ПРАВОСЛАВНАЯ ЖИЗНЬ
«В ЕДИНЕНИИ КРЕПКА НАША ВЕРА»
О приходе храма во имя иконы Божией Матери «Неупиваемая Чаша» и его настоятеле –
замечательном пастыре митрофорном протоиерее Иоанне Миронове
Читаю: «Завод тормозных уплотнительных и изоляционных изделий». Идём мимо таблички с надписью: «Улица Цветочная». Во дворе завода в одном из корпусов – храм во имя иконы Божией Матери «Неупиваемая Чаша». Внизу, под церковью, спортзал для отроков, наверху – «Православное радио Санкт-Петербурга», а под самой крышей на четвёртом этаже – православный театр «Странник». На лестничной площадке вижу крупного мужчину, врача, который консультирует болящую. Несколько девчушек-подруг сидят, обнявшись, склонив головки друг к другу. Хорошо на борту этого ковчега, плывущего по волнам житейского моря. Сам отец Иоанн говорит о нём: «Один из островков спасения».
|
Служба вот-вот начнётся, но к батюшке, сидящему в креслице рядом с алтарём, длиннейшая очередь желающих получить совет, исповедаться. В церковь мы пришли с милым моим другом Аней Измайловой. Привела она меня сюда через полгорода, но теперь ей нужно спешить обратно к ребятишкам – их у неё шестеро. Между тем Ане очень хочется благословиться у батюшки. Говорю: «Давай всё объясним, пропустят». Анна стесняется, но всё-таки подвожу её. Рядом с отцом Иоанном стоит его «телохранитель», келейник – немолодой мужчина, вынужденный напускать на себя суровость. Иначе никак, батюшка настолько востребован и немощен, что нужно его оберегать всеми силами. Завидев, что мы пробираемся вроде как без очереди, «телохранитель» издаёт львиный рык. Объясняю, в чём дело, он сразу смягчается, после чего возникает какое-то движение вокруг Анны, так что её только что не подносят под благословение.
Спустя какое-то время келейник подошёл к нам и начал объяснять Ане, как многодетной (а он и сам таков) можно попытаться получить в городе квартиру. Эта забота очень трогает. После, в течение дня, я не раз наблюдал, что народ в приходе прямолинеен – стелет иной раз жёстко, но мягко спать. Люди эти свободны, просты, добродушны, и я словно возвращаюсь в детство, проведённое среди деревенской родни. Иные столько мечтают об общине, сетуют, что нет их у нас. Но вот, пожалуйста, – дивный образец. Да только всякий ли уживётся? Здесь не философствуют, не осуждают Патриарха, не спорят, как радикальней реформировать Церковь...
Служба длится, кажется, очень недолго. Так всегда бывает в намоленной церкви, где пастырь близок людям, а прихожане – друг другу. Взять интервью у отца Иоанна наша редакция мечтала давно, но не знали, как подступиться. Дозвониться было практически невозможно, но некоторое время назад наш редактор Игорь Иванов познакомился с художественным руководителем и режиссёром православного театра «Странник» Владимиром Николаевичем Уваровым (интервью с ним вы можете прочитать в № 546 ). Благодаря его помощи мне и удалось побеседовать с батюшкой в трапезной по окончании службы. Вдобавок Владимир Николаевич помог с вопросами во время интервью, так что огромная ему благодарность.
* * *
Мы садимся за стол, не бедный и не богатый, как-то всё и в меру, и вкусно. Мне батюшка определяет место по левую руку. Владимир Николаевич подсказывает: «Спрашивай». Не сразу понимаю, что это очень дельный совет. Батюшка устал, и после трапезы ему нужно будет отдохнуть. Не вполне понимаю, как же ему отвечать на вопросы во время еды.
– Покушаете, может быть, – неуверенно говорю отцу Иоанну.
– И ты покушай, – отвечает он.
– Вам хлеба подать?
– Подай.
– Отче, вы помните детство, когда раскулачили ваших родителей?
– Время такое было, помню немного. Ютились в бараках, холодных бараках, есть нечего было. С помоек приносили редьку и рябину мороженую, этим мы спаслись – те, кто остался. А братья мои все умерли: Пётр, Василий, Коля. И Шура, сестра моя, с дядей Фёдором тоже не пережили голода и холода. Жили поначалу в Московской Дубровке – это не очень далеко отсюда, но потом, когда от семьи нашей мало что осталось, перевели нас поближе к Петербургу в хороший посёлок. Там я закончил школу, а через пятьдесят лет встретил её директора. Он был ветеран войны, как и я, был очень рад увидеть меня снова. Освятили ему квартиру. Господь делает нам такие чудные встречи, чтобы мы помнили о Нём.
– Где вы воевали?
– Прибалтийский фронт. Группировка-то как называлась? Курляндская.
– В каких войсках?
– Тяжёлая артиллерия, состоял при 152-миллиметровой гаубице.
– Что вам запомнилось из тех дней, отец Иоанн?
– Ночные переходы. Пушка весила несколько тонн и тянули её трактором. А мы ремнём привяжемся и так едем. Нельзя было так: уснёшь, и под колёса орудия можно упасть. Но если ремнём крепко себя приторочить, то можно и подремать. На позицию встанем, а подальше за нами – «Катюши». Я немного повоевал.
– Как относились к тому, что вы верующий?
– Никогда не презирали. К тому времени, когда меня призвали, отношение к вере изменилось. Можно было и в храм ходить. Не было неприятностей.
– Сколько вам было лет, когда вы попали на фронт?
– Семнадцать.
– Когда у вас зародилась мысль быть священником? – спросил у батюшки Владимир Николаевич.
– Меня ещё в детстве дразнили попом.
– За что?
– В церковь любил ходить... Ходил в храм Тихвинской иконы Божией Матери на Неве – это недалеко от нашего посёлка, в нескольких километрах. Ходил туда пешком.
– Один или с родителями?
– И один, и с родителями…
– Сколько вам тогда было?
– Шесть лет.
– В семинарию поступили без затруднений?
– Когда собрался поступать, отправился к отцу Серафиму в Вырицу. Стою перед ним, а говорить не могу: он святой человек, а я кто? Говорит мне: «Рассказывай». «Отче, – печалюсь я, – у меня с документами непорядок из-за войны, не могу всё собрать». «Не беспокойся, – утешил отец Серафим, – хорошим студентом будешь...» Не семинаристом сказал, а студентом... То есть батюшка предсказал, что я не только в семинарию, но и в академию поступлю...
– Сейчас большое хождение имеет пророчество старца Серафима Вырицкого о столкновении с Китаем, в котором Россия потеряет свои земли до Урала. Что вы об этом скажете?
– Не говорил он этого, я не слышал… Выдумал кто-то…
– Думаете, напрасные страхи?
– Батюшка этого не говорил. Вот есть хорошая книга об отце Серафиме – «Русская Голгофа»… Валерий Филимонов её написал, когда был ещё православным, потом ушёл в раскол… Но книгу всё равно прочтите.
– Вы были знакомы с владыкой Иоанном (Снычевым)...
– Вместе учились в Духовной академии. Он тогда иеромонахом был, совсем молоденьким, моложе меня, и с виду словно девица, борода ещё не росла, волосы длинные, румяный. Стали нас вместе отправлять служить, он священнодействовал, а я псаломщиком при нём состоял.
– Вы рассказывали, как вместе с владыкой стояли на вокзале и у вас с кем-то возникла полемика по поводу одного высказывания Ленина, – напомнил батюшке Владимир Николаевич.
– Да, вышли мы с Варшавского вокзала, стоим, ждём трамвая. Владыка тогда ходил в ряске, а сверху длинное такое... не пальто, а плащ прорезиненный. Хорошо его запомнил таким. Тут какая-то барыня с полковником, видя, что мы православные, говорит мужу: «Ленин сказал, что религия – опиум народу». Я не выдержал: «А нам Христос сказал, что мы – свет миру». Отец Иоанн так поглядел на меня, улыбнулся, мы скорее в трамвай... Он говорит: «Ваня, да как ты не боишься-то?» «А чего бояться? Бояться нечего. Они – своё, а мы – своё».
– Какой дух царил после войны в семинарии?
– Все профессора были ещё царского закала. Доктор богословия, профессор отец Василий Верюжский преподавал. Макаровский – профессор, Зборовский, Купресов Сергей Алексеевич – психологию у нас вёл...
– В чём проявлялся этот царский закал?
– Любви много было в отношении к нам, доброжелательности. Как в родной семье мы все жили, единой христианской семье. Верующие со всего города тянулись в Академию. Тогда на весь Петербург было десять храмов, но и то привлекало, что атмосфера была хорошая.
– Я архимандрита Елеазара, когда делал с ним радиопередачу, спросил, – добавляет Владимир Николаевич, – каким был отец Иоанн в семинарии. «Шустрый такой, пытливый, – ответил он, – и всегда благожелательный, добрый, не помню его раздражённым. И это он пронёс через всю жизнь. Это не многим удаётся». Таким, батюшка, вас запомнил духовник Александро-Невской лавры отец Елеазар.
– Они позже поступили, и отец Елиазар, и митрополит Николай Нижегородский, они дружили между собой. Отец Елеазар стал потом секретарём при митрополите Никодиме. Я всегда молюсь за него.
– А владыку Григория (Чукова), митрополита Петербургского, вы хорошо помните?
– Владыка был святой человек. Как родной отец всем нам. Никогда не поругает, сам, бывало, подойдёшь, признаешься: «Владыка, я ошибочку сделал, простите». Он, конечно, прощал. Он был святой человек, митрополит Григорий, таких мало сейчас святителей. А уж Господь даст, будет и он прославлен. Сейчас владыку Иоанна прославляют, и правильно, а вот владыку Григория забыли. Но Бог даст, вспомнят. А уж как любил он студентов... Святейшего Алексия (Симанского) тоже помню, приезжал к нам, я под благословение подходил. Ему старец Серафим сказал: «Будешь двадцать пять лет Патриархом». Ровно двадцать пять лет и был Святейшим. Хиротония у него была старая, ещё при царе его Патриарх Антиохийский в епископы посвятил. В блокаду служил в Петербурге и всё, что имел, отдал в фонд мира, тогда многие православные всё имение отдали ради победы.
– А как вы встретились с преподобным Кукшей? – спросил Владимир Николаевич.
– Он был в Почаеве. Поехал к нему, объясняю свои обстоятельства: «Заканчиваю Академию, не знаю – монашество мне принять или жениться». А он: «Постригайся, будешь епископом». «Ой, не могу быть монахом, это трудно», – стал я спорить со старцем. «Ну, женись, женись, будешь по приходам ездить». И верно, поездил я, пятнадцать приходов сменил, это шестнадцатый.
– За что вас так?
– Не всегда нравилось, что проповедую. Когда Гагарин в космос слетал, ко мне подходят, говорят: «Вот человек в космосе побывал, а Бога там не увидел». А я возьми и скажи: «Бога человекам невозможно видеть. На Него же не смеют чини ангельские взирати. Как же можно грешному человеку видеть Бога?» 24 часа мне тогда дали, чтобы покинул Новгород. В Бор выгнали, под Новгородом, там приход был Успения Божией Матери… Прежде в Старой Руссе был, потом в Петрозаводске, Гатчине, Тихвине, Сиверской, Тосно...
– А из Петрозаводска за что вас изгнали?
– Много чего было. Архимандрит Геннадий меня туда взял. Хороший был пастырь, умер потом в Псково-Печерском монастыре. Сам он тоже не удержался, выступал по радио и про веру начал говорить, а этого нельзя было в те годы, вот и слетел. И меня не раз предавали, и свои же собратья... А что поделаешь? Конечно, тяжело это, сердечко-то обливается кровью... Но с Господом всё переживёшь.
– Где вам лучше всего служилось?
– А везде хорошо.
– Батюшка, а вы не расскажете про чудесные явления в вашей жизни, ну, хоть об одном, как вам святая Ирина явилась? – попросил Владимир Николаевич.
– Конечно, чудеса скрывать нельзя. Но и открывать не всем можно. Страшная болезнь меня настигла в Петрозаводске. Называется каменная болезнь, когда в почке образуются камни и очень тяжело выходят. И уколы мне делали, и ванны горячие заставляли принимать, вводили катетер, но ничего не помогало. Я уже измучился, сил никаких не стало, есть не мог, только воду минеральную пил. Врач говорит: «Вам нужно больше шевелиться, может, тогда камень и выйдет». А я уж и ходить не могу, слабость, без пищи столько времени провёл, а есть неохота. Боль ни на минуту не оставляет – это называется «адские боли». Куда мне шевелиться? Даже если и встану, могу упасть и обо что-нибудь расшибиться, а это уже – напрасная смерть. Но, как-то задремав, вижу, открывается дверь и в палату входят три монахини. Удивился, нельзя ведь по больнице ходить в таком одеянии, только в монастыре. А они идут, возле одних кроватей останавливались, те больные, что там лежали, потом поправились, другие постели миновали, и те, кто на них лежал, после умерли. Подошли и ко мне, и словно консилиум какой проводят, одна говорит: «Этого больного надо ослабить». Другая: «Отпустить». А я произношу: «Ослаби, остави, прости согрешения мои, Господи». Потом к монахиням обращаюсь: «Радость какая вас видеть, кто же вы?» Одна ответила: «Ирина». Едва оставили они палату, как камень мой сразу и вышел. Небольшой, чёрный, с острыми шипами – эфиопом его назвали, негром. Врач-профессор приходит, а больные ему говорят: «Радость какая, Миронов первый раз улыбнулся». «Что такое?» – удивился врач. Потом на камень поглядел, рассмеялся: «Миронов негра родил». Это было 29 апреля, день сестёр-мучениц за Христа пострадавших – Ирины, Агафьи и Феонии. Сорок лет после этого у меня всё слава Богу.
– Что главное в наше время для православного христианина, чтобы спастись? – спешит задать вопрос Владимир Николаевич, видя, как батюшку намерены увлечь отдохнуть.
– Любовью Христовой уязвися – преподобный сказал, так и мы: если любовь будет, значит, люди спасутся; любовь охладеет, и мир охладеет, на том и закончится жизнь человеческая. А пока есть любовь, пока есть жизнь христианская, всё будет хорошо. Надо смело идти, не бояться насмешек… Господь и говорит, что для сего века мы должны быть безумными. Блаженная Ксения Петербургская… Как она жила?.. А блаженная Матрона Московская?.. Они жили жизнью Христа Спасителя, всё отдавали для ближних, а себе – ничего… Потому что в сердце у них был яркий светоч Христа Спасителя… Мы должны держаться того, что оставили нам предки, своей православной веры… Сейчас много всего развелось: кришнаиты, иеговисты, другие секты. Насаждение всё Запада. Запад разложился… Я ездил в разные страны, там уже веры нет. В Чехословакии веры нет… В Германии пасторы хоть и воспитывают людей, помогают и больным, и санатории понастроены, но… всё не то… Духовного делания нет. Уже всё потеряно. И у католиков уже полное разрушение духовное, блуд, нечистота… Господь сказал: когда приду, вряд ли обрящу веру… Поэтому нам надо сохранять своё православие, ядро, вокруг которого всё… Православие ведёт своё начало от апостольских времён, мы сохранили и Предание, и Священное Писание, и всё сохранили в верности, как и передано было нам святыми отцами… Ищите прежде всего Царствия Божия и правды его, а всё остальное приложится вам.
– Батюшка у меня тоже последний вопрос, – обратился я к отцу Иоанну, – как спасаться от рассеяния в молитве?
– Рассеянность... Я молюсь сегодня, правило читаю, а на меня то одно, то другое как мошкара налетает. Гони их, помыслы, молитвой, и будет хорошо.
– Молишься за живых, за мёртвых, а сердце молчит, не участвует.
– Всё равно нужно молиться. Господь из хладного сердца сделает потом горячее. Не упускать молитву всё равно, как говорят старцы. Какая бы ни была, холодная или горячая, всё равно не упускать молитву. Терпение и труд всё перетрут – есть такая русская пословица. Молись и трудись – вот девиз христианина.
– Отче, что бы вы могли пожелать сотрудникам нашей газеты и нашим читателям?
– Чтобы она была такая же свежая, ваша газета, бодрая, радостная, чтобы христианские идеалы всегда преподносились правильно, как учили нас святые отцы. У нас Церковь святая соборная и апостольская. Никаких разделений, расколов, нарушений в ней быть не должно. Сейчас некоторые уходят, это великий грех, страшно отпасть от Церкви… Господь через апостола призвал нас к единению, в единении крепка наша вера. Помните ту сказку, когда дети хотели разделиться. И отец веник семерым своим сыновьям велел сломать. Не смогли. Тогда на прутики разделил, и сломать их оказалось легко. Так и у нас, нужно крепко держаться друг друга, жить в духе православия и любви Христовой.
* * *
Отец Иоанн поднялся, начал петь: «Благодарим Тебе, Христос Боже наш, яко насытил нас...» Уходя, попросил прихожан: «Не оставляйте меня, грешного, своими молитвами». Между тем Владимир Николаевич подал мне мысль поговорить с несколькими духовными детьми батюшки, расспросить об отце Иоанне. Подвёл к известному актёру Александру Лыкову, который не сказать чтобы жаждал дать интервью. И я, в общем, с пониманием к этому отношусь. Лыкова и вне стен храма преследуют журналисты, и вот настигли в трапезной. Но не сказать хотя бы несколько слов о батюшке – это было как-то неправильно, договорились, что побеседуем... немного. Ну, где немного, там и поболее, постараюсь подготовить газетную версию нашей беседы к последующим выпускам «Веры».
|
Ещё познакомился с иеромонахом Кириллом, который с улыбкой пытался мне подложить чего-то съестного. Любопытно было узнать, что у него есть брат-близнец, тоже иеромонах, которого зовут... естественно, Мефодий. Мне рассказали, что они были в школе блестящими учениками и уже совсем собрались в Англию продолжать образование, когда отец Иоанн предложил им принять постриг.
Иеромонах Кирилл Зиньковский, преподаватель Санкт-Петербургских духовных школ (семинарии и академии):
– Батюшка крестил нас с братом, когда служил в Мурино, вторым священником в храме Великомученицы Екатерины. Когда видишь священника, окружённого любящими чадами, видишь, с какой любовью он сам к ним относится, – это, конечно, помимо всякой логики, привлекает в стены храма. Вообще-то, мы с братом – отцом Мефодием – были воспитаны в нецерковной семье. Но читали Евангелие и общались с отцом Иоанном. Он воспитывал немногословно, своим примером, а не богословскими рассуждениями, и этот образ пастыря доброго оказал на нас огромное влияние.
Что вспомнить из его рассказов о себе? Батюшка рассказал вам, как лежал в больнице в Петрозаводске. Продолжу эту историю. Одна из медсестёр, настроенная резко антирелигиозно, желая посмеяться над его верой, сказала: «Вот ты священник, что же тебя Бог не избавит от болезни?» «Я не знал, что ей ответить, – вспоминал батюшка. – Если человек от чистого сердца спросил, можно было бы пообщаться. А тут... одно издевательство, и не только надо мной – над тем, во что верую. Вдруг неожиданно вырывается: “А ты что с мужем мирно не живёшь?” Произнёс и сам удивился, что это я? Вот уж, действительно, Господь вложил в уста. Эта медсестра пулей выскочила из палаты, а другая пояснила: “У неё с мужем действительно большие проблемы, откуда вы об этом знаете?”»
Такая история. Ещё можно добавить о встречах батюшки со старцем Николаем Гурьяновым. Однажды, много лет назад, отец Иоанн получил на острове Залит исцеление. У него тяжело болело сердце, так что чернели ногти. Врачи уклонялись от ответов на вопрос, возможно ли выздоровление. Говорили: «И молодые умирают, что тут поделаешь?» По пути на остров отцу Иоанну стало совсем плохо, так что он перестал понимать, где находится, решил почему-то: «В Иерусалим еду». Пожил неделю, сердце так сильно, как прежде, болеть перестало. Но окончательно он поправился спустя несколько лет при следующих обстоятельствах. Батюшка, облачённый в цветную ризу, служил в летнюю пору литургию. Там, на службе, его и избрала своей жертвой пчела. Из храма отец Иоанн вышел с раздутой щекой. И выздоровел. С отцом Николаем они были очень близки. Батюшка причащал старца, незадолго до смерти отца Николая, и тот надел на него свою скуфеечку. А ещё чётки взял из рук и, перебрав, вернул. Однажды мы с братом решили уйти в монастырь, а отец Иоанн благословил поступать в семинарию. Что делать? Отправились к старцу на Залит в надежде на его поддержку, но отец Николай только-то и сказал: «Благословляю слушаться отца Иоанна. Что вы ко мне едете, если у вас есть он?»
– Виктор, Виктор, – воскликнул отец Кирилл в конце нашего разговора, призывая одного из самых близких чад отца Иоанна, – теперь ты расскажи.
|
Я заметил, что два этих очень разных человека вместе с тем похожи. Добрые лица, совершенно лишённые страха. Виктор Емолкин не заставил себя упрашивать:
– Был у нас случай с одним из духовных чад батюшки – Олегом. Собрался он на Афон и пришёл к отцу Иоанну за благословением: «Батюшка, благословите, у меня уже билеты на руках, через три дня еду». «Нет, не благословляю», – слышит он в ответ. Конечно, Олег оторопел, ведь не на курорт собрался и деньги уже заплатил. Снова подошёл, но батюшка ни в какую не благословляет. И в третий раз Олег взялся объяснить свои обстоятельства, а отец Иоанн его спрашивает: «У тебя жена беременная? Третий должен родиться?» «Нет, четвёртый», – поправляет Олег. «Третий, говоришь, не слышу? – переспрашивает батюшка. – Ступай, не благословляю ехать». Упрямец, однако, решил настоять на своём. В аэропорту группа, с которой он должен был лететь в Грецию, благополучно прошла таможенный досмотр. Олегу же пришлось выслушивать извинения сотрудников турфирмы, ведавшей отправкой: «Простите, не можем понять, куда делся ваш загранпаспорт». Документ нашёлся буквально за несколько минут до конца регистрации, но едва Олег вздохнул с облегчением, как выяснилось – нет билета. То есть билет есть, но его забыли в офисе. «Ничего страшного, – попытались его успокоить, – полетите следующим рейсом». Но Олег уже понял, что батюшка не своей волей пытался его остановить, а Божией. А через несколько дней у него умирает третий, самый младший ребёнок. Жена, потрясённая случившимся, рожает на два месяца раньше срока. Окажись Олег в эти дни вдали от семьи... Не знаю, как бы он жил с этим дальше. Отец Иоанн, как мог, утешал страдальцев, стал крёстным отцом их малыша, сам же и крестил незадолго до Пасхи. Но когда пришла пора воскликнуть: «Христос воскресе!» – супруги стояли в храме, всё ещё убитые горем… Через день-два они приехали к батюшке к гости и получили в дар пасхальное яичко. Когда, уходя от него, сели в такси, яйцо начало благоухать и мироточило потом целые сутки... Воистину воскресе!
 P.S. В день памяти прп. Иоанна Милостивого отцу Иоанну Миронову исполнилось 82 года. |
Подготовил Владимир ГРИГОРЯН
Фото автора
 | назад |
| вперед |  |
