ВЕРТОГРАД

«ВПЕРЕДИ БУДЕТ ВСТРЕЧА»

Из воспоминаний рабы Божией Елены

Сегодня мы печатаем воспоминания одной из духовных дочерей игумена Бориса (Храмцова), скончавшегося 5 сентября 2001 года. Они вошли в книгу «Крестный путь игумена Бориса», вышедшую в 2005 году в издательстве «Паломник» по благословению Иваново-Вознесенского архиепископа Амвросия. «По его молитвам Господь являл православным людям Свою помощь», – говорит владыка о пастыре во вступительном слове.

В ближайших номерах мы подробнее расскажем о жизненном пути игумена Бориса и опубликуем рассказ о нем человека, знавшего его.

Как я попала к батюшке

Мы были людьми церковными и, как я думала, глубоко верующими. На самом деле я только молилась, постилась и ходила в храм, не понимая, что это еще не все. Уверовала по-настоящему я, увидев отца Бориса, все перевернулось в моей душе и в уме. Вот он, свет вечной жизни, – в глазах этого человека с необычайно ровным голосом. Когда эти глаза заглянули в мое сердце, я не могу сказать, что была рада и хочу еще раз приехать к отцу Борису. Нет, я хотела бежать от стыда. Да, Господь все знает о нас и все видит, но мы не видим Его, и все в порядке, не стыдно, не тяжело, а перед людьми я такая хорошая, такая смиренная... И вот настал конец моей «хорошести». Я думала, что иду к Богу, и вот – холодный душ и отрезвление. Увидела Свет истины и испугалась.

А случилось это так. Мой сын рос очень хорошим мальчиком, ходил в храм, молился, но учеба удивительным образом не давалась ему. В конце восьмого класса мне предложили забрать его из школы, так как дальше учить его, мол, бесполезно. С трудом уговорив учителей перевести его в девятый класс, я думала: а что дальше? В десятый и одиннадцатый его уж точно никто не возьмет. В училище? Но там другая молодежь, а он у нас тихий, добрый, красивый, верующий мальчик. Что делать? В 1996 году, в девятом классе сразу же пошли двойки, опять угроза исключения из школы. В храме мне советуют ехать к старцам, спросить, куда его определять, так как понятно, что со школой мы закончили. А где эти старцы и как к ним попадают? Стала искать, кто подскажет, и нашлась женщина, которая посоветовала мне ехать в Варницы к отцу Борису и как он скажет, так и поступить. Она говорила, что он прозорливый и все скажет, нужно только запомнить каждое его слово на всю жизнь. Она сказала также, что буду я у него всего минуту-две и скажет он всего несколько слов. И вот я в дороге представила, как все будет, даже как старец выглядит и что он скажет, но волновалась очень – решалась судьба моего любимого, но неспособного ребенка. Варницы в 1996 году поражали своей нищетой и разрухой, я – нарядная, в лучшем костюме, в белом длинном плаще, на каблуках, а тут как будто война. Меня переодели (почему-то в шубу), дали два худых ведра и сказали, что сейчас старца нет, а ты пойдешь копать картошку. Так я в таком виде и стояла посреди двора до вечера. Потом вижу: приехали два священника, все побежали к ним под благословение, а я в шубе, в огромных кроссовках и с ведрами, куда мне к ним бежать, мне от них бежать нужно. Один смотрит на меня, и глаза его смеются. Мне говорят: «Что же вы стоите, это ведь он и есть – отец Борис». Какое разочарование. Старец в моей голове был стареньким, седым, со слезящимися глазками, суровый, но и любвеобильный. А что это такое? Молодой, да еще и ему смешно на меня смотреть, а ведь у меня горе – сын двоечник. Как же так? Куда это я заехала? Зато разрешили сразу одеться в свои вещи, и я, поставив ведра, пошла в корпус, где отец Борис будет принимать. Народа было столько, что надежда попасть начала таять. Рядом сел мужчина (с которым я и сейчас поддерживаю дружеские отношения) и стал говорить об отце Борисе. Он говорил хорошо и много, но это не очень укладывалось в моем сознании: чудеса, исцеления, удивительная прозорливость. Люди проходили к отцу Борису и уходили, а мы с Виктором все сидели, и он все говорил и говорил. Голова у меня пошла кругом: может ли это быть правдой? В наше время – святой? К часу ночи мы остались одни. И тут Виктор пошутил: «А знаете, вот отец Борис вас видел, вы ему понравились, вот вы уснете, он придет и пострижет вас. И все. Утром встанете уже монахиней и домой уже не поедете, а будете здесь жить. Вы знаете ведь, что такое тайный постриг?» Я, на мою беду, не знала, но слышала, что такое есть, и пришла в совершенный ужас. Но уже ночь, убегать поздно. Значит, нужно не спать, а спать хочется. Когда нас поселили в деревянном доме, я решила всеми силами бороться со сном, чтобы не постригли. Что это была за ночь... Как я молилась, теперь я уже не умею так молиться. Я молила Господа вывести меня отсюда, обещала больше никогда в жизни не ездить не только по старцам, но и по монастырям вообще, обращалась ко всем святым, которых знала, только бы мне не быть монахиней. Когда наступило утро и «беда» миновала, я сразу – бежать домой, но меня остановили и сказали, что так нельзя, на отъезд домой нужно брать благословение у старца. Пришлось стоять службу, после литургии подошла к отцу Борису: «Благословите домой». И вижу, как ему смешно на меня смотреть, глаза у него смеются. Ну, думаю, что же во мне смешного такого, может, у меня лицо грязное? И тут до меня дошло, что он знает все, все мои ночные страхи, все молитвы он слышал. Это было страшно понятно – он вообще знает обо мне все. Отец Борис домой не благословил. Я стала неотступно требовать: «Мне от вас ничего не надо, я хочу домой».

– Ну, тогда я вас самую первую приму, идите и ждите, сейчас подойду.

Пошла, сижу – ну уж ладно, скоро это кончится и я вернусь домой, и все будет как прежде. Но вернуться прежней мне уже не пришлось, я вернулась другой – этот веселый, молодой и красивый старец перевернул всю мою жизнь и повел за собой, крепко ухватив за руку. Батюшка, родной, только не отпусти мою руку!

Отец Борис пришел и пригласил меня. Сначала я отказалась садиться, сказав, что мне бы только благословение на дорогу, но потом все же рассказала о сыне. Батюшка спокойно сказал, что мой сын умный, хороший мальчик. Никаких ПТУ. Он очень хорошо закончит школу, он очень умный.

– Я очень сожалею, что вы мне не верите, надо было взять его дневник. Как он может закончить школу? Кто его возьмет в десятый класс, одни двойки и колы.

Отец Борис сказал, что возьмут, пусть учится дальше, благословил учиться в школе, несколько раз сказал, что будет учиться очень хорошо и дальше продолжит учебу.

На мои слова, что он в девятом классе еще английский алфавит не выучил, отец Борис сказал, что по-английски он свободно будет читать и разговаривать. Что творилось в моей душе? Зачем я ехала? К кому? Дура и есть дура, ну вот, будет мне наука, как старцев искать, он и не верит, что мой сын в такой беде.

А отец Борис дальше говорит, что скоро сын будет в храме работать, в алтаре. А как это возможно? Храм, в который мы ездили, – это сельский храм, от станции еще четыре километра на автобусе, а потом немного пешком по лесу. Ни за что я сына не пущу ездить одного, а возить его на машине часто муж не сможет. В общем, это, получается, тоже не похоже на правду.

В душе буря, хочу уходить. Но отец Борис начинает исповедь. Говорит о будущем моего сына.

Потом читает надо мной много-много молитв, и мне кажется, что я уже у него очень долго. Наконец можно уйти, уехать навсегда и забыть этот день. Виктор просит его подождать, а когда выходит, то говорит, что батюшка благословил поездку в Годеново ко Кресту на машине и чтобы меня они взяли с собой. Спрашиваю, что за Крест?

– Ну, который с неба сошел в Антушкове. Вы разве не знаете?

Я не знаю. Такого не может быть. Крест? С неба? Я живу в Москве, читаю газеты, смотрю телевизор, да и духовную литературу много читаю, этого я не читала. Не может быть. Наверное, тут все немного того. Но благословил – еду. В машине Виктор рассказывает о Кресте подробно, но мой разум уже не может вместить. Приезжаем. Входим, и я поняла – все правда о Кресте. Слушаем долго отца Владимира, прикладываемся, просим налить чуть-чуть маслица из лампадки в пузыречек. Отец Владимир начинает наливать. А дальше что-то произошло. От лампады пошел такой дивный аромат, какого нет на земле. Он был такой густой, и все как-то изменилось, мы встали на колени, так как ноги не держали, и все плакали. Но что это были за слезы... после исповеди у отца Бориса эти слезы сделали свое дело. Толком не понимая, что происходит, я плакала, не знаю о чем, но слезы лились рекой. Сколько это происходило по времени, я не знаю, нас было с отцом Владимиром шестеро человек. Когда все прошло и мы могли встать с колен, отец Владимир попросил пока никому не говорить об этом, только самым близким.

Испытав на себе действие благодати, мы долго не могли успокоиться. В машине от нас был сильный запах этого дивного благоухания, так как вся одежда наша и даже кожа пропитались им. Меня довезли до Москвы.

После исповеди у отца Бориса я чувствовала себя чистым ребенком, девочкой, отвращение к плотским грехам было очень сильным. Вхожу в квартиру, муж и сын волнуются, куда благословил старец, в какое ПТУ. А я вошла, от меня запах на всю квартиру, и говорю: «Все хорошо, Женя (сын) очень умный, пусть учится дальше в школе, он будет хорошо учиться и работать будет скоро в храме, а пахнет от меня так, потому что я видела чудо сошествия благодати Божией от Креста, который сошел с неба».

Не знаю, что тогда подумали обо мне мои близкие, я и сама не знала, что думать. Я не могла помыть ни руки, ни ноги, мне показалось кощунством смывать запах, повязала на ночь первый раз в жизни платок на голову и, не раздеваясь, легла на полу спать. Начиналась новая жизнь.

Недели две после поездки я не могла прийти к какому-то определенному выводу, где я была, но верить словам отца Бориса я не могла – как можно вдруг начать хорошо учиться, когда все запущено. О работе в храме и говорить нечего. Я сама не позволю сыну ездить так далеко, пусть уроки лучше делает. А через две недели приходит наша знакомая и говорит, что сына приглашают работать в храм, недалеко от нашего дома. Мы даже не знали, что недалеко от нас построили храм, и через несколько дней сын вошел в алтарь.

Забегая вперед, скажу, что сын закончил 11-й класс с одной тройкой по географии, но она была выставлена в 8-м классе, еще до встречи с батюшкой, а позже географии уже не было. Экзамены в одиннадцатом классе он сдал очень хорошо и без подготовительных курсов, по благословению отца Бориса, поступил в Свято-Тихоновский Богословский институт.

Задумалась я после того, как сына взяли в храм, который находился в нашем районе. Мы о нем не знали, священника не знали, а просто наша знакомая без нашего разрешения спросила, не нужен ли им мальчик для помощи. «А высокий ли у вас мальчик?» – спросил ее священник.

– Очень высокий.

– Ну, пусть приходит, у нас есть очень длинный стихарь.

Эта женщина не знала о моей поездке к отцу Борису. Стала я думать, может, сын мой и правда начнет учиться.

Муж гулял, полюбил другую женщину, собрался уходить. После очередного скандала он ушел, и я поехала к отцу Борису второй раз. По дороге опять пожалела, что еду. Зачем? Что, он мне мужа вернет? Нет. Тогда зачем? Приехала поздним вечером в Варницы, народа полно. Спросила несколько раз, кто последний, все молчат. Вдруг одна женщина встает и заталкивает меня в дверь к батюшке без очереди. Я буквально влетаю и говорю: «У меня горе, муж ушел». А батюшка отвечает улыбаясь: «А радость-то у тебя какая». Я остолбенела: «Какая радость, у меня муж ушел к молодой девице». Батюшка опять: «А радость, радость-то у тебя какая». У меня просто дар речи пропал, в душе у меня все черно от обиды, осуждения, боли и слез. Неужели не видно? Какая радость? Вот они, современные старцы.

Батюшка говорит: «Ты что, правда не понимаешь, какая у тебя радость?» Вижу, он удивлен и думает, что я притворяюсь, что не знаю. А батюшка говорит: «Как же так? У тебя сына взяли в алтарь прислуживать – это такая радость. Самая большая радость на земле. Я ведь тебя с утра жду. Возьми вот ему от меня подарок. Это ему от меня благословение на начало его служения Господу». И протягивает мне икону четырех святителей Московских.

Но я от горя не посмотрела на икону и говорю: «Да, конечно, это радость. Так я поеду домой?»

Батюшка говорит: «Нет, уже поздно. Чай с конфеткой и спать». Я еще по своей настырности несколько раз попросила и услышала опять про чай с конфеткой. Так черно было у меня на душе, села я в коридоре, плачу, ничего мне про мужа не сказал батюшка. Подходит ко мне женщина: «Будете чай?» Я отказалась, но она принесла. Я нарочно думаю: «А вот не буду». Потом она принесла конфетку, я нарочно от нее отказалась. Думаю, не будет чая с конфеткой, не может же быть все, как отец Борис скажет. Задумалась, вдруг она разворачивает фантик и запихивает конфету мне в рот. Я не успела ничего сделать, вынула конфету изо рта, говорю: «Вы что себе позволяете?» А она говорит: «Облизали уже, так и съешьте». Съела я, сразу сладкого чая захотелось, пью чай и плачу, а в ушах: «Чай с конфеткой и спать». Значит, думаю, все так по его и будет всегда.

Соборование

Накопились у меня к отцу Борису вопросы, и поехала я к нему на исповедь. Вопросов много, а исповедь записала отдельно на четверти листа в клеточку с двух сторон. На все вопросы батюшка ответил, разрешительную молитву прочитал и говорит: «Иди на соборование, я сейчас приду». И соборовал он сам в этот день. Началось соборование, и я вспомнила про грехи, которые забыла назвать. Стою и про себя причитаю: «Батюшка, я грехи сказать забыла». Как он ко мне подходит, я и начинаю ныть про себя. Смотрю, батюшка с укором каждый раз смотрит на меня и вздыхает. Я думаю: «Ну конечно, ведь соборование – это таинство прощения забытых грехов, а я их забыла, а не скрыла, значит, все в порядке. Господь их мне простит». Но на обратном пути домой все же по своему малодушию или скудоумию решила исповедать их в своем храме, на этом я и успокоилась. Лист с грехами лежал у меня в кармане пальто во время соборования. Но когда дома я достала этот листок, то увидела, что грехи сгладились, их нет, исчезли они вместе с клеточками, и только в одном правом нижнем углу были и клеточки, и грехи.

Молитва о духовном отце

Стала думать о духовном отце. Нет его у меня. А ведь езжу к старцу уже года два. Вот у него и нужно просить духовного отца. В моем представлении духовный отец – это человек, с которым я могла бы часто и долго беседовать, чуть ли не чай пить. Вот, думаю, спрошу у отца Бориса благословение на молитву о духовном отце и буду читать. Но мысли были и другие: «Я молитву попрошу, а отец Борис наверняка даст мне духовного отца. Вот, скажет, к такому-то поезжай, он и будет, и молиться не надо. И священник этот от меня не сможет отказаться, так как ему старец сказал меня взять в духовные чада». Вот с этой просьбой я и обратилась к батюшке в следующий приезд к нему. Батюшка коротко сказал: «Тебе не надо». Я глаза выкатила: «Как не надо? Всем надо, а мне не надо?»

– Да, тебе уже не надо.

Не знала я, что думать, все мысли мои пришли в смятение и остановились на одной: «Какая я умная!!! Без духовного отца могу спастись, вот это да!» Как батюшка посмотрел на меня, теперь ему пришло время изумиться. Он замахал на меня ручкой: «Ой! Ой! Ой! Иди, молись Царице Небесной своими словами, Она тебе откроет».

Отец мой, я все поняла потом.

Послушание

Очень тяжело было выполнять то, что говорил батюшка, но вера батюшке у нас уже была безграничной. Себе я уже доверять перестала – и глазам своим, и ушам. Закончил школу, сдал сын экзамены, получил аттестат, и вместо выпускного вечера поехали мы с ним в Иваново. Сын просил благословения в семинарию. А батюшка спокойно так: «Да нет. Поступай в Свято-Тихоновский Богословский институт». Мы чуть не упали оба, там подготовительные курсы и поступить туда тяжело, а нам бы куда-нибудь в Калугу. Но батюшка стоит на своем и четко говорит: «Поступишь, а как поступишь, то сразу в Арсаки, в Зосимову пустынь». Тут уж мне совсем дурно стало. Батюшка говорит: «Ты что, не знаешь, это воинская часть. Поступит и пусть уходит служить». Мне кажется, что иногда я чувствовала, как у меня на голове волосы шевелятся. Зачем нужно поступать на дневное отделение, если в ноябре в армию идти? Батюшка говорит: «Всё, идите, я все сказал. В институт и в Зосимову». Не знаю, как до дома доехали. Решили все выполнять, что он благословил. Сын стал готовиться, очень хорошо сдал экзамены, даже спел так, что ему предложили в хоре петь, хотя у него совсем нет ни слуха, ни голоса, и поступил. Радость у нас была большая, но в ноябре батюшка подтвердил: «В армию». Сказать мы об этом не могли никому, даже бабушке и папе. Сын пошел добиваться двухгодичного академического отпуска, но с дневного отделения не отпускают в армию, пришлось переводиться на вечернее отделение. Пошел в военкомат, сказать, что хочет в армию идти. На него посмотрели-посмотрели и попросили прийти на следующий день. А на следующий день его визит в военкомат снимали на кинокамеру и показали по телевизору. Так все и вскрылось, отец узнал, что сын идет в армию, но зато мы выполнили батюшкино благословение. Положившись на Господа, сделали мы все это за послушание духовному отцу, сын отслужил благополучно в Арсаках и вернулся домой.

Богородица – в родах помощница

– Батюшка дает мне икону-кулон, под стеклом, круглую, с ушком для веревочки. И говорит: «Это от меня Жене в воинскую часть передай». Я смотрю – Богородица и надпись по кругу: «В родах помощница». У меня дыхание перехватило, как же так? Выходит, у сына в армии кто-то есть и скоро уже будут роды!

Из последних сил говорю: «Батюшка, вы хоть видели, что вы даете?»

Ох, как он обиделся: «Давай обратно, давай обратно». Я руки за спину: «Простите!» А он не прощает: «Давай обратно, и все». Ну, кое-как уговорила его простить меня. Привожу сыну иконку в воинскую часть, думаю: ну ладно, пусть я дура, ну а что еще можно подумать про такой подарок? Что, интересно, сын скажет? Ведь это армия, а не роддом.

Сын был счастлив: «Ты что, не понимаешь? Меня же, значит, на подсобное хозяйство переведут».

– Почему?

– А где я еще роды буду принимать?

И скоро перевели в коровник.

Я уже не смогу сказать

Сын ушел в армию в начале декабря, а примерно в феврале зашел у меня разговор с батюшкой об одном человеке, которого и сын, и я очень уважали. Батюшка сказал: «Скажи сыну, чтобы он с ним не дружил». Я говорю: «Нет! Он меня не послушает, лучше вы ему сами скажите, когда он вернется из армии. Вас он послушает».

Батюшка сказал: «Я уже тогда не смогу сказать. Придется сказать тебе. И придется ему тебя послушать».

Сказал он фразу: «Я уже не смогу сказать». Повторил два или три раза. За два года до своей кончины, значит, он уже знал, что его не будет, когда сын мой вернется. Так и получилось. Сын вернулся через два месяца после ухода батюшки.

И сейчас нет разлуки

Нет слов, чтоб передать горе и скорбь от потери батюшки. Тяжело сказать слова: «На все воля Божия». Тяжело и невозможно мне было радоваться, что батюшка отмучился и в Царствии Небесном. Не было у меня этой радости. Может, мало я любила батюшку, но радости не было точно. Не верилось, что это батюшка в гробу, страшно было слышать стук забиваемых гвоздей. Мысли были всякие, и греховные в том числе, что без него пропадем и я, и сын. Помню, что, подходя ко гробу, не просила: «Упокой, Господи!», а просила: «Батюшка, не оставь меня!»

Молилась за него мало и плохо, зато к нему сразу начала обращаться и просить его молитв, как при жизни. Это записи обычного, грешного человека, который увидел святость, испугался ее, но и отойти устрашился, да и не смог уже. И остался около, и старался, по мере сил, слушать и исполнять. Многое становится понятно позже. Многое не исполнилось еще. Но если идти за батюшкой, то впереди будет встреча.

назад

вперед