ДОБРОСЛОВ
ЧЕЙ ГОЛОС ПЕРЕВЕСИТ?
Первым, кто меня поздравил с избранием Патриарха, был один знакомый предприниматель, который пока лишь стоит на пороге воцерковления. В половине шестого утра он приехал ко мне трезвый, радостный, правда с чекушкой. Самые разные люди, даже неверующие, чего-то ждут сегодня от Церкви. Часто можно слышать: «Она теперь больше внимания будет уделять молодёжи». Я тоже на это надеюсь. Возможно, благодаря нашим усилиям молодые люди станут благожелательнее относиться к православию. К нравственным ценностям. Дай Бог. Только мало этого.
У одной моей прихожанки есть десятилетний сын, который благожелательно относится к православию, к нравственным ценностям. Недавно она решила отдать его в кружок, где делают модели – можно корабли, можно самолёты или автомобили, что больше нравится. С мальчиком побеседовали и… в приёме отказали. Слишком неусидчивый, не способен к труду. В общем, обычный современный мальчик. Двадцать, тридцать, сорок лет назад таких кружков было очень много, сейчас – считанные единицы. Одна из главных причин – телевидение, компьютер убивают в ребёнке инициативу, делают его потребителем зрелищ, информации. Необязательно это плохие зрелища. Можно с утра до ночи смотреть хорошие фильмы, православные передачи, а в результате мы получим хорошего, доброго потребителя, не способного ничего производить, создавать. Это вера без дел. Она мёртвая. И если мы изберём её целью миссионерства, а это самый лёгкий и выгодный путь, Церковь ждёт поражение.
Помню дискуссию в Институте развития образования. Говорились правильные вещи, а я смотрел в окно. Было видно, как на улице Интернациональной строится дом. Ветер, снегопад, а строители на самой верхотуре трудятся. Им очень тяжело, но что-то заставляет терпеть холод. Быть может, это последнее поколение, способное на такое усилие. Современное общество перестало воспроизводить подобных людей, а ведь не будет их – и ничего не будет.
Несколько дней назад меня вновь пригласили на обсуждение, на этот раз в поселковую администрацию. Глава её – Светлана Николаевна – собрала «круглый стол» по делам молодёжи и детей. Там были многодетные папы и мамы, педагоги, психолог. Я попытался заранее подготовиться. Хотелось сказать: ведь у нас сегодня дела хуже, чем в 42-м году в Сталинграде. Хуже, потому что тогда был приказ: ни шагу назад. И люди знали – отступать нельзя. И верующие, и неверующие стояли насмерть. Сейчас никто такого приказа не издаст. Прежде чем я всё это успел произнести, слово взяла женщина-психолог. Объясняет, что, если несмышлёныш бросает игрушку, не запрещайте ему этого. У него во время броска мышцы развиваются, глазомер, суставы. Благодаря этому он вырастет спортсменом. А запретите – спортсмена не получится. Одна из матерей, выслушав психолога, удовлетворённо откликнулась: «Я так и делаю». То, что вырастить хорошего, послушного сына важнее, чем спортсмена, ей в голову пока не приходит.
Да у нас ведь сейчас кругом так. Игровое образование. То есть делать нужно только то, что ребёнку в удовольствие, в охотку. Это считается очень прогрессивным – вырастить эгоиста, лентяя, который никогда не станет строить дом на ледяном ветру, чтобы прокормить семью, рыть окоп, исполняя приказ. Говорят, кстати, что из спортсменов во время войны редко выходили хорошие солдаты. Слишком самолюбивы.
И тогда я спросил там, на «круглом столе»: «А зачем мы живём? Зачем мы здесь, на земле? Если не ответим, быть большой беде».
Из моих одноклассников я последний, кто всё ещё жив. Может быть, дело в том, что наша семья была из раскулаченных. Мы заводили скотину вопреки всему, отвоёвывали огороды и сенокосы у тайги. Мне нравилось видеть, как тёмный лес отступает, – значит, будут картошка и молоко, будем жить. А сверстники мои были обычными советскими детьми. Их родители приехали по оргнабору. Огороды, скотина им были не нужны. Лето ребята проводили на речке, на пляже. Не могу сказать, что сильно им завидовал. Работа мне была в охоту. Учился я не хуже других, но однажды услышал: «Придётся тебя оставить на осень». Это было обидно и несправедливо. Всё лето потом я рвал траву, малину, крапиву – кормил школьных кроликов, а осенью пересдал контрольную и перешёл в следующий класс. И лишь много лет спустя понял, что произошло. Передохли бы эти кролики, не пойди учителя на уловку. Одна женщина мне сказала некоторое время назад:
– Но ведь в квартире корову не заведёшь. Как же тогда приучать ребёнка к труду?
Я не нашёлся, что ответить, моего опыта для городской жизни не хватает, только знаю, что без труда не будет молитвы. Но и без молитвы – труда. И как бы ни уважал я тех, кто там, наверху, что-то строит в дождь и мороз, знаю: если они не научатся молиться, то кормить им придётся ещё и внуков. Это касается не только тех, кто что-то делает руками. Учителям, скажем, приходится не легче, не каждый выдержит их нагрузку. Но без веры православной не уйдут ли все старания в песок? Мне девочка-прихожанка жалуется – над нею в школе издеваются, что она в юбке ходит. Другая плачет: три её одноклассницы развращают весь класс, а кто противится, тому отравляют жизнь. А что учителя? Делают вид, будто ничего не происходит. Так проще.
Недавно меня позвали в одну школу – класс освятить. В нём четверо малышей из нашего прихода учатся: Лиза, Даниил, Коля и Надежда. Месяц ждал, когда управление образования даст согласие. Наконец разрешили, но... чтобы всё втайне сделал, без детей. С трудом убедил снизойти. Всё прошло замечательно, освятили, чай попили, песни попели – «Твори добро ты сердцем радостным», «С чего начинается Родина?». Детям очень понравилось. Но в какой-то момент произошла заминка. Один мальчик разбаловался, другому кулак показал. Я строго говорю: «А ну бери стул, садись передо мной». Знаю: в таких случаях нельзя потакать. Мальчик испугался, не вышел, но больше никто не шалил. Учителя вздохнули: «Если бы мы так же себя вели...» Одна из них, правда, осталась недовольна. Тоже, наверное, думает, что не людей, а «спортсменов» нужно растить. И вот вопрос: чей голос перевесит – её или мой?
 | назад |
| вперед |  |
