное хозяйство, правильно оформить деловые бумаги, спасти от уничтожения парк и сад с реликтовыми сортами деревьев и кустарников, а также уникальное по своей чистоте озеро, в котором водились ценные породы рыб. Каким-то образом Елене удалось рассчитаться по векселям – и родовое имение, создававшееся веками, было спасено. Это оценили и местные крестьяне. Когда на Волынь придет советская власть, они не только не тронут свою хозяйку, но еще и просить ее будут, чтобы она их не оставляла.

Удивительное самопожертвование матушка Елена проявила, когда началась Вторая мировая война. Многим своим коллегам-астрономам она просто спасла жизнь во время гестаповских облав и повальных обысков. Разыскивая свою больную мать, она добровольно приходит в один из польских концентрационных лагерей, а потом чудесным образом (при помощи лагерного врача) покидает его. Помогая людям, Елена постоянно рискует потерять своего единственного сына Сереженьку – ведь уходя в странствования, из которых могла и не вернуться, она оставляла пятилетнего ребенка одного на несколько дней.

Нас (тех, кто впервые услышал эти воспоминания из уст матушки, а не прочитал в книге) всегда поражал один чудесный случай спасения от верной смерти. Во время польского восстания в Варшаве матушка была арестована и приведена на расстрел. Дула пяти винтовок были уже нацелены на нее в упор. И тут, по ее воспоминаниям, она «взмолилась Богу, и Он дал ей слово». Она обратилась к солдатам, на пряжках у которых было написано: «С нами Бог», как к христианам, напомнила им о том, что их дома ждут дети, матери, жены и сестры. И ни один из них не выстрелил! Ей крикнули: «Беги!» И вернули ее сыну, которого она вскоре, уже в советской России, потеряет...

Путем Иова

Эта боль не отпускала матушку до конца дней. На ее рабочем столе стоял портрет красивого мальчика на велосипеде, а на стенке висела фотография маленького мученика с подписью: «Сереженька в гробу».

Почему и зачем Елена Ивановна вернулась в Россию? Кто-то это объяснял обычной эмигрантской наивностью: советы предложили всем желающим возвратиться на родину, и русские люди ринулись, движимые ностальгией, в недра ГУЛАГа. Но Елену Ивановну нельзя назвать наивной, она всегда была человеком идеи, ею всегда двигали высшие цели. Невольно оказавшись за границей (после Брестского мира Волынь отошла к Польше), она всегда сострадала своей Родине, плененной большевиками. И больше всего страдала от того, что у молодого поколения русских отобрали веру и прививали им дикий атеистический взгляд на Божий мир.

Она решила ехать в Россию на «подпольную религиозную работу», получила на это благословение духовника – протоиерея Сергия Булгакова. Тому, кто возразит, что это и было верхом наивности, скажем, что матушке намеченное удалось! На протяжении десятилетий она вела домашние занятия с молодежью, многие из ее учеников стали священниками, монахами. Эти семинары матушка собирала у себя на квартире уже после того, как испытала сполна ненависть карательных органов (ее арестовали в 1952 году). Это было свидетельством высоты ее духа – ведь обычно люди, прошедшие ГУЛАГ или соприкоснувшиеся с его кровожадным дыханием через судьбы своих родных и друзей, были очень осторожны и старались не привлекать внимания скорых на расправу «органов». Матушка была дерзновенна и повторяла: «Человек в молитве должен быть дерзновенным, в жизни должен быть дерзновенным». И это несмотря на выпавшие на ее долю тяжелейшие испытания...

Во время войны пропал без вести муж. Потом умер сын. Он умирал мучительно от инфекционной болезни, которая привела к слепоте. В то время, когда Елена Ивановна терпела тюремные измывательства, умерла мать. Тюремные мытарства отняли у нее здоровье, в медкарте значились тринадцать хронических заболеваний. Много лет Елена Ивановна мыкалась без жилья, меняла место работы... Можно сказать, что она шла по земле путем Иова. И так же, как он, несмотря ни на что, прославляла Бога! И так же, как он, претерпела (особенно в последние годы) непонимание, одиночество.

Матушка приняла постриг после того, как вышла на пенсию, когда ей было уже за 70. Работу в Институте теоретической астрономии АН она оставила, чтобы выполнить огромный переводческий труд по просьбе Питерской Духовной академии. При постриге, по благословению нынешнего Святейшего Патриарха Алексия, Елене Ивановне Казимирчак-Полонской было оставлено прежнее имя, тем самым подтверждалось, что жизнью своей она была уже подготовлена к «небесному чину». По сути, она давно уже была инокиней в миру.

После пострига матушка Елена понесла самый тяжелый, теперь уже монашеский, крест – непонимание и одиночество. Это выразилось в том, что назначенный (не знакомый с ней прежде) духовник и мать-восприемница (монахиня из «простых бабушек») стали требовать, чтобы она оставила свои научные занятия и чтение лекций студентам Духовных школ. Также ей воспретили работу над статьями и домашние занятия с молодежью, чтобы она посвятила себя исключительно посту и молитве. Результатом нервного стресса, который пережила матушка из-за этих прещений, стала полная слепота.

Своя своих не познаша – как часто мы сталкиваемся с этим не только среди единоверцев, но даже в своей семье, среди родных.

Твердый хлеб

«Сила Моя в немощи совершается» – в действии этого духовного закона убеждались все, кто был свидетелем ежедневного подвига матушки в последние годы ее жизни. Матушка Елена продолжала не только по-прежнему трудиться как ученый – писала статьи, читала лекции (благословение на это она получила впоследствии и от митрополита, и от ректора Духовных школ), но теперь уже легально продолжала проводить встречи с людьми. Собрала и официально оформила общину преп.Сергия Радонежского, занималась с врачами, готовившимися к открытию епархиальной больницы Ксении Блаженной, организовывала помощь (силами общины) одиноким и больным старым людям, продолжала заботиться о своей приемной дочери.

Чем больше времени проходит со дня кончины матушки Елены (отошла она ко Господу 30 августа 1992 года), тем яснее становится: с нами рядом жила истинная исповедница Христова. Нам подчас было непонятно ее дерзновение, кто-то даже упрекал ее в отсутствии смирения. Но теперь стало очевидным, что матушка находилась в совершенно ином духовном возрасте, чем большинство окружавших ее людей. Она была фактически старицей, смиренно преодолевшей десятилетия страшных испытаний, а от нее требовали «духовного младенчества». Она давно уже вкушала твердую пищу, а тем, кто кормился молочком, казалось это «неправильным устроением», даже гордыней.

Любимое слово матушки было «ответственность». Она не уставала повторять, что христианин должен быть ответственным: за свои слова, за дела, за поступки, даже за мысли. И тогда, в конце концов, это ответственное, взрослое отношение к жизни превращается в служение. Идеалом такого служения для матушки был святой благоверный князь Александр Невский.

Ему она посвятила одну из самых вдохновенных своих статей, которая сначала была прочитана как лекция студентам Духовной академии. Прошло почти пятнадцать лет с тех пор, но и сейчас, когда с кем-нибудь из священников вспоминаешь матушку Елену, они говорят: «Да, я слышал ее лекцию об Александре Невском, это было новое, живое слово».

Глубина постижения подвига благоверного князя была дана матушке за то, что она в какой-то мере повторила его подвиг. Она прожила в католическом окружении большую часть своей жизни, в католичестве (Ватикан в наше время очень поощряет научные занятия) ей могла бы открыться широкая дорога, и монахиня-ученый с мировым именем наверняка обрела бы там широкую известность, славу. Но матушка выбрала «поклон перед ханом» – поехала в Советский Союз, сдавала там для «кандидатского минимума» экзамен по марксизму-ленинизму, работала в советском вузе, вызывалась на собеседования в «первый отдел» по поводу своих иностранных коллег и т.д. Точно так же ради спасения Руси и веры православной князю Александру приходилось отдавать дань иноверному завоевателю.

Именно так мать Елена понимала смирение. Не «опущенные глаза, темный платочек и смиреннословие», а принятие существующих условий жизни, обстоятельств, которые посылает Господь. И мудрое, ответственное поведение в той или иной ситуации (когда надо молчать, а когда говорить; когда надо сражаться, а когда и поклониться кесарю).

Даже в предсмертном бреду матушка продолжала говорить о св.Александре Невском. Может быть, она говорила с ним? До последнего издыхания она вела битву со своей физической немощью. Надо сказать, в последний год она была почти обездвижена и при этом все так же оставалась заботливой к другим людям. Как завещание матушка оставила нам слова, которые повторяла, уходя из земной жизни: «Выше! Выше!»

Могила матушки находится на высокой горе у Пулковской обсерватории. На маленьком «астрономическом кладбище» всегда хорошо – здесь особая тишина, которая приподнимает душу от суеты, над снующими под горой машинами, огромными коробками новых заводов и супермаркетов, мегаполисом, простирающимся в долине. Хорошо прийти сюда «в минуту жизни трудную». Здесь мир входит в сердце незримым потоком, страсти умиряются, тишина без слов учит тому, что в жизни есть высота и глубина, – и потому «все перемелется, только правда останется».

Так с годами правда о монахине Елене (Казимирчак-Полонской) начинает светить все большему количеству людей. Теперь ее почитают не только те, кто знал ее лично, но и многочисленные читатели ее книг – для многих они действительно стали миссионерским словом, откровением о том, как «действует благодать Божия в современном мире».

«Она нас слышит»

В качестве послесловия выполню просьбу редакции газеты «Вера» – скажу и о своем личном знакомстве с матушкой, о дружбе с ней.

В середине 1980-х мне позвонил из Москвы замечательный художник, автор книги «Из Русской Думы» (я помогла ему подготовить к изданию главку об А.Блоке), ныне покойный Юрий Селиверстов и сказал: «У меня к тебе просьба. «Литературка» готовит серию статей «Забытые имена». Там должна быть статья об отце Сергии Булгакове, а у вас в Питере живет его духовная дочь – ученый астроном Елена Ивановна Полонская. Я тебе продиктую номер телефона, сходи к ней».

Я позвонила матушке и на следующий день поехала в ее квартиру у Торжковского рынка.

Не побоюсь банального оборота: мы повстречались с матушкой так, как будто давно знали друг друга. Она была очень обрадована тем, что об ее учителе впервые хотят напечатать материал в официальной государственной газете с огромным тиражом, и долго меня не отпускала, рассказывая об о.Сергии.

Уже в эту первую встречу я заметила у матушки особую черту «старых русских»: ей было интересно не только то, чем занимается человек, а и кто он такой. Она тут же стала расспрашивать меня о моей жизни и с первого же раза безошибочно запомнила имена всех моих близких. И потом каждый раз подробно расспрашивала о каждом из них.

Во время второй или третьей нашей встречи обнаружилось удивительное совпадение – оказалось, что я хорошо знакома с тем священником, у которого она, вернувшись в Россию, в Херсоне тайно исповедовалась. Отец Иоанн Конюхов почти 30 лет провел в лагерях, был исповедником, как и м.Елена, и он тоже очень обрадовался, когда я, приехав в Тулу, передала ему привет от Елены Ивановны. Думаю, что благодаря этой важнейшей для Елены Ивановны духовной ниточке, связывавшей с дорогим и страдальческим прошлым, она стала относиться ко мне как-то особенно доверительно. И даже предложила мне обращаться друг к другу на «ты» (хотя ей было почти 90, а мне – 30).

В наших отношениях были две важнейшие вехи: когда удалось привезти к ней домой гостившего в Питере митрополита Питирима (Нечаева) и когда удалось сдать ее рукописи в рукописный отдел Пушкинского Дома (там теперь есть отдельный фонд Е.И. Казимирчак-Полонской).

Годы нашего общения проходили в работе: матушке нужно было помогать готовиться к лекциям и в работе над статьями – читать вслух нужную для этого литературу (она была почти слепой), подправлять переведенные с магнитофона на бумагу наброски большой работы об о.Сергии Булгакове, помогать отвечать на письма (переписка у матушки была огромная). Но главным в общении с матушкой останутся те дни, когда она уже находилась в больнице – в последние месяцы ее жизни. Тогда она преподала настоящий урок мужества, веры и бодрости духа. Даже испытывая страшные физические мучения, она оставалась собою: продолжала интересоваться новостями церковной и политической жизни, книжными новинками, научными открытиями.

Она уходила из этой жизни как воин, ее смерть была последним сражением с немощью, злом и бессмыслицей. Потому и похороны матушки воспринимались как торжество, как победа. И каждый памятный мне день монахини Елены всегда переживается именно с этим чувством.

Два слова скажу о совсем личном: я верю, что по молитвам матушки ровно через год после ее кончины у меня родился долгожданный наследник, и вообще я чувствую участие матушки в моей жизни и в жизни моих близких постоянно.

Этим летом в день смерти матушки мы с мужем и сыном ездили на ее могилку. После того как мы вышли из ограды, она подала нам весть. «Смотри, мама, кто это?» – закричал мой потрясенный сын. Вдоль дорожки медленно передвигался маленький кротик (это на Пулковских-то высотах, где нет полей и лугов!). Он дал нам себя погладить, а потом кто-то из нас сказал: «Ведь матушка была слепой, вот и послала нам слепого кротика! Значит, она нас слышит, значит, она совсем близко!»

Людмила ИЛЬЮНИНА

назад

вперед