РАССКАЗЫ НАШИХ ЧИТАТЕЛЕЙ ХОРОШО С ТОБОЙ, ГОСПОДИ Чудное мгновенье Трапезная в этом монастыре большая, светлая, всюду иконы в аккуратно расшитых полотенчиках, на столах стаканчики с ветками сосны. А работы много, только успевай всех накормить, убрать. Моё послушание – мыть полы. И я уже давно размахивала шваброй, а две женщины всё не уходили, убирая последнюю посуду со столов. Они жаловались на больные ноги и на какие-то бури. «Но так Богу угодно», – наконец, согласились они, снимая передники и собираясь уходить. Мне было жаль их. А может, ещё и день такой. За окошком в серой морозной грусти застыли древа рябин, на каждой кисти клочки снега – всё как будто тоже устало и находилось в спячке. Я ещё не закончила мыть трапезную, отодвигая бесконечные стулья, лавки, как на смену пришли две молоденькие девушки-регенты – послушницы. Расставляя ловко по всем столам тарелки, они засомневались, какую тональность брать: ми минор или выше? Одна их них кашлянула в ладошку и «взлетела» сильным, хорошо поставленным голосом: «Честне-е-ейшую Херуви-и-и-м и Славнейшую без сравнения Сера-фии-им...» Звуки красиво и весело пронзили будничную тишину и покатились «девичьим колокольчиком» по столам, скамьям. Подруга её, не дослушав, тонко влилась в мотив, и всё большое пространство трапезной наполнилось нежными, благоуханными словами: «Сущую Богородицу Тя велича-а-а-а-ем...» Вновь и вновь плыла чудная молитва уже у двух девушек. От светлых, чистых звуков, казалось, всё ожило. В решётчатые монастырские окна вдруг удивлённо заглянуло солнце, ласково заливая светом поющих девушек, замерло на иконках, заиграло в гранёных стаканчиках меж сосновых веток, погладило стены. А девушки, раскладывая ложки аккуратно под каждой тарелкой, легко переключались на различные диссонансы, голоса: «Без истления Бога Слова рождшу-у-ю, сущую Бо-го-ро-дицу Тя вели-ча-а-а-а-ем...» Казалось, всё заиграло в свете – это было необъяснимо. Светлая грусть разбередила мою душу, освежила её, заволновала. Жадно ловила она чудное проникновение переливающихся слов, но девушки-регенты, быстро расставив по столам всё, что надо, ушли помогать другим на кухню. А я так и стояла, растерянная, со шваброй в руках, и долго ещё старалась поймать, задержать в наступившей тишине звуки той чудной молитвы. «Постойте!..» Возвращалась я из Горицкого монастыря через Череповец, а поезд до Санкт-Петербурга был ещё не скоро. Зашла в небольшой садик, где потише, прочла акафист Смоленской Божией Матери, направилась в часовенку Николая Чудотворца около вокзала. Поставила свечу, помолилась, постояла и хотела уже уходить, как вдруг вспомнила, что давно везде ищу карманный Псалтырь на церковнославянском. Может, здесь? Но свечница грустно покачала головой: «Не было такого». Я уже было собралась переступить порог, как сзади услышала: «Постойте». Присев на корточки, женщина долго ворошила какую-то литературу и наконец подала мне маленькую книжицу в кожаном переплёте: «Вот, возьмите. Его оставил молодой человек Дмитрий и просил помолиться за него». Я не могла найти слов благодарности, наверное, Боженьке моему и преподобному святому Николаю. И тебя, молодой человек Дмитрий, спаси Господи! «Пультик» – нечаянная радость Ходил по вагонам метро мальчик, лет шести. Грязный, во рваненьком. На шее картонка: «Помогите бедному ребёнку Христа Бога ради». Кто-то бросал ему. Но как будто не этим был ребёнок озабочен. Он поспешно дошёл до конца вагона, остановившись как раз около меня и, уткнувшись в детский красный пультик, что-то с ним делал. Я: «Это что, сейчас подарили?» «Угу, – и, подойдя вплотную ко мне, продолжал: – Смотри, нажимаю на эту кнопку – слышишь? А здесь нажимаю – должен быть голос... вот слушай!» Я: «Ух ты! Здорово!» Вблизи надпись на картонке коробила совесть. «Яблочка хочешь?» – «Угу». – «И денежку возьми». Взял, даже не посмотрев сколько. Смачно захрустел яблочком и опять грязным пальчиком в пульт. «Слушай, а здесь вот...» – но, вовремя опомнившись, дёрнулся в толпу выходивших людей. Вижу через стекло электрички – опять бредёт с большой картонкой на груди. Но чувствую: не видит детское сердце тяготы своей, горит душа огоньком нечаянной радости, а остальное в жизни – мелочи. Солнышко Во время разошедшегося и мучавшего меня гриппа ночью открылся ещё и сильный кашель. Изнурительный, выворачивающий всё нутро наизнанку. Знала, что и соседи не спят за стенкой, но ничего не могла сделать: казалось, всему этому не будет конца. Устала. Рассердилась на себя. Налила полстакана святой воды, выпила и в сердцах попросила: «Господи, уйми мой кашель! Ну, помоги!» И кашель тут же почти стих. Удивилась, успокоилась, уснула. А наутро, в воскресенье, почувствовав себя лучше, даже решилась сходить в церковь. На литургии иногда бросало то в жар, то в холод, но хоть бы кашлянула – ни разу. Боялась, что я ещё в стадии болезни и нечего тут искушать Бога – приду домой, будет ещё хуже. Но эти мысли невольно поджимала – ведь я у Бога. После литургии всё-таки хотела попросить кого-нибудь подвезти на машине, но все были заняты. Пришлось идти пешком. Болезнь начала было опять коварно подбираться ко мне, зазнобило. Но как будто кто вразумил: «Ничего, иди пешком. Не бойся», – и я пошла. Может, и не так много – три небольших остановки, а там сразу в постель. И тут почувствовала – сзади выплыло солнышко, высвечивая мохнатые серые тучи. Показалось, Господь провожает: иди, иди, всё хорошо. Спокойно, легко стало. Пошла. Морозный ветерок уже не смущал, я шла, оглядываясь, боясь, что вдруг оно исчезнет, но постоянно ловила ласковую мысль: иди, иди, ничего с тобой не случится. Я верила и как будто внутри согревалась, успокаивалась. Так солнышко и провожало меня до самого дома, чувствовала я спиной тепло. А на другой день была уже почти здорова. Слава Тебе, Господи! Хорошо с Тобой. «Угода вкуса»... Ну вот, никак не могу себе отказать – так иногда захочется мороженого, ну сил никаких нет! Откладываю дела и бегом в магазин. Там выбираю в большом количестве разных сортов, да «пособлазнительнее» и повкуснее. Приду домой, разложу по чашкам и наслаждаюсь... И так я привыкла, что без мороженого (именно вкусного) и жизни не могла представить. Появилась зависимость. А потом с какого-то времени стала замечать, что кто-то решил за меня взяться. Стала даже чувствовать: как съем вкусное мороженое, так крупная какая-нибудь неприятность. Вначале я даже не могла ещё поверить, но стала замечать, что это уже стабильная «случайность». Как мороженое, так невольно жду неприятностей: то за телефон якобы не заплатила – отключат по ошибке, долго потом бегаю и доказываю; то серьёзной просьбе откажут, или столько за день накопится мелких колючих неудач, что находишься уже в полном отчаянии. Я уже стала побаиваться, но никак себе отказать не могу. Внутри так и гложет, ворочается, просит. Куплю какой-нибудь скромный стаканчик, может, думаю, пролетит? Опять – хлоп! Серьёзно заболела ближайшая родственница, и нужно отпрашиваться с работы, ездить, переживать... Ну, никакой поблажки! И поневоле с тяжёлым чувством пришлось прекратить мои «грешные нежности» и каяться в них. Тяжело от резких тормозов, а что поделать? Со временем всё дальше отделялось от меня мороженое, которое, казалось, всё больше таяло в мыслях и желаниях. Так Силы Небесные подарили мне маленькую победу над моим искушением. Жить надо! Выходной день ноября. Рано утром бреду на остановку трамвая. Ещё накануне чуть ли не сутки путались на ветру тяжёлые хлопья снега, а к вечеру была такая слякоть, хоть не выходи из дома. К утру всё это крепко замёрзло – ночью был злой, пронизывающий ветер. Он и утром всё ещё не давал покоя зябнувшим редким прохожим. Холодный малолюдный вагон трамвая мало спасал от неуюта. В окне тучи тянулись бесконечной тёмно-серой лавиной, и не было им конца. Кое-где они обрывались, и в промежутках едва виднелись синие кусочки. Везде холодно, всё серо, мрачно, полумёртвая жизнь, мёртвые слова, люди, дома, реклама. И вдруг!.. В маленький проём между туч стрельнули и рассыпались яркие весёлые лучи! Драгоценным солнечным алмазом брызнули в глаза, ласково заливая окна вагона, площадку, сиденья. И тут почему-то подумалось: «Господь со мною!» Эту светлую мысль торопливо заслонили многоэтажные чудовища домов. Стало опять мрачно. Но с новыми лучами снова вынырнула радость. Казалось, идёт маленькая борьба: тёмные, мёртвые громады недовольно заслоняли солнце, но оно быстро увиливало от них – и снова мне весёлый свет в глаза: «Господь с тобою!» Шеренги домов, магазинов, ларьков, столбов мешали и заслоняли свет, но за секунды радостной благодати рассыпались лучики в душе, согревая её, убеждая: «Господь с тобою!» Долго длилась эта незаметная борьба неуклюжей тьмы и зайчиков-лучиков. Всю дорогу то и дело весело мелькало: «Господь с тобою!» И подумалось: «Победил свет, потому что он отогрел мою душу. Жить надо, терпеть. И не унывать. Ведь со мною Господь». Галина ЗАХАРОВА ЖЕРТВА Скоро зима, о чём напомнила пурга, вдруг закружившая над городом. Это заставило меня перетряхнуть весь гардероб, чтобы выяснить готовность к холодам. В моём шкафу висит старая каракулевая шуба, старомодная, но тёплая. Она напоминает мне о двух женщинах, ныне покойных, о которых я молюсь уже много лет. Такая шуба мне была не по карману и в прежние благополучные времена, и тем более в нынешние. Шуба появилась у меня при необычных обстоятельствах. Восемь лет назад у моей сестры Татьяны в цветущем возрасте выявили онкологическое заболевание. Она была известным в городе врачом, но жила небогато. Сестра имела много друзей, среди которых были и разбогатевшие в те лихие годы люди, которые почитали за счастье быть знакомыми с образованной, независимой, красивой женщиной. Религиозность Татьяны воспринималась всеми как чудачество и пикантная подробность, которая дополняла портрет местной знаменитости. Среди искренних и не очень искренних друзей моей сестры была Наталья. Она слыла одним из самых удачливых в городе предпринимателей, имела несколько магазинов и ресторанов. Успех пришёл к этой женщине не случайно. В кругу деловых людей она проявила себя как жёсткий руководитель, коварный соперник, безжалостно устраняющий конкурентов, а на бытовом уровне была расчётлива и экономна до скупости. Однажды она пришла к сестре с огромным свёртком в руках и без предисловий сказала: «Танечка! Ты больна, тебе нужно тепло, я решила подарить тебе свою шубу». Это ласковое обращение, желание отдать что-то даром настолько было несвойственно подруге, что Татьяна оторопела. Наталья, как деловой человек, перечислила все достоинства своего подарка, но сестра застеснялась, не решалась согласиться на него, зная скупость женщины, и подруга усилила натиск: «Ты же знаешь, я поправилась, шуба на меня просто не лезет, и вся родня у меня толстая, в комиссионку шубу не берут, куда мне её деть? А себе я уже две новые купила!» И вдруг, прижав к себе Татьяну, тихонько сказала ей на ухо: «Возьми ради Христа». Наталья не была церковным человеком, но она произнесла классическую формулу жертвователя, после которой отказаться от подарка было невозможно, грешно, и Татьяна приняла его, заранее зная, что смысл этой жертвы будет ясен позже. Через несколько дней Наталья уехала в Москву в дорогую клинику на операцию. У неё был косметический дефект, от которого она мечтала избавиться. За огромные деньги она была прооперирована и вечером того же дня умерла от непредвиденного осложнения. Моя смертельно больная сестра пережила свою практически здоровую подругу на четыре года. Шуба действительно очень помогла сестре во время болезни, и каждый раз, когда она кутала своё иссушённое болезнью тело в тёплый мех, она вспоминала свою благодетельницу и молилась: «Упокой Господи, душу усопшей рабы твоей Натальи, прости ей все согрешения, вольные и невольные, и даруй ей Царствие Небесное». Потом умерла и сестра, но, предвидя скорую кончину, распорядилась Наташину шубу отдать мне. Зная, что я не оставлю её без молитвенной помощи, сестра просила молиться и за подругу. Каждый вечер, читая Псалтырь об усопших, я поминаю и сестру, и Наталью, среди родственников которой нет верующих людей, – наверное, о ней некому молиться. Верю, что моя молитва о человеке, милостыня которого согревает меня в мороз, поможет этой женщине. Думаю, что это Ангел-хранитель подсказал Наталье мысль о жертве, которую она сделала перед своей смертью, чтобы единственная верующая подруга, а потом и я молились о ней. Всё просто. Нужно делать добро, и Господь устроит так, что любая жертва – и большая, и самая крохотная – не будет напрасной и послужит для нашего спасения. Их могилы рядом, и, посещая сестру, я всегда захожу к Наташе, которую мало знала при жизни и которая теперь стала мне тоже сестрой. Над её могилой мраморный памятник. На чёрной блестящей поверхности портрет молодой женщины, которая смотрит на меня с благодарностью. Впрочем, мне это, возможно, просто кажется. Елена ШИЛОВА |