ВЕРТОГРАД

«ВРЕМЁН СВЯЗУЮЩАЯ НИТЬ»

Известный в Сибири протоиерей Павел Патрин недавно прислал нам свою книгу «Времён связующая нить». «Сердечная вам благодарность за многополезный труд. Я читаю вашу газету с большим удовольствием... Высылаю свою книгу, может, что-то пригодится...» Сегодня мы публикуем главы из неё.

Схиархимандрит Серафим (Томин)

В городе Новосибирске, на улице Гоголя, где сегодня стоит магазин «Синтетика», был церковный деревянный дом, где могли переночевать приезжие церковнослужители, прибывшие на приём к владыке с благочиния. Когда я служил диаконом в Осинниках, то, бывая в Новосибирске, также останавливался в этом доме. Однажды я познакомился там с отцом Мисаилом. О многом тогда рассказал мне отец Мисаил. В те годы снова началось преследование верующих, в прессе часто появлялись статьи антирелигиозного содержания, нападки на Церковь, отец Мисаил старался дать мне мудрые советы и наставления. Мы расстались, и наша связь прекратилась. Не виделись мы с ним сорок семь лет. Промыслом Божиим я узнал о дорогом батюшке, который к тому времени стал схиархимандритом с именем Серафим. Мы созвонились, и в 2004 году я посетил его в городе Оренбурге. Радостной и незабываемой стала наша встреча, многочасовые беседы и воспоминания. Батюшка благословил мне съездить в основанный им монастырь, послужить и пообщаться с братией, это тоже для меня было радостно и незабываемо. Я приобрёл новых молитвенников.

Судьба этого человека воочию показывает, насколько яркой бывает жизнь, если отдать себя в руки Всевышнего. Гонимый в молодости за веру, схиархимандрит Серафим сегодня пользуется уважением именно за то, что ни на минуту не отступал от предначертанного пути. Рассказом о жизненном пути великого подвижника на ниве Христовой я хочу поделиться с читателем.

20 ноября 1923 года под праздник Архистратига Михаила в семье Константина Леонтьевича и Александры Григорьевны Томиных родился первенец. Когда мальчик при появлении на свет Божий заплакал, принимавшая роды Мария Дмитриевна Антипова вдруг воскликнула: «Григорьевна, ты ведь монаха родила!» Ребёнка, естественно, назвали Михаилом. В 9 часов утра он был уже крещён.

Слова бабушки-повитушки, как называли Антипову в селе Бараково Шарлыкского района Оренбургской губернии, оказались вещими (правда, сама она позже призналась Томину, что не знает, почему у неё вырвались эти слова).

Михаил не пил материнского молока. Его мама заболела грудницей, а у кормилиц он грудь не брал. Позже, когда прорезались зубки, ребёнку попытались дать мясо птицы. Он плакал и выплёвывал. В три года ноги у него оставались «калачом», как у рахитика. Это сильно тревожило родителей. И вот в 1926 году мама повезла сына в Шарлык, где в то время работал врач из Москвы Александр Афанасьевич Барынин. Осмотрев ребенка, он сказал, что «это болезнь не физическая», и посоветовал обратиться к монахини Зосимии.

Схимонахиня Зосимия Енадская (Евдокия Яковлевна Суханова) была известна не только всей округе, но за пределами губернии. Она была насельницей Енадского Покровского монастыря. Его закрыли в 1922 году, а всех монахинь и послушниц (около 300 человек) арестовали. Зосимию не тронули только потому, что ей было уже за сто лет. Старицу приютили добрые люди из села Новоархангеловка (в простонародии – Дема). Они поставили ей во дворе келью, где она жила. К ней постоянно приходил народ. Дело в том, что старица исцеляла людей и животных, указывала, где лежит ворованное, хотя воров никогда не называла. И не только народной любовью пользовалась старица, но и многие архиереи приезжали к ней за советом.

Вот к ней-то и повезли маленького Михаила его мама вместе с бабушкой и тёткой. Когда Томины подъехали к домику старцы, у которого, как обычно, толпился народ, то она сама вышла из кельи. Для начала укорила приехавших, поскольку обещали ничего не есть, пока не получат благословение старицы, но, едва выехав из Бараково, тут же наелись. Потом, правда, приняла маленького Михаила. На причитания Александры Григорьевны о том, что ребёнок не пьёт молока, Зосимия спокойно сказала:

– Ребёнок потому не сосал груди, потому что он у тебя монахом будет.

– Матушка, но он и мясо не ест! – продолжала Мишина мама.

– Да где же ты видела, чтобы монахи мясо ели? – спросила Зосимия. – Говорю же тебе, что он монахом будет, на Афоне, в высоком чине, там и помрёт.

Потом помазала ножки ребёнка святой водой из Иордана (Зосимия несколько раз ходила в Иерусалим пешком через Турцию), и ножки сразу распрямились. Обратно Миша уже всю дорогу стоял на своих ногах. Зосимия очень много помогала людям, попавшим в беду.

Второй раз Михаил был у Зосимии уже одиннадцатилетним отроком. Зосимия взяла перламутровый крест из Иерусалима и, подавая его Мише, сказала: «Мишунька! Вот с этим крестом тебя будут постригать в монашество». Кроме этого, матушка Зосимия подарила мальчику ящичек для просмотра около сотни картин из Иерусалима. Скончалась схимонахиня Зосимия на 115-м году жизни, в день своего рождения.

Миша пришёл в сельскую церковь Георгия Победоносца, как только научился ходить. С пяти лет уже облачался в стихарик, с шести лет пел дисконтом в храме, читал Апостол и Часы. Молитву полюбил с детства. Умел начинать, но бросать не умел, засыпал на молитве. Даже ночью просыпался, слезал с печи и клал поклоны. Мама боялась, что он с ума сойдёт, и отправляла спать.

Тогда зимой Миша стал залезать в погреб, который в сенцах, и клал поклоны на картошке. А летом убегал по ночам на кладбище, понимая, что взрослые в такое время туда не пойдут. Там стоял обитый железом деревянный крест с распятием. Бараковцы поставили его в 1921 году на общей могиле односельчан, умерших от голода. Оттуда утром отец и приводил Михаила.

В школе пристрастия Михаила не жаловали. Постоянно слышалось: «Попёнок! Монашенок!» Только первый класс он отучился полностью. Потом его стали исключать за веру. Так, в седьмом классе он проучился только сорок два дня. Потом отец ездил в Шарлык и просил, чтобы сына допустили до экзаменов. Сдал их Миша на отлично.

Четыре класса мальчик учился в родном Бараково, в бывшей церковно-приходской школе. Остальные – в соседнем Илыульчане. Там он познакомился с Андреем Егоровичем Варламовым, послушником афонского монастыря, ещё до революции посланного в Россию для сбора пожертвований, да так и оставшегося на родине после того, как началась германская война и турки закрыли границу. Старец Андрей стал его первым духовным наставником. От богоборческой власти он скрывался 28 лет. Жил в родном селе, в подполье, и даже мало кто знал об этом. Посещали его три монахини.

Михаил ходил к старцу но ночам. «Однажды милиционеры окружили дом, в подполье которого скрывался старец, – вспоминает отец Серафим.

– Я от страха чуть не плачу, а отец Андрей спокойно мне говорит: “Не бойся, Мишунька, они меня не найдут, но ты будешь в их руках. Так ты им семь печек сложи, они и отпустят”».

Всё так и произошло. Батюшка имел дар прозорливости. Так, будущую войну он за три года предсказал.

– Ой, Миша! Что ждёт Россию! – сказал как-то в 1938 году старец Андрей.

– Что, батюшка? – спросил Михаил.

– Скоро немцы опять нападут. Много крови прольётся. Но Россия будет непобедима!

– Сколько же крови христианской прольётся? – спросил юноша.

– Мишунька ты мой дорогой, настолько земля Русская прегрешила, что вопиет она об очищении. А очищается она только кровью людскою, – а потом взглянул на Михаила и добавил: – Но ты-то на фронт не попадёшь. С одним глазиком будешь.

И вот в августе 1941 года Михаила вызвали в Шарлыкский военкомат для призыва в армию. В то время он уже был рясофорным послушником владыки Петра (Ладыгина). С владыкой Петром Михаил познакомился ещё в тринадцать лет. Однажды к Михаилу, который был уже известен не только в Шарлыкском районе, пришла незнакомая женщина, назвалась Дарьей и сказала, что его приглашает к себе схиепископ Пётр (Потапий Ладыгин). Встреча состоялась в Уфе, в районе под названием Нижегородка, где владыка скрывался в подполье. «Я обомлел, – вспоминает отец Серафим, – когда увидел перед собой огромного роста старца в облачении схимника (за богатырское сложение Ладыгина называли Голиафом). Погружённый в его отеческие объятия, я плакал и слышал, как он говорит: «Монахом будешь, Мишунька, монахом будешь». Владыка Пётр стал духовным наставником для Михаила на четырнадцать лет.

И вот призыв в армию. Явился Михаил в военкомат, как и подобало рясофорному послушнику: в рясе, в скуфейке и с волосами ниже пояса. Военком не ожидал такого (в то время в области уже не было ни одного действующего храма, а тут вдруг монах). Поэтому для начала Михаила посадили под арест, а на следующий день попробовали снять рясу. На это юноша ответил, что на фронт идти не отказывается, но только в рясе. Военком выругался, настрочил письмо и отправил Томина в Оренбург. До города молодой монах шёл 150 километров пешком, распевая псалмы и молитвы.

Областной комиссар оказался совсем другим: «Что этот Зайцев тут написал? За что он хочет поставить тебя к стенке? По закону военного времени священника или монаха, если они не снимают рясу, можно отправить на фронт санитаром, сапёром, поваром. Тебя мы отправим в Колтубанку, в Бузулукский бор, в строительную часть лес валить».

Так Томин оказался в Красной Армии, а как наиболее способный (в стройбате были в основном женщины и малолетки) стал прорабом. Жили в землянках, которые сами построили, ходили в своей одежде. Первую зиму Михаил пережил, а вот во вторую, когда морозы доходили до 40 градусов, а у него была только летняя скуфейка, он сильно застудил правый глаз. Местный фельдшер помазал его какой-то жидкостью, и глаз окончательно перестал видеть. Врачи в Оренбурге уже ничем не смогли помочь. Парню дали вторую группу инвалидности и 30 марта 1943 года комиссовали.

Желание Шарлыкского военкома расстрелять Томина единственным гонением назвать нельзя. Впервые под арестом он побывал десятилетним мальчишкой. В 1934 году в Шарлыкском районе были закрыты уже все храмы (в самом Шарлыке церковь закрыли в 1929 году). В Бараково церковь ещё действовала. Руководил приходом священник Иоанн Сурайкин (бывшего настоятеля ранее перевели в приход села Максимовка Матвеевского района. Там же арестовали и расстреляли. Матушка его зимой замерзла. Никто из жителей села не впустил её в дом, потому что власти сказали, что за это будет штраф в сто рублей).

На праздник Благовещения в Бараково пришли жители со всей округи. Служба началась в четыре утра и шла до часа дня. Сотрудники НКВД всё это время терпеливо ждали. Но потом, видно, не выдержали. Арестовали отца Иоанна прямо в алтаре. Михаил в это время бегал домой за кипятком. На обратном пути увидел, как энкавэдэшники выводят, расталкивая народ, батюшку.

Блюстители порядка, по всей видимости, ошалели, увидев мальчика в праздничном голубом стихаре. Один из них пинком выбил у него кофейник, схватил за ухо и повёл в сельсовет. Арестовали также трёх активных членов общины: монахиню Алевтину (Томину), её послушницу Ксению Кузнецову и церковного старосту Илью Томина. До трёх ночи все сидели в колхозном амбаре. Было холодно, а Михаил остался в одном стихаре, без шапки. Тогда батюшка Иоанн снял с себя скуфью и отдал мальчику.

Ночью всех перевезли в Шарлык, посадили в одну камеру. На другой день отца Иоанна вывели, и больше его никто не видел. Позже Михаил узнал, что священника расстреляли. Женщинам и церковному старосте дали по три года тюрьмы. Михаила как несовершеннолетнего отпустили.

Впрочем, чуть позже несовершеннолетие не помешало власти обложить Михаила по полной программе подоходным налогом. Случилось это после того, как в печально известном 1937 году он стал послушником у владыки Петра (Ладыгина). Тогда юноша построил во дворе отца келью и стал жить но монашескому уставу. Его стали называть Миша Баракский и узнавали далеко за пределами района. Для властей же, на фоне борьбы с «опиумом для народа», он стал своего рода бельмом в глазу. Не раз приезжали сотрудники НКВД из Шарлыка, разбивали окна келейки, а то разбирали её и увозили. Приходили комсомольцы и требовали, чтобы он «убирал своих богов». Они тоже ломали келью. Семь раз юный монах строил себе новое жилище.

Несколько раз его арестовывали и увозили в Шарлык. Но, по всей видимости, иногда блюстителям порядка просто хотелось иметь бесплатную рабочую силу. Михаил с девяти лет самостоятельно клал печки. Мог изготовить и русскую печь, и голландскую, и контрамарку в железном футляре. Вот его и «тягали» в район. Привезут и скажут: «Поставь печку – тогда и отпустим». Однажды при очередном аресте положили на стол крест и Евангелие и говорят:

– Сейчас ты врать не можешь. Скажи нам: есть Бог или нет?

– А гонения на Него есть или нет? – спросил в ответ юноша.

– Конечно, – отвечают энкавэдэшники. – Мы Его и гоним!

– Ну а как же можно гнать Того, Кого нет?

За этот ответ Михаила избили и выгнали.

Были у Михаила и другие таланты. Он самостоятельно, с лёгкостью овладел секретами жестянщика, златошвея, не говоря уже о крестьянской работе. Это помогало монаху рассчитываться по подоходному налогу. Но эти же таланты были и серьёзным испытанием! Так, однажды местная власть попросила покрыть железом новую школу, которую построили из разобранной церковно-приходской школы и домов раскулаченных. Работа была выполнена блестяще. Юноше заплатили 3700 рублей (для сравнения, пуд самой лучшей муки тогда стоил 1,5 рубля). А через пару месяцев вызвали в сельсовет и стали уговаривать за государственный счёт отправиться учиться в Москву на инженера. То есть открывалась перспектива безбедной комфортной жизни. Единственное условие – бросить молиться.

– Если я брошу молиться – буду таким же болваном, как вы! – резко ответил отрок.

Естественно, из сельсовета его «вынесли» на пинках.

– Но я смелый был, – рассказывал батюшка Серафим, – и ничего не боялся. Боялся только Бога!

Много терпел из-за сына отец. Однажды едва не утопился. Как-то он пришёл домой, выпивши, а Миша с бабушкой молились. Раздеваясь, Константин Леонтьевич спросил: «Ты долго будешь монашить?» «Батя! Здесь и вечно!» Отец вскочил и что есть силы пнул сына под ложечку. Тот упал и почернел, а отец побежал к реке топиться. Уже возле самой речки он увидел красивого старца в белых одеждах, идущего прямо к нему по воде. «Константин, опомнись!» – сказал дедушка. С тех пор отец часто ругал сына, но никогда не бил.

После того как Михаила Томина в 1943 году комиссовали из армии, он вместе со схиепископом Петром и его духовными детьми отправился в Среднюю Азию для устроения монашеской обители. Владыку нарядили узбеком, надели чапан, волосы замотали под чалму и семь дней ехали до Ташкента на товарном поезде. Потом отправились в Джелалабад, а оттуда в Тянь-Шаньские горы.

Всего вместе с владыкой набралось 22 человека – тех, кто решил во имя служения Господу уйти от суетного мира. Именно в этих горах, на фоне величественных пиков Ленина и Сталина, по благословению владыки Петра монахи построили двадцать келий и церковь во имя великомученика Пантелеимона. Строили из липы, поскольку другие деревья топор просто не брал. Вместо гвоздей использовали деревянные шипы, вместо стёкол – тонкие дощечки (их можно было днём выдвигать). Место, где располагался скит, обложили толстой верёвкой из верблюжьей шерсти, чтобы отпугивать ядовитых змей.

Устав в скиту был Афонский. Вся тянь-шаньская братия даже спать ложилась в подрясниках. Если кто-то снимал на ночь подрясник, то клал за это сто поклонов, так же как за хождение без пояса или без скуфьи, – такова была епитимия. Духовником общины был владыка Пётр. Поучал он всегда сдержанно и очень просто: «Читай, ничего не выдумывай, ум в сердце не своди. В своё время само все придёт. Упаси, Господи, от диавольского поспешения!»

Семь лет прожили монахи в этих горах. И за всё время не встретили ни одного человека. Вся братия была пострижена в монахи. Михаил был пострижен в рясофор 11 июня 1944 года с именем Мисаил, 17 декабря 1946 года – в мантию. Там же стал иеродиаконом, а позже, в 1947 году, рукоположен во иеромонаха.

Нашли скит в 1951 году – увидели с самолёта. Всех вывезли в джалалабадскую тюрьму. По всей стране газеты тогда писали, что далеко в горах обнаружена целая банда! Монахов! Владыку Петра отправили в город Глазов Кировской (Вятской) области. Там он под домашним арестом и скончался 1 октября 1956 года в возрасте 96 лет. Духовные дети его больше не видели.

Отца Мисаила по ходатайству владыки Гермогена (Голубева) в 1955 году направили в город Пржевальск Иссык-Кульской области, где он был псаломщиком Троицкой церкви. В марте 1956 года отец Мисаил по благословению Святейшего Патриарха Алексия I прибыл в Одесский Свято-Успенский монастырь. Тогда многие репрессированные архипастыри возвращались из мест заключения. В Свято-Успенский монастырь прибыли: владыка Даниил (Юзьвюк), владыка Серафим (Лукьянов), владыка Феодор Аргентинский, владыка Иоанникий (Сперанский) – Красноярский.

Поворотным событием в судьбе отца Мисаила оказалась встреча с митрополитом Нестором (Анисимовым). В заключении владыка Нестор провел восемь лет, тяжело заболел водянкой. Встречали его с носилками. Всех, кто его встречал, он спрашивал со слезами:

– Деточки, родненькие, вы откуда?

– Я, владыка, только из Средней Азии вернулся, – ответил отец Мисаил.

– А чей будешь?

– Схиепископа Петра духовный сын.

– Петра Ладыгина?! – воскликнул митрополит.

– Да.

Тут же владыка Нестор достал из тюремной кирзовой сумки крест, благословляя отца Мисаила, сказал:

– Отныне и до моей кончины будешь моим духовником.

Так молодой иеромонах 33 лет отроду стал духовником легендарного российского митрополита-миссионера. Более того, отца Мисаила назначили келейником сразу у всех пяти архиереев. А в мае, во время посещения Одессы Святейшим Патриархом Алексием I, именно отца Мисаила благословили каждое утро вычитывать молитвенное правило Предстоятелю Русской Православной Церкви. В это время сюда приезжали многие старцы, в том числе и архиепископ Лука Войно-Ясенецкий.

Но продолжалось это недолго. Под Ильин день, 2 августа, всем проживающим в Одесском монастыре архиереям власти «предложили» разъехаться по дальним областям. По всей видимости, таким образом предполагалось «обезвредить осиное гнездо». На деле же получилось, что безбожники исполнили промысл Божий – архиереи разъехались по вдовствующим, без окормления, епархиям.

Владыка Нестор был назначен управляющим Новосибирско-Барнаульской епархией, охватывающей в то время почти всю Западную и Восточную Сибирь. Действующими во всей епархии на тот момент было всего пятьдесят приходов. Отец Мисаил последовал за ним. С 1 сентября 1956 года он духовник и священнослужитель Вознесенского собора города Новосибирска, а с 14 марта 1957 года – настоятель Покровской церкви села Чебаки Ширинского района Красноярского края.

Здесь отец Мисаил основал иноческую общину. За это он был удостоен патриаршей грамоты и, по благословению Святейшего Патриарха Алексия I, митрополитом Новосибирским и Барнаульским Нестором ко дню Святой Пасхи 1958 года за труды на благо Святой Церкви за Божественной литургией в неделю Входа Господня в Иерусалим возведён в сан игумена.

Однако вскоре в село Чебаки прибыла геологическая экспедиция. Геологи хорошо относились к монахам. Это были прекрасные специалисты, достаточно быстро они обнаружили золотоносное месторождение. После этого село стало «закрытым», монахам предоставили Димитровскую церковь в городе Алейске Алтайского края.

Вскоре митрополит Нестор был переведён на Украину, в Кировоград. Отец Мисаил вновь последовал за ним. 15 июля 1959 года он был назначен настоятелем Казанской Крестовой церкви при архиерейском доме с поручением обслуживать приходы в двух сёлах.

В 1962 году митрополитом Нестором за труды в пользу Святой Церкви игумен Мисаил награждён палицей, на праздник Покрова Божией Матери возведён в сан архимандрита. После смерти митрополита Нестора два года был за штатом в городе Кировограде. Затем переехал в Оренбург. 24 марта 1970 года Святейшим Патриархом Алексием I награждён юбилейным крестом с украшениями.

В том же году, по представлению Патриарха Алексия I, он назначен в Свято-Пантелеимонов монастырь на Святой Горе Афон. Но визы пришлось ждать целых шесть лет. В это время он был за штатом в Оренбурге.

Наконец настал долгожданный момент, мечта его многолетней жизни. 1 августа 1976 года отец Мисаил поселился в Свято-Пантелеимоновом монастыре на Святой Горе Афон. Здесь отец Мисаил исполнял обязанности эконома, уставщика, игумена. Здесь же был пострижен в схиму с именем Серафим. Постригал его схимонах Максим перед чудотворной иконой Пресвятой Богородицы «Иверская» 2 февраля 1981 года в греческом монастыре, потому что в русском монастыре не было схимников. Вскоре отец Серафим тяжело заболел. В Афинах сделали операцию, удалили камень и желчный пузырь, но неудачно. Управлением Московской Патриархии он был вызван на лечение в Россию, получив на это благословение и на Афоне.

Когда отец Серафим со слезами покидал Свято-Пантелеимонов монастырь, на пирсе к нему подошёл старец грек и сказал: «Отец Серафим, не плачь! Божия Матерь умолила Сына Своего, чтобы Господь послал тебе эту болезнь и ты через неё открыл бы дивный афонский монастырь в России». Этим самым старец грек утешил отца Серафима. У него же было намерение умереть на Афоне, как было ему когда-то предсказано.

Через пятнадцать лет стараниями отца Серафима на Оренбургской земле возник Свято-Андреевский мужской монастырь. Утверждая название монастыря, Патриарх Московский и всея Руси Алексий II не предполагал, где в конечном итоге он расположится. Название дано было во имя святого апостола Андрея Первозванного. Но впоследствии промыслом Божиим и помощью Святейшего Патриарха Алексия II храм во имя Архистратига Божия Михаила, что в селе Андреевка Саракташского района Оренбургской области, со всеми прилегающими церковными постройками, кроме приходской школы, был передан Свято-Андреевскому мужскому монастырю, который три года до этого ютился в доме отца Серафима. С этого момента начался новый этап в развитии обители.

В 2001 году областной музей изобразительных искусств Оренбурга подарил из запасников две иконы: Божией Матери «Утоли моя печали» и «Главу Иоанна Предтечи». Первая была написана в Воздвиженском монастыре на Афоне и являлась покровительницей именно Свято-Андреевского скита. И уж совсем чудесным представляется тот факт, что прямо за храмом находится гора, контуры которой повторяют священный Афон. Монастырь находится в 120 километрах от города Оренбурга.

В Оренбургском Свято-Андреевском мужском монастыре строжайший Афонский устав. Спят монахи в подрясниках и всего три часа в сутки. Ночь используется для молитвы «за весь мир и за каждого из вас». После пробуждения час молятся в келье. К пяти часам утра идут в храм на службу, которая нередко продолжается до двух часов дня. Вечером снова служба, потом правило. В общем, монашескую жизнь лёгкой не назовёшь. Кроме молитвы, есть хозяйственные послушания. Монахи всё делают сами: готовят, стирают, убирают... Всё, что подаётся на трапезу, выращивают сами. С Божией помощью это получается неплохо. Даже нуждающимся помогают – осенью жителям Андреевки раздают до сорока мешков картофеля.

Желающих стать монахами достаточно много, несмотря на трудности. За то время, что существует монастырь, перед отцом Серафимом прошли сотни. Отбор очень жёсткий. Не могут стать монахами бывшие заключённые, разведённые (бросившие жену и детей), а также психически больные. Сегодня в монастыре семнадцать человек. Настоятелю отцу Серафиму идёт девятый десяток, ещё одному монаху за сорок, все остальные моложе. Есть среди них музыкант, окончивший Саратовскую консерваторию, есть бывший преподаватель вуза (выпускник всемирно известного физтеха), который владеет пятью иностранными языками, есть художник-самоучка, достигший в своём деле мастерства изрядного. Именно его письма икона осеняет вход в храм Михаила Архангела.

Но не только монастырём занимается батюшка Серафим. С 1981 года он духовник Оренбургской епархии. К его духовному окормлению прибегают сотни мирян, священнослужителей и монашествующих Оренбургской, Самарской, Уфимской и других епархий.

По благословению Патриарха Московского и всея Руси Пимена схиархимандрит Серафим участвовал в качестве благочинного в восстановлении Свято-Данилова монастыря в Москве, который в годы советской власти превратили в колонию для несовершеннолетних. Ему предлагали остаться в Москве, но отец Серафим отказался и вернулся в Оренбург. А в 1988 году Патриарх Пимен направлял духовника Оренбургской епархии в Киев восстанавливать Киево-Печерскую лавру. В 90-х годах при его непосредственном участии восстанавливались храмы и приходская жизнь в городах Оренбурге, Орске, Кувандыке, посёлках Саракташ, Пономарёвка, Матвеевка, Кармалка.

В ноябре 2003 года за подвижническое служение Церкви Божией и в связи с 80-летием Центр национальной славы России и Фонд всехвального апостола Андрея Первозванного наградили схиархимандрита Серафима международной премией Андрея Первозванного «За веру и верность». Одновременно он стал кавалером ордена Андрея Первозванного.

Живы ещё проповедники истины!

Да продлит Всемилостивый Господь дни и лета жизни дорогого батюшки отца Серафима на радость, утешение и молитву обращающихся к нему за помощью!

Протоиерей Григорий Пономарев

С батюшкой отцом Григорием я знаком не был. Но как-то мне наш пономарь Алексей дал журнал, в котором было написано о жизненном пути отца Григория – его страданиях, молитвенном подвиге и многих злоключениях. Моё сердце прониклось любовию, уважением к этому труженику на ниве Христовой.

Будущий пастырь и молитвенник родился в семье священника – протоиерея Александра и Надежды Пономарёвых.

Шли годы, мальчик рос здоровым и некапризным. Подрастая, проявлял любовь к молитве и храму. С раннего детства помогал отцу за богослужением, рано научился читать по-церковнославянски, хорошо знал порядок службы. Учиться в школе Григорий не имел возможности – после революции детей духовенства не принимали в школу. Общеобразовательные и духовные дисциплины отец Александр преподавал своим детям сам, а математикой, химией и физикой заниматься мальчики ходили к частному преподавателю.

Вскоре умерла матушка Надежда. Протоиерей Александр Пономарёв после смерти жены принимает монашеский постриг с именем Ардалион. А Григорий уже твёрдо знал, что его будущая жизнь должна быть связана с Православной Церковью. Духовный рост Григория шёл очень быстро. Это был уже сложившийся молодой человек, имеющий свои замыслы, цели, задачи. Он не только умом, но душою познал Библию и много почерпнул из неё, осознавая именно духом святость и величие этой Священной Книги.

В середине 30-х годов отца Ардалиона арестовали, и больше о нём не было никаких сведений. Григорий остался один, и только молитва, к которой он был приучен с колыбели, и вера в Господа помогали ему не сломаться. Он трудился в храме, продолжал много читать. В это трудное время он встречает дочь протоиерея Сергия Увицкого Нину, с которой был давно знаком. 23 октября 1936 года они повенчались. Молодая чета трудилась в храме: он – псаломщиком, она – в церковном хоре. 5 сентября 1937 года архиепископом Сарапульским Алексием Григорий был рукоположен во диакона.

21 сентября 1937 года у четы Пономарёвых родилась дочь. В сороковой день родители принесли дочь в храм, чтобы она родилась и духовно в купели крещения. Весь день был радостен, но вечером всяческая радость закончилась на многие годы – молодого диакона Григория арестовали, предъявив ему в качестве обвинения действия, означенные в 58-й статье УК РСФСР. Он причислялся к категории арестантов как служитель культа.

Отбывал «наказание» диакон Григорий на территории Бурятской республики, где-то в районе Улан-Удэ. Узнав, в какой местности находится её любимый супруг, матушка Нина решается посетить его. Шаг этот был очень рискованным, но Нина, надеясь на помощь Бо-жию, отправилась в Улан-Удэ. Путь только до города длился около двух недель, а потом ещё долгий, полный опасности путь до зоны. И вот наконец это угрюмое место: пустыня, пески, засовы, железные решётки, часовые. Но, увы, злые люди обманули Нину, сообщив, что её мужа здесь нет. И хотя она сердцем чувствовала, что любимый её Григорий там, за колючей проволокой с вышками, пришлось отправляться обратно.

Обратный путь был также утомителен и опасен, к тому же в дороге она сильно простудилась и получила воспаление лёгких. В Свердловске, где её встретили брат с сестрой, она пролежала в больнице два с половиной месяца и затем вернулась домой к своей уже подросшей дочери. К тому времени исчез на Беломорканале отец Нины – протоиерей Сергий Увицкий. Бесследно пропал свёкор – архимандрит Ардалион. Потерялись старшая сестра и брат мужа. Но как подкрепление немощным силам пришла бумага из НКВД, что её супруг Пономарёв Григорий Александрович, осуждённый по 58-й статье УК РСФСР, находится по месту отбывания заключения в районе города Магадана. Срок 10 лет. Право переписки: два письма в год. Одно от него, другое ему. И Нина молилась и верила, что Господь их не оставит и по Его милости она ещё встретится со своим супругом.

В Магадане отец Григорий сначала работал на лесоповале. Молодого диакона назначили бригадиром в группу из уголовников со сроком заключения до 25 лет. Однажды рано утром его бригада в сильный буран шла в сторону лесной делянки. Шли почти наугад к темнеющей вдали стене глухого таёжного бора. Отец Григорий шёл первым, прокладывая путь другим. Он шёл, не переставая творить Иисусову молитву. Добравшись до леса, обнаружилось, что они ушли в сторону. Зэки озверели, обступив Григория кольцом. В таких ситуациях виновника обычно убивали.

Всё, что произошло дальше, он делал, видя себя как бы со стороны. Неожиданно для себя он непринуждённо смахнул снег с поваленного ветром, отдельно от других стоящего кедра и сел улыбнувшись. Это просто ошеломило «стаю».

– Ну, хорошо, – сказал он, – вот вы сейчас меня убьёте, и что? Хоть кто-нибудь из вас станет более сыт? Да, я – поп, как вы меня зовёте. И не скрываю, что прошу у Бога помощи. Но помощь-то нужна и всем вам. И она – у вас под ногами.

Почти у его ног, из-под вывернутого с корнями дерева, виднелась шкура, вернее, часть шкуры медведя. Это значило, что глубже под снегом лежал забитый падающим стволом зверь. Вероятно, мощное и крепкое с виду дерево было больным, и шквальным порывом ветра вывернутое с корнем, оно упало на берлогу и убило спящего медведя. Катастрофа произошла менее получаса назад, так как тело зверя было ещё тёплым, а его разбитая голова кровоточила.

Это было чудо! Всех ожидал пир с медвежатиной на костре. Даже самые озлобленные арестанты от предвкушения трапезы зачарованно смотрели на Григория. «Ну, поп, тебе и в правду Бог помог!» А это и на самом деле была зримая помощь Божия. По воле Господа и по горячей молитве диакона Григория ноги сами привели его к этому месту, где всем нашлась пища на несколько дней. После этого случая отношение к заключённому Григорию Пономарёву в лагере изменилось. Уголовники стали считать как бы своим «талисманом».

Прошло уже несколько месяцев, как отца Григория перевели на работу в шахту. Шахтёрский труд – один из самых тяжёлых, но с трудом шахтёра-заключённого даже сравнивать что-либо трудно. Никаких средств защиты, страховок. Кому нужны эти люди? Погибнут – пришлют новых. Стране нужен уголь, на нём не видны ни пот, ни кровь, ни слёзы, ни следы оставленных в шахте жизней.

Напарником диакона Григория был священник протоиерей Алексий, откуда-то из Подмосковья. В их лагере он появился сравнительно недавно и был так плох здоровьем, что даже уголовники, пристававшие к каждому человеку, стремясь извлечь из него хоть какую-то пользу для себя, не прогоняли его – нежилец! Однако этого умирающего старика исправно выгоняли каждый день на работу. Когда отец Алексий узнал, что его молодой напарник диакон, то был очень рад: родная душа рядом. В совместной работе прошло несколько месяцев.

Однажды в шахте случилась беда. Откуда-то прорвавшаяся вода смела все стойки, и начал обваливаться потолок штольни. Им обоим придавило ноги, но самое страшное – они оказались в каменном мешке: завалило выход, совсем нечем было дышать. С величайшим трудом и болью отцу Григорию удалось высвободить свои ноги. Он начал высвобождать батюшку. У отца Алексия оказались сломаны обе голени. Положение катастрофическое. Они то теряли сознание, то приходили в себя. Отец Алексий шептал пламенные слова молитвы. Он угасал, но, собравшись с силами, горячо молился: «Спаси его, Иисусе! Он молод и может ещё столько дать людям!» Отец Григорий понимал, что это молитва о нём.

Их откопали на третьи сутки. Их никто не искал, но просто нужно было прочистить главную «артерию» шахты. Когда Григорий после очередного полузабытья пришёл в себя, то увидел рядом лежащего на брезенте батюшку. Толпа, окружавшая их, в потрясении молчала. Батюшка поднял благословляющую руку в сторону отца Григория и присутствующих. Последним усилием воли осенил их и себя крестным знамением, и душа его устремилась к своему Создателю. Отец Григорий, лёжа на брезенте, принял благословение дорогого батюшки и страдальца и мысленно дал обещание: если угодно Богу и он когда-нибудь выберется отсюда, то посвятит Ему всю свою жизнь.

Закончился лагерный срок, и прошло ещё шесть лет. Отец Григорий уже имел соответствующий документ со всеми подписями и печатями на право его свободного передвижения и отъезда. Формально все конституционные нормы по отношению к нему были соблюдены: выдан паспорт – но реально возможность попасть, как говорили, «на материк» была минимальной. Это была хорошо замаскированная форма задержания человека в Магаданском крае, куда и по контракту-то не заманишь, а работники тут нужны. Большинство бывших заключённых, освободившись из зоны и сделав напрасные попытки уехать, оставались тут же. Постепенно приживаясь, они начинали новую жизнь.

На материк можно было попасть только самолетом. Пассажирских рейсов в то время не было, летали только транспортные или почтовые самолёты, на которые, кроме команды, брали по 2-3 человека, в основном начальство. Желающие выехать записывались в негласную очередь на годы вперёд. Кроме того, стоимость перелёта до любого места, где были открыты к тому времени пассажирские авиалинии, была баснословно велика.

Отец Григорий устроился работать в систему Дальстроя, записавшись в очередь на вылет и собирая каждую копейку на оплату проезда до дома.

И вот к концу марта 1953 года ему сказали, чтобы он подготовил деньги на оплату перелёта. В апреле он уволился из системы Дальстроя и, получив все документы, в этом же месяце навсегда распрощался с 16-ю годами заключения и тяжёлых, непосильных трудов, которые стали для него восхождением на свою Голгофу. Он благодарил Бога за всё и, прося Его помощи и покровительства в дальнейшей дороге, покинул этот край человеческих страданий, направляя свой путь к новой жизни во славу Божию.

Можно себе представить радость встречи любящих друг друга людей после 16 лет разлуки, после стольких терзаний, лишений и бед. Наконец, диакон Григорий дома. Через месяц после возвращения он решает осуществить данный им обет – отдать всего себя на служение Богу и Церкви. Матушка Нина, конечно, его поддержала. Некоторое время диакон Григорий служил в Иоанновской церкви города Свердловска (ныне Екатеринбурга). Затем получил назначение в районный городок Кушва. Служил и в Нижнем Тагиле, но уже священником.

С 1962 года отец Григорий служил в пригороде города Кургана, в посёлке Смолино, в храме в честь Святого Духа, который был построен трудами и заботами отца Григория. Много лет служил один. Каждый день был очень напряжённым. Вставал рано, в 4-5 часов утра, готовился к литургии, вычитывал правило. После литургии – молебен, панихида, венчание... А в городе его уже ждут требы – исповедь, причащение, соборование... Моста через реку Тобол в то время ещё не было, переправа была на лодках, плотах. Лет 13-15 батюшка жил такой напряжённой жизнью. Уполномоченные за активными и преданными своему делу батюшками внимательно следили и «предлагали» под разными предлогами правящему архиерею переводить их с одного прихода на другой. Так и отца Григория – сначала перевели в Шадринск, потом в Куртамыш, потом в Усть-Миасс и т.д. Жить батюшка продолжал в Смолино, но церковный дом пришлось освободить, купили маленький, в нём и жили до самой смерти.

Свои трудности и переживания отец Григорий скрывал, старался оградить близких от лишних волнений. Его душевная боль вылилась в стихи:

Бедное сердце! О, сколько тревоги
Ты испытало со мною в пути!
Сколько раз, чувствуя тяжесть дороги,
Ты учащённо стучало в груди.
Но и теперь ты, почуяв ненастье,
Что собралось над твоей головой,
Бьёшься, волнуешься, хочешь, чтоб счастье
Снова лилось полноводной рекой.
Полно, утихни же, в мире коварном,
Где суждено нам с тобою шагать,
Больше ты будешь, родное, печально,
Много придётся терпеть и страдать.
Долго придётся тебе ещё биться
И волноваться в стеснённой груди,
Пусть тебе сладкое счастье не снится
В жизненном нашем тяжёлом пути.

Пусть тебе видятся шумные грозы.
Бури, ненастья и море скорбей,
Ненависть дикая, только не розы
И не хвала от коварных людей.
Так обновимся в служении верном,
Путь христианский со мной продолжай
И своим стуком тревожным, чрезмерным
Ты уже больше меня не пугай.

10.02.1975 год.

Заканчивая свой жизненный путь, митрофорный протоиерей Григорий и матушка Нина исповедались и причастились Святых Христовых Таин и 25 октября 1997 года тихо и мирно отошли ко Господу, прожив вместе 61 год и два дня.

Когда я ознакомился с жизнью великого труженика на ниве Христовой, у меня возникло желание помолиться на его могилке. Тем более что место его последних лет жизни мне было знакомо.

В феврале 2006 года я наконец-то собрался и посетил Северный Казахстан. Повидался с родными и односельчанами.

В городе Кургане, возвращаясь с кладбища, мы заехали в Смолино и послужили панихиду на могилочке отца Григория и его матушки Нины. Так исполнилось моё желание поклониться этому многострадальному труженику на ниве Христовой.

назад

вперед