ПАЛОМНИЧЕСТВО
КОРЯЖЕМСКИЙ ИСТОК
(Окончание. Начало на предыдущей странице)
Отражение креста
Устраиваемся в «буханке», батюшка садится за руль: «У Михаилы сегодня день рождения, и родственники вытребовали ее из пустыни. Так что сначала заедем за ней». Останавливаемся у пятиэтажной хрущевки. С лязгом откатывается дверь. Сначала впихивается увесистый рюкзачок, за ним, поохивая, в салон забирается старушка. Морщинистое, с сеткой добрых лучиков лицо улыбается нам. Знакомимся. Поздравляем с днем рождения.
|
– Это вы вроде как с Новым годом меня поздравляете, – кивает монахиня.
– Э-э... почему?
– А после дня рождения у человека новый год начинается.
– А именины, значит, вроде Рождества?
– Да, именины главнее. Теперь-то я на Михаила Архангела отмечаю, а поперед – на преподобную Анну было.
Взревел мотор, и мы, едва слыша друг друга, говорим урывками. Выясняю, что матушка – коренная коряжемская, строила вторую очередь ЦБК, затем работала во вредном цехе – щелочь готовила для варки целлюлозы. На комбинате о ней не забывают, вот сегодня подарок принесли на день рождения, хотя на пенсию вышла давно, в 45 лет. Сначала нянчила внучат, а потом пошла на ремонт храма, да так и осталась в церкви.
– Тут, в Коряжме, кроме храма, ничего такого нет, хорошего-то, – рассказывает она, приспособившись к тряске. – Ну, ремонтировали его. Мусор до второго этажа, рельсы вытаскивали. А начинали с тропки – дощечки бросили в грязь, чтобы к храму подойти. Еще ходили по домам, деньги собирали. В основном-то старые женщины помогали. Вот вы в храм поднимались по ступенькам – кто их менял? Бабушки. Отец Михаил первую ступеньку помог выкинуть – и дальше мы с благословением... Я было сломала руку, но все равно пошла – раствор-то можно и одной рукой мешать. А батюшка дал мне два ведра в руки – и пошла я, и ничего, рука еще крепче стала. Вот так и коров в пустыни доила. Я-то их только в детстве видела. А батюшка благословил, ведро в руки – и научилась, доила.
– А вы с какого года в пустыни?
– С 98-го, как землю нам отдали. Первым делом-то мы грядки накопали, чтобы кормиться с земли. Ох, комаров было, замучили... Через годик отец Михаил вагончик поставил, а потом уже подняли стайку – скотный двор с жилой горницей под одной крышей. В 2001-м по весне коров завезли. Потом настоящий дом заложили...
– А кто еще с вами в пустыни?
– Зимой-то все была одна, только летом помощники приезжали. Одной-то как картошку убрать? Опять же сенокос. А сейчас вот Катерина появилась, хочет насовсем остаться. Вдвоем мы теперь. Еще и Галина из Верхней Тоймы приехала. Ну, целый монастырь у нас.
– Как вы одна в лесу-то жили? Зимой не страшно было?
– А кого бояться, если никого кругом нету? Однажды к ночи слышу шум. Фонарь керосиновый притушила, гляжу в окошко – кто-то ходит, снегом хрускает. Кто такие? Оказалось, из Архангельска ехали и к Христофору привернули, к святому источнику, чтобы водицы набрать. Не посмотрели, что ночь-то. Говорят: «Как хорошо, ваш огонек увидели! Идем по сугробам, заблудились, а тут окошко светится. Ой, спасибо вам!» Вот ведь, теперь на источник даже зимой приезжают, хоть и заметено, а вертаться не хотят – с лопаткой да пройдут.
В пустыньке-то хорошо. Не сравнишь с тем, как в городе. Там за стенкой музыка, гулянья, а здесь тишина. Год назад электролинию провели, теперь лампочки кругом, а раньше на улицу только с фонариком. Еще колодец выкопали, слава Богу, вода под боком. Это все трудами отца Михаила. Считай, он тут все здоровье положил – в пустыньке-то... Надо утром привезти, вечером увезти – сам он возил. Да еще средь дня приехать, если что не работает.
– Искушений, конечно, много, как без них, – продолжает м.Михаила. – В двух километрах от пустыни игумен Антоний поставил часовню – на месте гибели батюшки Михаила. И повадились туда антихристы ходить безобразничать, два раза икону срывали. Иконка-то бумажная, материальной ценности не имеет – зачем им? А чтобы порвать. Потом из ручья вылавливала я обрывки... Однажды как-то мужчина сообщает, что эта группа туда направилась. Бегу к часовне – а они уже через окошко залезли. Встала я и молитву читаю. Говорить-то с ними бесполезно. И на этот раз икону не тронули.
Конечно, больше-то хорошие люди к нам приезжают. Место ведь на источнике благодатное, легко там. Одни заказывают автобусы, деньги за это платят, остальные – кто на чем, даже на лыжах. Вот Андрюша с девушкой из Котласа приезжали. Сначала они ехали на поезде до станции Черемуха – это ближайший к пустыньке поселок, и дальше по лесу на лыжах, напрямки-то всего десять километров. Я так поняла, Андрюша стихи сочиняет и сам же их поет, как Высоцкий. Однажды по батюшкиному благословению остался у меня на три дня. Полнолуние было, я выхожу: свет такой чудесный, и кресты нашего храма на снегу отражаются... Кричу: «Андрюша, глянь, как красиво!» Он из стайки выскочил, так радовался! Потом стихи про это сочинил и мне прислал на память.
Матушка улыбнулась, озарившись лучиками-морщинками, и замолчала. Спрашиваю:
– Чувствуется, что в намоленном месте живете?
– Вы знаете, преподобный очень помогает. В первый раз посадили мы капусту и разное другое, а поливать надо носить с ручья, далеко. Как мы молились... Принесешь ведра раз, два – ой, батюшка, сил уже нету! А жара стоит, капуста погибает. И тут откуда ни возьмись приезжают люди, паломники... Так-то они могли по короткой дороге к святому источнику проехать, а тут почему-то к нам привернули. Ведра у нас отобрали, сами воды наносили. Или в другой раз в городе погостишь и собираешься обратно в пустынь. Стоишь в магазине и думаешь: две булочки пшеничных взять или три? Если три, то тяжело нести. Автобус только до Черемухи идет, а дальше пешком 12 километров. Кто-то, может, и подвезет, а вдруг нет? Эх, нет, беру всего две булочки. Приезжаю в Черемуху, дохожу до пустыни – и тут вслед кто-нибудь прикатывает на машине и дает булочку белого хлеба – точно такую, что не взяла с собой. И сколько раз так оборачивалось!
Много было других случаев, не знаю, можно ли рассказывать. Понимаете, если кто-то пакостит, то преподобный Христофор серьезно вразумляет. Тут у нас лес на машинах вывозили, и отец Михаил постоянно за ними дорогу на тракторе ровнял. А однажды лесовозная машина с погрузчиком прямо к нам заехала – на всей скорости развернулась около церкви, чуть березку не задела, и всю дорогу вздыбила. «Ну, чего ты приехал?» – спрашиваю. «Вот за бутылочкой воды». Думаю: мог бы от поворота и пешком дойти, чтобы землю нам тут не буровить. Ну, ладно... Приезжает он второй раз, и опять дорогу портит. Говорю: «Ты видишь, шлагбаум стоит?» Он: «А что мне шлагбаум, я могу и гору своротить». Так вы знаете, через пару дней приходят люди и сообщают: «Володя разбился. Ехала бригада в машине, та опрокинулась, все остались целы, а его всего перекувыркало – сотрясение, в больнице лежит».
А потом другой лесовозник батюшку убил. Не специально, конечно, просто выезжал из леса и протаранил.
– На этой дороге?
– Мы уже подъехали, вон видите крест?
Мешок муки
Машина тормозит, батюшка заглядывает в салон: «Лопату подайте». Тропинку к часовне совсем замело, предлагаю игумену подменить его, тот отмахивается: не велик труд. Вот уже тропинка готова, заходим в часовню. Как я понял, этот маленький храм-на-крови поставили почти сразу после трагедии. Строительство взяла на себя «пятерка» – исправительное учреждение, где давно уже имеется православный приход и где отца Михаила искренне любили. Заключенные делали сруб, а офицеры его собирали.
Помолившись, отец Антоний обходит часовню кругом, осматривая, все ли в порядке. А я направляюсь к матушке Михаиле, которая очищает от снега придорожный крест.
– Я тут всегда отдыхаю, – говорит монахиня. – И молюсь, конечно. Батюшка-то Михаил помогает. Раньше часто пешком бегала, дойду вот до часовенки, уберу снег, стою и вздыхаю: «Ой, отец Михаил, ты меня на своей-то машине довез бы до самого крыльца...» Он ведь никогда просто так в городе не высаживал, а всегда к дому подвозил. Думаю так – и вдруг машина тормозит. Откуда взялась? Вроде около источника никаких машин не видела. Водитель приглашает меня, везет. Я ему: «Хотя бы до Коряжмы довезите». А он: «Вы на какой улице живете?» И везет до самого крыльца. Представляете?
Однажды я подумала, что батюшка на меня за что-то рассердился. Пришла я зимой к часовенке, тропинку расчистила, перед дверью убрала – а дверь никак не открывается. «Отец Михаил, – говорю, – наверное, ты не хочешь, чтоб я заходила. Прости ты меня, грешную». Так вы знаете, вдруг сразу две машины появились, с той и другой стороны дороги, остановились, мужчины спрашивают: помочь? Вышли, дверцу большой такой отверткой поддели, она и открылась. Примерзшая была, с наледью.
Батюшка Михаил, если к нему обратиться, все слышит. Наши, коряжемские, когда в храм идут, обязательно к нему на могилку заглядывают – всяк свое просит. Одна женщина из Черемухи приезжала на исповедь, поспешила, не зашла к нему. Так батюшка ей во сне сказал: «Алевтина, ты что не зашла? Мы же с тобой пятнадцать лет вместе...» Действительно, они все время вместе ездили по делам, когда храм восстанавливали. Вот так-то.
– Батюшка и при жизни о людях заботился, – продолжает м.Михаила. – Через это и погиб. Привез он в пустыню продуктов, мешки с сахаром и другое, чтобы кормить рабочих. Говорит: «Ой, забыл еще муки взять». Поехал за мукой. И за первым же поворотом... Так вы знаете, назавтра после аварии приехали люди и привезли мешок муки. Словно батюшка с неба их послал. Я потом во сне спросила его: «Отец Михаил, страшно было?» Он ответил: «Страшно». Еще спрашиваю: «Батюшка, а Господа ты видел?» Он: «Видел. А что ты мне все вопросы задаешь?» И не стало больше ничего, кончился сон... Конечно, он и после смерти будет о нашей пустыньке заботиться. В пустыни батюшка мечтал настоящий монастырь открыть. Иначе зачем бы храм восстанавливал? Как приходская церковь он и не нужен – все деревни кругом опустели. Только для монашеской жизни. Отец Антоний, правду я говорю?
Подошедший игумен кивнул:
– Да, будет женский монастырь. Отец Михаил так хотел, и владыка благословил.
– А это реально? – спрашиваю.
– Чего ж нереального? Скоро начнем рубить дома, 120 кубов леса уже завезли – спасибо ЦБК и «ИлимСеверЛесу». Дома – для тех, кто захочет пожить при монастыре, поговеть, помолиться. А для монахинь почти готов келейный корпус – получился вместительный дом крестообразной формы. Ну, приедем – увидите.
Христофорова община
Уже почти стемнело. Подъезд к пустыни оказался непролазен, и от дороги мы пошли напрямки через овраг. Монахиня, опираясь на палочку, без труда его преодолела, но поотстала. «Матушка, на буксир взять?» – предлагает священник. «Да не впервой мне», – отмахивается та. Показалась церковь, вся в лесах. Несколько домов, банька с дымящейся трубой. Рядом колодец, похожий на часовенку, увенчанный крестом.
– Его отец Михаил сам копал, – объясняет игумен. – Вырыл глубиной в 16 метров, землю ведрами на веревке поднимали. А рядом, видите, кедр стоит, как бы приплюснут сверху? Он прежних монахов помнит. У меня есть фотография 1909 года, так на ней этот кедр уже без верхушки. Вверх не растет, но все равно живет... Постой-ка, а это кто там?
Батюшка смотрит в сторону леса.
– Вроде охотники прошли? Сколько я их просил: ребята, не стреляйте тут, пусть звери хоть около пустыни спасаются. Лес-то кругом вырублен, так они сюда тянутся. Некоторые послушались, а другие прямо у храма охотятся, палят. Я когда первый раз сюда приехал, глазам поверить не мог: идешь, а рядом с тобой кулики прыгают, этак позыркивая. Обычно они пугливые, а тут даже в руки давались. Или такая картинка: около храма лось пасется, а рядом с ним заяц прыгает. Я это на видео заснял.
– А медведи, волки наведываются?
– Бывают. Когда матушка в вагончике жила, всю зиму рядом выли. А сейчас собак наших таскают. Двух уже зарезали.
|
Подходим к храму Смоленской иконы Божией Матери. По периметру его, как часовые, высятся столбы со странными здесь, в лесу, «городскими» фонарями.
– Электролинию за рекордный срок сюда протянули – всего за месяц. И обошлось-то всего в миллион рублей. Спасибо директору Котласских электросетей Виктору Никандровичу Тищенко – хороший, верующий мужик. Помогла и местная администрация – там надеются, что с возрождением монастыря вернутся сюда и люди. Тут же вокруг деревни были – Попова Гора, Мясникова Гора и другие. Сейчас от пяти деревень только один амбар остался.
– В храме-то много работы? – спрашиваю священника.
– Он еще не старый, в нынешнем году 14 марта исполнится 100 лет со дня освящения. Но разруха внутри страшная. Хотя, что удивительно, кресты на куполе простояли все годы советской власти. Только недавно начали падать. Однажды, 13 июня, вдруг среди лета выпал снег – и крест в этот день сверзнулся, земля аж застонала. Думаю, мы его быстро восстановим, были бы каменщики. А кирпич уже завезен – именной. Мы его сначала к нашему коряжемскому храму привезли, люди подходили к штабелю, жертвовали деньги и писали фломастером на кирпичах: «Во здравие Петра, Василия, Марии...» И за упокой тоже. Так раньше на Руси всем миром храмы и поднимали. Восстановим этот, начнем строить теплую церковь, потом колокольню.
Пока мы так беседовали, нас нагнала матушка Михаила. Входим в стайку. За толстой утепленной дверью – свет, запах печки, человеческие голоса. Под благословение батюшки подходит пожилая женщина Екатерина, приехавшая из Верхнетоемского района. До этого она была в Оптиной пустыни, и схиигумен Илия благословил ее на подвижничество в Христофоровой пустыни. Затем подходят девушка Женя и молодой парень – временные работники. Из-под стола вдруг выцарапывается собака Рекс и без очереди проскальзывает к батюшке, тыкается ему в коленку. Екатерина дает отчет: воду накачали, сена для животных принесли, навоз убрали и т.д. Из событий: «Уточка что-то захромала». За стеной вдруг запел петух, слышится возня – стена-то, оказывается, «живая». Это и есть стайка. Прямо из горницы в хлев ведет дверь: а там «ноев ковчег» – мычание, блеяние, кудахтанье. Три коровы, телята, бальки... Удобно: расположившись по соседству, люди и животные греют друг друга, на дровах можно экономить. У входа на стороже лежит старенький пес Карат, кажется, он тут главный. Возвращаюсь в горницу, там разговор идет о третьем псе, прибежавшем в пустынь из леса.
– Так и не приходили за ней охотники? – спрашивает батюшка.
– Нет. Хотя такая хорошая, красивая собака.
– Была б хорошая, пришли бы за ней, – замечает о.Антоний.
– Она вчера всю ночь лаяла, волка, видимо, чуяла.
– А может, она натворила чего? – вдруг предполагает девушка Женя. – Вон наш Рекс. Курица в его миску залезла, он ее придавил, подкоп сделал и из стайки в лес убежал, долго не возвращался. Собаки ведь тоже грех чувствуют.
Обсудив Стешку (или Потеряшку – так здесь кличут приблудную собаку), насельницы переходят к овечьим шкурам. Батюшка велит их в дровяник убрать, а потом он на тракторе приедет и заберет. Мол, не надо с ними возиться, дешевле готовые шубы купить. Женщины: «Так нам интересно самим-то сделать!»
Пока идет «дележ» шкур, матушка Михаила кормит яблочком Рекса, который громко хрустит под столом. Игумен поворачивается к ней:
– Матушка, когда внука-то привезешь?
– На эти каникулы не получится, только летом, – отвечает та. – Вы помолитесь, батюшка, он там в Питере прихворнул. Звонила ему вчера: «Миша, поправляйся, а то в пустыньку не приедешь». Он: «Так я летом не боле-ею...»
Батюшка и женщины смеются. Семилетний Миша, тезка своей бабушки, – еще один член Христофорова братства. Игумен вспоминает с улыбкой: «Нынче летом он был на тракторе. Весу в нем килограммов 20, так он упрется и всем телом давит на рычаги. А когда косили, кричу ему: “Миша, иди домой, спать пора”. Он, бедный, расплакался – работа увлекла».
Так за веселым разговором окончился ужин, не забыли поздравить матушку с днем рождения. Та вдруг грустно вздохнула: «Батюшка Михаил заставлял меня жить. Я ему: пора бы уходить, а он: не надо». Отец Антоний положил ладонь на ее руку: «Уйти мы всегда успеем».
Ключ в бору
Как ни тепло и душевно в этой лесной стайке, а пора уезжать. Перед отъездом о.Антоний повел нас на Христофоров источник. На улице совсем стемнело, и батюшка включил рубильник наружного освещения.
– А к вам приезжали какие-нибудь знаменитости? – вдруг приходит в голову вопрос. Сейчас ведь многие – артисты, бизнесмены и даже депутаты Думы, – следуя примеру Президента, посещают святые места. Батюшка словно не понял, о ком речь:
– Как же. Были у нас знаменитости. Здесь ночевал владыка, ректор Московской Духовной семинарии. Был с ночевкой и архимандрит Наум. Они сами приезжали, наш владыка даже не приглашал их.
– И что же, при керосиновой лампе ночевали? Рядом с животными? – удивляюсь.
– Так ведь и Господь в хлеву родился, чего ж нам привередничать? Впрочем, они в храме ночевали.
|
За храмом темнеет выстроенный недавно сестринский корпус. Батюшка отпирает дверь. На полу еще лежит стружка, на столах - кочаны капусты, а к стене прислонена огромная икона Смоленской Божией Матери. Как объяснил о.Антоний, это точная копия со старинного образа, который находится в Сольвычегодске. Когда пустынь закрывали, икону перенесли туда. А прежде каждый год в 9-ю субботу после Пасхи с этим образом из Христофоровой пустыни отправлялся крестный ход. Доходили до Сольвычегодска и там, в окружении народа и священства, шли от храма к храму, потом возвращались. С чем связана эта традиция, батюшка не знает, но считает, что ее надо возродить.
Дальше путь лежит в лес. Миновав болотце по доскам, брошенным на автомобильные покрышки, подходим к часовне, устроенной над источником.
– В этом бору есть несколько ключей, – объясняет игумен. – Они питают реку Коряжемку, здесь ее начало. Христофор-то из устья реки, где преподобный Лонгин монастырь устроил, поднялся к самым истокам. И добавил к подземным ключам свой источник – с удивительно вкусной и целебной водой. Мы его долго искали, пока нам не подсказали бывшие жители. Кстати, из одной из деревень вышел заслуженный штурман-испытатель, Герой Советского Союза полковник Анатолий Дмитриевич Бральнин.
|
Входим внутрь. Слышно, как под полом часовни дышит и что-то шепчет неведомое существо. Коряжемский исток. По трубам, выдолбленным из стволов лиственницы, вода течет в купальню, устроенную по соседству. Идем туда, батюшка включает свет в купальне. То ли испугавшись зимней стужи, то ли из-за неуютности от электрического освещения, мы не решаемся окунуться. Зато набираем воды. Вкус ее непередаваем – сразу утоляет жажду.
* * *
На обратном пути, трясясь в «буханке», я переживал: а все-таки надо было искупаться в источнике. Что ж, отложим до лета. Потом, в гостинице при храме, батюшка показывал нам фильм, снятый местным краеведом Титовым – видеолетопись, как нашли источник, как его углубляли священники в больших болотных сапогах, Михаил и Антоний Яворские. Летние, красивые съемки – с синим небом и пением птиц. Спать легли поздно. Мой спутник еще вычитывал канон ко причастию, когда я провалился в сон. Перед глазами стояла картинка из только что увиденного любительского фильма: маленькая лужица в обрамлении лесных цветов. Долгий-долгий, простой, как у Тарковского, кадр: в кристально чистой воде источника мусоринки всплывают и медленно оседают на золотисто-пятнистое дно, растворяясь в солнечных зайчиках. «Здесь начало жизни, – говорит кто-то за кадром голосом старичка-краеведа, – здесь коряжемский исток».
М.СИЗОВ
Фото И.Иванова
 | назад |
| вперед |  |
