СТЕЗЯ

У БОГА ВЕСЫ ВЕРНЫЕ

Все мы знаем, что вера без дел мертва, только каждый понимает это по-своему.

Он сидит передо мной – светловолосый, с широким лицом, темными кругами под глазами. Что еще? Улыбка у него хорошая, и вообще внешне он сильно походит на русских дружинников Александра Невского из известного фильма. Большие кулаки покрыты шрамами – память о давней работе вышибалой. Сергей – очень известный в свое время человек в Питере, в книге «Бандитский Петербург» его даже назвали правой рукой какого-то лидера Тамбовской преступной группировки. В середине 90-х газеты писали, как его брали после перестрелки с милиционерами. Это была большая, шумная операция, где задействован был едва ли не взвод, а то и больше, омоновцев.

Мост Александра Невского

Однажды в детстве он проснулся рано утром в воскресенье. Встал, оделся. Трамвай, негромко громыхая, перевез Сережу через мост Александра Невского к Лавре. Там, в соборе, было совсем немного людей, священник перечислял грехи, которые они совершили, и мальчик стоял с поникшей головой, слушал, потом подошел к причастию. История эта повторилась несколько раз. Отец у Сергея из костромских, мать из русских немцев, работали родители простыми рабочими на «Алмазе», строили военные корабли. О вере в семье никогда не говорили. Но Кто-то без слов будил мальчика с Охты и раз за разом вел его в храм.

Спустя лет десять, вернувшись из армии, Сергей снова отправился в собор. Там к нему подошла какая-то женщина, велела каждый день читать три молитвы, объяснив, какие именно: «Отче наш», «Богородице Дево, радуйся» и «Символ веры» – правило Серафима Саровского. Надо, значит, надо. Стал читать. Что было дальше? «Я бывший разбойник», – говорит о себе Кочубеев, невесело, коротко рассмеявшись. Но вот он обращается ко мне: «брат», и я отвечаю этим же словом. Общего у нас обнаруживается не так уж мало. Точно так же в детстве я вдруг неожиданно поверил в Бога, хотя никто мне о Нем не говорил. Пытался потом уйти от Него, да не вышло, и привел меня Господь однажды туда же, куда и Сергея – в Троицкий собор Александро-Невской лавры. Именно там мы оба осознали себя христианами, сказав себе: «Надо, значит, надо».

Чем больше узнаю Кочубеева, тем больше улавливаю сходного, не только со мной, а с немалой частью нашего мужеского православного призыва семидесятых-девяностых. И судьбы ведь самые разные, к тому же непростые, и книги не одни и те же читали, но есть понимание с полуслова, с пол-оборота, когда заходит речь о Боге, о России. Не сказать что во всем соглашаемся друг с другом, но это все так, поверху, а в главном совпадение такое, что теряешься, словно один ангел у нас на всех. Этого не может быть, но есть. Возьмем отца Серафима Роуза, уловившего этот дух, объединяющий нас со времен Аскольда и Дира. Вроде бы американец, но свой, понятный в каждом движении своем, через почитание русских святых ставший русским. Без слов учил нас Бог чему-то все эти века и годы, к чему-то готовил. Скажу честно, накануне знакомства опасался я того, что, как выразился один мой знакомый, «бывших преступных авторитетов не бывает», но, поглядев Кочубееву в глаза, послушав его, подумал: «Нет, здесь другое. Наш человек».

– А я ведь тоже во крещении Сергий, – говорю ему.

– Как так? – удивляется Кочубеев.

– Меня крестили по документу брата, в семидесятые была такая установка – свидетельство о рождении предъявлять. Вроде бы случайность, но потом вдруг стал я всегда носить при себе иконку преподобного Сергия, а однажды мама вдруг и рассказала, как меня на самом деле зовут.

Сергей радуется, в том числе и за себя: хорошее нам имя досталось, помнит о нас преподобный. А с той женщиной, что научила его трем молитвам, Кочубеев встретился потом еще дважды.

«Ты будешь у Бога»

В начале 90-х у него убили друга. Я не спросил, при каких обстоятельствах – в перестрелке или заказал кто. Род деятельности у них с Сергеем был схожий. Отправился Кочубеев в лавру поставить свечку за помин души, увидел старую знакомую, подошел, рассказал, что привело его в храм. Она ответила, что погибший будет у Бога, так же, как и он, Сергей. Кочубеева мороз по коже продрал, показал на одного из своих охранников, спросил: «А он?» «А он нет», – ответила женщина. Сергей помрачнел окончательно, решил, что его скоро убьют.

Пока мы с ним разговариваем, подъезжает старый знакомый Кочубеева – бизнесмен. Передает икону Спасителя, подарок Сергею от монахов, которым он то ли помог чем, то ли просто подружился с ними. Бизнесмен поясняет, что на него «наехали». Причем авторитет, решивший его тряхнуть, – верующий вроде человек, но говорит, что духовник дал ему благословение карать грешников. Сергей удивлен, обещает вступить с авторитетом в «богословский диспут» на эту тему. Если раньше на «стрелках» он апеллировал не только к совести, то теперь оружие одно – слово. О Боге. До многих доходит, в том числе потому, что в Сергее как не было, так и нет страха.

– Вы, правда, принадлежали к Тамбовской группировке, – уточняю.

Кочубеев смеется:

– Нет, наврали журналисты, не тамбовский я и не казанский, я питерский.

– Вы с восьмидесятых годов молились, как же вас занесло потом во все это?..

– Ну, знаете, вот как дрова плывут по реке, так же и я плыл, а потом меня Господь раз – и зацепил. Хорош плавать не в ту сторону.

* * *

Ну, это, конечно, не весь ответ. Во «все это» занесло его так. Думал он, что богатство что-то даст – мир душе, радость. Думал, будет богатым – будет все хорошо. Пошел вышибалой в кафе, первую машину кулаками заработал. И с ножами на него бросались, и мастеров по боксу приходилось иной раз успокаивать, ну да он и сам боксер, справлялся. Не только машину приобрел, а еще и авторитет. И пошло-поехало. Контролировал дискотеку, гостиницу, стал заместителем директора Восточно-Сибирского коммерческого банка, объездил полмира, а в душе-то пусто. Деньги ничего не дают, оказывается, – одни проблемы. А радость только тогда и была, когда молился, понял: Господь с нами. Невидим, но невидимая сила – тоже сила, настоящая, дающая мир душе, а не та, что у него была. Начал книжки читать. Две особенно понравились, одна о Царе-мученике, другая «Отец Арсений» называлась, про батюшку, который через многие лагеря и тюрьмы прошел, утешая людей. Однажды пошел в церковь свечку поставить Николаю Чудотворцу, начал было про врагов, что, мол, и они люди, а потом вдруг ни с того ни с сего попросил святителя: «Сделай так, чтобы враги мои порадовались». Вот после этого и оказался в тюрьме, и порадовались враги, но, с другой стороны, это был путь к спасению.

В тюрьму Сергей попал при следующих обстоятельствах. Один его знакомый был в гостях, когда туда ворвались люди в масках, отняли все что было: деньги, телефон, ключи от машины. Всех подробностей я не понял, но выйти на похитителей и «забить стрелку» с ними каким-то образом удалось. Там парней уже ждала милиция. Молодой, нервный милиционер начал стрелять с перепугу, Кочубеев стал палить в ответ, в перестрелку вступили другие стражи порядка, одному из которых Сергей прострелил ногу, другому – руку.

Там, собственно, его и положили бы, но он, влетев в какой-то подъезд, позвонил в первую дверь – и дверь открылась. Ему потом пытались инкриминировать захват заложников, но «заложники» – мать с сыном – заявили, что Сергей им не угрожал, и вообще вел себя прилично, так что зла на него они не держат. Штурмовать квартиру милиционеры не решились, нагнали сил, связались с Москвой. Убедившись, что его оставят в живых, Кочубеев сдался.

Так оказался он в «Крестах».

Благовещенье

В тюрьме Сергей начал молиться уже по-настоящему. Никто не мешал. «На свободе – там проблемы, стрелки эти, вы понимаете, – говорит он, – а в камере все располагает к молитве». Денег на воле было много, думал потратить на суд, на адвокатов, но, увидев, что они не больно помогают, решил: «Кроме Бога, никто не поможет, да будет воля Его». Еще мелькнула мысль, что живым на волю уже не вернуться. Милиционеры очень прозрачно намекали, что стрельбы по своим не простят. Не это, впрочем, было страшно, а то, что ничего хорошего в своей жизни не сделал.

Тогда решил Кочубеев пожертвовать деньги на храм Благовещенья Пресвятой Богородицы на Васильевском острове. Друзья на воле проследили, чтобы все было потрачено с толком, позаботились о создании красивого престола и многом другом. Отец Андрей, настоятель храма, причастил потом Сергея прямо в камере. Это был, наверное, первый случай с дореволюционных времен, когда преступнику в «Крестах» священник преподал Святые Дары. Сейчас там действует церковь св.Александра Невского, а в 96-м году о таком даже не мечталось.

Наконец, пришло время суда. Срок – восемь лет заключения – был объявлен в день Благовещенья. Сергея это успокоило, понял, что Пречистая помнит о нем и позаботится. Смысл его пребывания в узах продолжал раскрываться. Рассказывает: «В выборгской тюрьме приходит малява, записка то есть, от раба Божия Владимира: «Сергей, много про тебя слышал, мне сорок пять, жена бросила, срок – пятнадцать лет, сидеть еще долго... Я верю в Бога, но если не покрещусь, покончу жизнь самоубийством. Враг меня уже окружил». Сергей отправился к начальнику тюрьмы, объяснил: надо помочь человеку. Вызвали священника, состоялось крещение.

Сергей задумался, сколько еще таких людей в тюрьме, мотающих большие сроки, некоторые – пожизненные. Не все крещеные, как же от врага рода человеческого им отбиваться, в человеческое естество вернуться? Снова отправился к начальнику тюрьмы: «Может, построим часовенку?» «Ну, давай построим», – ответил начальник. Так появилась часовня во имя образа «Нечаянная Радость». Получилась эта первая часовня в Выборгской тюрьме бедненькой, вместо крестильного чана – кастрюля. А вот вторая, во имя иконы Спаса Нерукотворного, считается одной из лучших на Северо-Западе. Каждый раз, когда приезжал священник, человек по пятнадцать-двадцать принимали крещение, довольно много находилось причастников. Впоследствии обустроил Сергей еще немало мест для молитвы в зонах Петербурга и области. Можно еще об одной такой истории упомянуть.

* * *

Однажды сообщили ему, что перевозят в тюрьму ФСБ на Шпалерной улице. Мелькнула мысль: неизвестно, как все сложится, что бы еще такого оставить в память о себе? Забежал в подсобку, нарисовал на листе бумаги первую свою картину, стараясь передать, что было на сердце. Впрочем, В ФСБ все обошлось. Посмотрели на него комитетчики, пришли к выводу, что не так страшен Кочубеев, как его малюют. Согласились помочь оборудовать у себя в тюрьме часовенку в честь благоверного князя Александра Невского.

Когда вернули обратно в Выборг, картины своей Сергей не нашел, ее кому-то продали, но желание рисовать не пропало. Заказал холсты, краски, стал работать уже всерьез. Однажды его картины увидел заместитель директора Эрмитажа Зуев, читавший в тюрьме лекции об искусстве. Увидел, заинтересовался. Сергей предложил искусствоведу взять что-нибудь на память, тот смутился, сказал: «Не стоит», а потом Кочубеев узнал, что Зуев жалеет о своем отказе, и отправил в дар сразу несколько работ. Одну музейщик повесил у себя в квартире, другую – в рабочем кабинете. Там ее увидели французы, прониклись, связались с Сергеем. Потом сообщили, что одна из подаренных им работ ушла с выставки-продажи во Франции. Деньги, разумеется, пошли на помощь кому-то.

Рисует Кочубеев очень много, иногда пишет храмы, но чаще передает в необычной манере состояние души. Это можно назвать абстракционизмом, похоже рисуют дети, пока их не научат все делать «как надо». Очень часто в центре картины изображено солнце, лучи которого пронизывают тьму. Те, кому Сергей дарит свои работы, утверждают, что они успокаивают, поднимают настроение и даже исцеляют. Все может быть.

Смотрящий по Питеру

Однажды в камере распахнулась дверь, и Сергей вновь увидел свою благодетельницу, ту, из Лавры, что научила его когда-то молиться, а потом пообещала, что он будет у Бога. Не поверил своим глазам. Дело было в тихвинской тюрьме, одной из многих, где Кочубееву пришлось посидеть. Женщина была вдвоем с монахом или послушником, они принесли пакет с иконками, свечами, изображениями не прославленной тогда еще Царской Семьи.

– Как же вы меня нашли? – спросил Сергей, сглотнув комок в горле.

Оказалось, спросили у начальника тюрьмы, есть ли у него здесь православные. Оказалось, что есть... один. Благодетельница сказала несколько слов о себе, что была смертельно больна, уже неоперабельна, но дала обет Богу, что если исцелится, то всю оставшуюся жизнь проведет при храме. А напоследок сказала: «Помнишь молитвы, что я тебе дала? Те из твоих друзей, что не выучат их, погибнут».

Пророчество начало сбываться осенью. Друзья гибли один за другим. Пуля снайпера нашла на Московском проспекте в день Покрова Божией Матери Максима Смирнягина, с которым Сергей подружился уже в тюрьме. Видя, как Кочубеев молится, Максим сказал тогда: «Выйду – подарю тебе свой крест». Крест оказался старинным, серебряным, с частицами мощей Георгия Победоносца и других святых, которые, по словам Сергея, взяли его, как свечку в руки, не давая угаснуть вере. Эта святыня поддерживала потом Кочубеева во многих тюрьмах, впрочем, в узах тогда было безопаснее, чем на воле. Вряд ли Сергей смог бы выжить, оставшись на свободе. На время его заключения пришелся один из самым жестоких переделов сфер влияния в стране. Когда вышел, все уже стихло, к тому же Сергей не имел к тому времени ничего, на что можно было позариться. Даже от личного имущества почти ничего не осталось, проданы были и мерседесы, и часы-ролексы, и безделушки от Картье. Денег требовалось ему все больше, а вот на что – это главная часть нашей истории.

* * *

Познакомил нас с Сергеем бывший рок-музыкант Анатолий Першин, который строит сейчас подворье Антониево-Сийского монастыря в Петербурге. Он объяснил, что Кочубеев мужик очень хороший, но неразговорчивый, так что беседа может не состояться. Но она все-таки состоялась. Уж очень трудно Сергею без единомышленников, а дело у него немалое – опекать все тюрьмы и зоны Питера и области, чтобы знали люди: о них помнят, Бог помнит и люди. На это и ушли все его деньги. На встречу со мной он приехал на старенькой, раздолбанной, кем-то подаренной «Газели», загруженной мешками с поношенной одеждой. В зонах и такая – большое дело.

– Сколько тюрем вы опекаете? – спрашиваю я его.

Сергей начинает загибать пальцы, впрочем, на все их не хватило:

– «Кресты», женская тюрьма на Арсенальной, тюремная психушка на той же улице, тюремная больница имени Гааза возле Лавры, Яблоневка на Ладожской, Обухово на Софийской, в поселке Форносово колонии – тройка и четверка, в каждой по полторы тысячи мужиков сидит, а в Саблино – женщины, в Горелово тюрьма, на Лебедева, возле Финляндского вокзала, в Металлстрое, в Колпино детская колония, в Тихвине тюрьма, выборгская тюрьма и тюрьма ФСБ на Шпалерной.

Началось все следующим образом. 25 декабря 98-го года Сергей открыл кормушку в камере, а там – подарки и поздравление с Рождеством по Григорианскому календарю. Протестанты позаботились. Сергея это задело за живое. Обратился к «хозяину», то есть начальнику выборгской тюрьмы, мол, что происходит, Виктор Константинович, скоро наше Рождество, а чем мы хуже норвежцев? Давайте в два раза больше подарков раздадим. Начальник был не против, благо все расходы Сергей взял на себя. В праздник каждый заключенный получил пакет с печеньем, фруктами, галетами, чаем. С этого все и началось. Протестантам Сергей искренне благодарен, что надоумили. Сейчас он окормляет больше 20 тысяч человек, каждому на двунадесятый праздник нужно привезти подарочек, то есть двенадцать раз в году. По мере того как количество денег уменьшалось, а число тюрем и заключенных, которым он брался напоминать о православии, росло, подарки становились менее богатыми, пришлось отказаться от раздачи иконок с молитвословами, свечей. На Пасху развозятся куличи, яйца, на остальные праздники – чай, после чего нужно думать, как рассчитаться с долгами.

– Вы что, сами яйца красите? – уточняю.

Сергей улыбается:

– Да бывало, что и сам красил. Враг тут же, кстати, приступает. У Бога весы верные: если ты сделал доброе дело и у тебя нет проблем, значит, что-то не так. Но сейчас заботу о покраске яиц взяло на себя Управление исполнения наказаний по Петербургу и области. Его возглавляет генерал Валерий Александрович Заборовский, с которым у нас сложились очень хорошие отношения. Он и распорядился, чтобы в тюрьмах и колониях мне по возможности помогали. И в ФСБ есть люди, которые поддерживают. Стало проще работать.

* * *

А вот первая жена Сергею не поверила, расстались они. Не поверили многие знакомые по прежней жизни. Не то чтобы уважение потеряли – не тот масштаб личности у Сергея, да и здравого смысла не растерял, до сих пор к нему за советами обращаются, когда прижмет, – но пока все у них в порядке – избегают. Деньги для помощи заключенным дают в основном люди, которые сами не сидели и от криминала далеки, либо просто веруют, либо понимают, как все мы в этой жизни повязаны. Выйдет озлобленный на всех зэк на волю, и кто знает, кто под руку попадет. Но если западет в душу, что Бог и люди его помнят, то это совсем другое дело.

Однажды на пути в лавру к Кочубееву подошел человек и рассказал следующую историю. Сидел он в камере с экстрасенсом каким-то. Отношения сложились напряженные, остальные заключенные тоже стали косо поглядывать на православного соседа по нарам. Дело шло к развязке, когда вдруг принесли им на праздник подарочек кочубеевский: чай, печенье. И все разом изменилось. Стали верующему сокамернику вопросы задавать о Боге, о молитве, расположились к нему. Некоторые заключенные из пачек с чаем, полученных на праздник, делают кресты-подставки для иконочек. Откликаются на добро.

Самые разные люди откликаются. «Если хоть один человек поверил, что не все от него отвернулись, и смог удержаться, не повеситься, если хоть одного не избили, умягчившись, – уже стоит стараться», – говорит Сергей. В Горелово тюремную церковь во имя Анастасии Узорешительницы строит мусульманин, по-братски полюбивший Кочубеева. Даже на волю не хочет выходить, так, говорит, на душе хорошо стало. Креститься отказывается, а потрудиться для Бога на православной ниве ему в радость. Многие из мусульман, впрочем, подружившись с Кочубеевым, принимают христианство.

* * *

А недавно вышел забавный случай. Начать стоит издалека. Когда Сергей вышел на волю, первым, кто ему помог, стал владелец одного ресторана, иудей по вероисповеданию. Дал тысячу долларов на первое время: приодеться, прокормиться. Когда узнал, на что пошли деньги – восемь тысяч зэков получили чай на Введение во храм Пресвятой Богородицы, – помрачнел и кассу для Сергея захлопнул, как обоим думалось, навсегда. Но как-то раз Кочубеев его все-таки пронял, сказав: «Ну не хочешь православным помогать, помоги хотя бы своим – евреям». Бизнесмен не знал, что ответить, и, махнув рукой, согласился снарядить шестьдесят пакетов для евреев-заключенных в одной из тюрем. Правда, лишь полсотни зэков там назвали себя иудеями, но Сергей еще несколько подарков сверху снарядил. (Поясняет: «Мало ли что, может, затихарился кто, не признался сразу, что еврей. Это ничего, что неправославные, хоть какая-то радость людям, дай Бог, чтобы здоровыми вышли».)

Я улыбаюсь, вспомнив эпизод из «Мертвого дома» Достоевского, где мужики-каторжники в том же духе рассуждали о товарищах по несчастью – иудеях. Русская неволя за полтора века изменилась меньше, чем страна в целом, населенная свободными. Свободными от чего? От зла или от веры, от необходимости уважать других людей просто так, потому что они люди?

* * *

Сергей разводит руками: «Восемь лет развожу подарки по тюрьмам, сколько народу их принимало, и ведь среди них были богатые, многие уже на воле, и ни один не подошел, не предложил: «Давай помогу». Только когда прижмет, когда советы мои потребуются, совесть просыпается, жертвуют... Я с этой средой мало общаюсь, разве что на днях рождения старых товарищей. Но вообще, глаза у многих начинают потихоньку открываться, начинают понимать: у Бога весы верные, как ты поступаешь с людьми, так и с тобой поступят».

– Сейчас нет того беспредела, что раньше? – интересуюсь я.

– Нет, раньше люди не верили, что у нас есть государство, чуть что, шли к авторитетам за помощью. В последние годы стало не так, больше доверия к милиции, надежды, что государство сможет помочь. Оно постепенно все берет под свой контроль. Не знаю, меньше ли теперь жестокости. Она стала скрытой, то есть никто больше не хвастается ею, скрывают.

– Сильно отличаются люди на воле и в тюрьме?

– Нет особых отличий. Бог Свою десятину везде имеет. Нельзя говорить, что такие-то плохи, потому что они в тюрьме сидят или в правительстве. Если девять депутатов служат рогатому, то один все равно – Богу, меньше не бывает, то же среди ментов и среди заключенных, везде есть один Божий, а иногда и два, и пять.

На следующий день после нашей встречи Сергей позвонил, предложив не писать о нем ничего, устрашился, что возгордится и прогневает Бога. Он был предельно серьезен, так что насилу убедил я Кочубеева, что рассказ его очень важен, хоть кого-то, быть может, подвигнет эта история задуматься о том, что вера без дел, без милосердия мертва. О том, что Сергей делает, знают очень немногие, даже из тех, кому Кочубеев помогает. Да и те, кто знает, они как бы это сказать... Довольно известный в Питере священник как-то решил предупредить крупного городского чиновника (при этом порядочного человека, из той самой «Божией десятины»): «А вы знаете, что Кочубеев бандит?» Чиновник улыбнулся, сказал, что знает Сергея с семи лет – вместе в школе учились.

Сколько бы ни делал человек добра, ошибки его в глазах людей все равно будут перевешивать. Это только у Бога весы верные, как любит говорить Сергей, а мы, люди, жестоки друг к другу, выглядывая зло даже там, где его нет, кажемся себе проницательными. Кочубеев один из немногих, кому надоело однажды быть «проницательным», «сильным» и т.д. Потому что глупо хвастаться тем, что у тебя и так есть от природы. И он сказал Богу: «Я никто». Это был первый шаг к тому, чтобы вернуть себе человеческий образ. Одна из многих историй о народе, который в конце двадцатого века жизнью был застигнут врасплох, обнажив суть и звериную, и Божию. Кто-то погиб, кто-то пробудился, кто-то так и не понял ничего. Сергей об этом не думает, разъезжая на своей старенькой «Газели» год за годом по узилищам, чтобы не стать Иудой в глазах Божиих, как он объясняет. Все его объяснения просты, путь его прям. Ангел в дорогу.

В.ГРИГОРЯН

Желающим помочь заключенным Петербурга и Ленинградской области сообщаем контактный телефон Сергея Кочубеева: (812) 920-41-27.

назад

вперед